Из тени вышла тьма

Шербан ерзал на стуле, нетерпеливо крутил в руках карандаш и переводил любопытный взгляд с меня на своего начальник.

Тот задумчиво смотрел в окно. После ночной метели пушистый снег ярко сверкал на солнце. Дорожки еще не чистили и не протоптали. Еще одна причина, почему я задержалась.

Молчание затягивалось.

В тишине было слышно лишь сопение Шербана, да как скрипит пол под его стулом.

Наконец, Падуану повернулся ко мне.

– Вон бумага, ручка, чернила. – Он кивнул на стопку бумаги рядом с собой на столе. – Пишите все, что вчера видели. Только факты, домыслов не надо.

Как пожелаете.

– Будет первичным заключением? – поинтересовалась я.

– Будет.

– А как же… – я хотела спросить правомочность таких моих записей, но он меня перебил:

– Остальное – не ваша забота.

Не моя, так не моя.

Написала все, как есть. И даже не выпачкалась в чернилах, не наставила клякс.

– Все? – спросила я и положила перед сыскарем записи.

– Все, – бросил он.

– Всего доброго, – кивнула я обоим. – Удачи в расследовании.

Шербан забавно раскрыл рот, округлили глаза и воскликнул:

– Но ведь…

Договорить ему не дал начальник.

– Всё-о-о, – протянул он.

Я с подозрением посмотрела на них, хмыкнула, пожав плечами, и развернулась к двери. Чудные.

Меня ждали люди и обыденные уже хлопоты, поэтому задерживаться не стала. Как бы любопытно мне ни было.

Вечером, привычно грея руки чашкой с чаем, вдыхая пряный аромат трав, я поняла – сыскарь от меня чего-то ждал. То ли определенной реакции, то ли заявления какого. Может быть просьбы. Он легко мог отправить цеду в столицу, выяснить, кто же я. И прийти к определенным выводам.

Вот только в той информации, что он мог получить обо мне, вряд ли было про мои припадки. Об этом знал только мой наставник, который поклялся, что никому не расскажет. И ему я поверила. Хотя был ещё один человек…

Жуткая насмешка судьбы настигла в тот момент, когда жизнь и без того сильно меня потрепала. Меня обвинили в том, чего я не делала, наказали, почти приглушив во мне Искру. Но самое страшное выяснилось, когда я вернулась в прозекторскую. Мне запретили применять медицинские инструменты к живым, на мертвых же запрета не было. Однако же при первом после суда вскрытии, хоть и в качестве помощницы, у меня случился припадок. Я упала на пол, начала биться в конвульсиях. Со стороны казалось, будто у меня эпилепсия. А вот внутри я ощущала жуткий страх, ужас, беспомощность. У меня случилась галлюцинация – привиделось, будто покойник вдруг ожил и напал на меня, пытаясь выцарапать глаза и сломать мне пальцы. «Ты не должна нас потрошить!» – рычал он. Галлюцинация оказалась слишком правдоподобной, чтобы я так легко могла избавиться от неё, отмахнуться, когда она все же прекратилась.

Мэтр, который погасил мне Искру и поставил запрет на работу, позже сказал, что это побочный эффект. Ментальный блок, из-за моей сильной природной защиты, исказился. И на выходе я получала запрет не только на работу с живыми людьми, но и с мертвыми. Исправлять уже никто ничего не стал. Было лишь сказано: «Года через три обратитесь к нам. Если ваше поведение сочтём достойным, то, посмотрим, что можно будет сделать. Возможно, к тому времени блок прогнется настолько, что исправить все можно будет безболезненно. А сейчас эта процедура для вас слишком опасна, для нас – слишком трудоёмка».

Я могла пожаловаться отцу, могла сама настоять и потребовать, чтобы все сделали как положено. Но увы… Отец вряд ли бы пошёл мне навстречу. А без его влияния ко мне никто бы не прислушался. Я же преступница, халатный человек, недостойный стать полноценным медиком и все такое прочее.

Мне хватило выдержки промолчать у Падуану, поэтому я и не пыталась вслушиваться в слова Шербана. Я сумела удержаться и ни о чем не попросить, лишь только в мыслях, от которых также надо было избавляться. Нечего отравлять мое спокойное существование!

Самокопание прекратил стук в окно. Не условный. Ну вот, а я хотела сегодня лечь пораньше. Бросила взгляд на сумку – вроде бы ничего не выкладывала и пошла открывать форточку. Днем-то ладно, а вот вечером все же было не по себе.

– Не пригласите на чай? – раздалось под окном.

Неприличный вопрос, обращенный к молодой, одинокой девушке, поздним вечером.

Собственно, поэтому Рэду и приходил ко мне, когда уже темнело – чтобы не заметил никто. Притом, что ничего неприличного в наших встречах на самом-то деле и не было. Вот и зачем давать лишний повод?

Однако Рэду я сама звала, а этот… Послать бы его… да хоть в Лысый яр! Но так ведь сама потом от сожаления изведу себя.

Падуану ступил на порог и принялся шумно отфыркиваться, будто пытался быстрее прогнать студеный воздух, все еще окружающий его. И попутно стряхивал с сапог снег. Пришлось протянуть ему веник. Дело пошло быстрее.

– Не поздновато ли для чая? – поинтересовалась я.

Напустила на себя жутко важный, чуть отстраненный вид. Как и положено приличным девушкам, которые все же пошли по порочному пути.

– Для чая никогда не поздно, – заверил сыскарь.

Он, наконец, привел себя в порядок, стянул куртку и шапку и пошел за мной в комнату, которая была у меня и гостиной, и кухней со столовой.

– Только чай или изволите поужинать?

Хотелось добавить лебезящих ноток, чтобы осознал – на самом-то деле любезничать не собираюсь, но поняла – точно будет лишним.

– Чем угостите, – ответил нежданный гость.

По традициям любого небольшого поселения гостя обязательно нужно накормить от души, чтобы из-за стола выбирался с трудом и отходил утиной походкой. Только вот гость у меня необычный. Не будет же он поздним вечером наваристый, с крупными кусками мяса, суп вкушать? С лепешками, натертыми чесноком. Хрустящую квашеную капусту, сдобренную ароматным маслом, кольцами лука и ломтиками соленых огурцов. А на десерт – не пирожные с воздушным кремом, а пухлые пирожки с яблочным повидлом.

Я подперла голову рукой и наблюдала, как Падуану ест. С аппетитом, выдающим отсутствие сегодня у него обеда. Сыскарь даже жмурился от удовольствия, разламывая очередной пирожок, отправляя его в рот и запивая большим глотком чая.

С супом, лепешками и капустой он расправился значительно быстрее. А теперь, вот, растягивал удовольствие.

Он поднял на меня глаза и показалось, будто смутился. Промокнул рот салфеткой и произнес:

– Спасибо, все очень вкусно. Вы замечательно готовите.

– Я готовила только суп, – не стала держать гостя в неведении. И поймала в его глазах толику разочарования. – Знаете, в деревнях лекарей принято награждать не деньгами за работу. Продуктами, например. Еще кофт-свитеров мне вот, навязали. Рукавиц.

– Но ведь Брышев не деревня.

– Поселок, – подтвердила я. – Но нравы… Сами понимаете.

– Это вы сейчас мне намекаете, что ждете оплату за услугу?