– Ты же не будешь устраивать прилюдных сцен? Я думал, ты уже достаточно повзрослела и получила сполна жизненных уроков.
Если он думал меня пристыдить, то просчитался – я действительно кое-чему научилась. Например, что если с тобой так настойчиво ищут встречи, то это может быть полезно. Не факт, конечно, что для меня. Но любопытно – уж точно. А уж что делать с результатами этой встречи – всегда можно будет придумать. Вряд ли в папеньке взыграли отцовские чувства, тут дело в чем-то другом.
– Итак? – я вопросительно подняла брови.
– Даже не поздороваешься с отцом? – хмыкнул тот.
– Здравствуйте, отец. Я внимательно вас слушаю.
Он поперхнулся. Господин армейский полковник не привык, что с ним так разговаривают.
– И тебе здравствуй, доченька, – буркнул он. – Да вот, хотел поделиться с тобой кое-какими новостями, только теперь не знаю, надо ли.
Фу какая детская уловка. Надо поуговаривать, доказать, что дочь все осознала и теперь будет послушной-послушной. Тогда может и стоит уделить ей своего драгоценного внимания. И капельку информации.
Однако я внутренне подобралась. Не выдав себя, произнесла равнодушно:
– Что ж так?
И подперла голову кулаком.
– Как была ягоза, так и осталась, – вздохнул отец.
Ожидал, что я расстроюсь, что расстроила его, но я лишь пожала плечами.
Он окинул меня уже более внимательным взглядом, потом быстро осмотрел зал, а после наклонился ко мне.
– Знаешь, твой Падуану на самом деле отличный следователь, один из лучших, я бы даже сказал.
– Он не мой, – невпопад отметила я. И добавила: – Я, собственно, и не сомневалась в его способностях, но спасибо, что подтвердил. Только как ты об этом узнал?
– Он смог отыскать косвенные доказательства того, что у тебя не было злого умысла в отношении Альена, – с официозом ответил отец.
И выразительно посмотрел на меня.
Я же могла только хлопать глазами. В голове сразу же зароились полчища вопросов, но ни один из них вслух не задала – голос попросту пропал. Оно и к лучшему. Зато я наконец-то поняла, что там невзначай бросил Падуану про Комиссию.
Отец так и не дождавшись от меня внятной реакции, сжалился и продолжил:
– Следствие тогда не провели должным образом. Посчитали, что и так все ясно – есть подозреваемая, пойманная с поличным. Мотив, возможность реализовать – тоже все на месте. С нюансами никто разбираться не стал. И вот Падуану спустя столько времени заинтересовался твоим делом. Получил доступ, поднял все материалы, опросил оперативно всех, даже тех, кого изначально не посчитали нужным опрашивать. И нашел-таки медсестру, которая видела нечто подозрительное.
Он замолчал.
Я сжала зубы. Да что там следователь, который вел мое дело, когда собственный отец также не стал ни с чем разбираться. Что ему подсунули, в то он и поверил.
Отец демонстративно медленно отпил кофе из маминой чашки и все же вернулся к рассказу, так и не получив от меня уточняющих вопросов.
– Она видела, как некто подходил к твоему столу с медикаментами и инструментами. Этот человек ей показался подозрительным, но в тот момент она значения не придала. А когда все случилось…
И вот тут я все же перебила:
– Это был?..
– Она не знает, кто это был, – ответил отец. – Якобы видела со спины.
– Как это? Ну хотя бы описать его может.
– Не может. Или делает вид, что не может. Вроде бы она и обратилась сначала к одному из врачей сразу же после происшествия, но в той суматохе ее никто слушать не стал. А следователь не посчитал нужным прислушиваться к словам медсестры, которая что-то где-то видела. Зачем тому невнятные догадки, когда и так все очевидно? А вот Падуану заинтересовался. Не знаю почему, но он не дал этому ход, а пока лишь просто собрал информацию. Впрочем, не думаю, что даже его полномочий хватит, чтобы такие показания смогли повлиять на приговор. Или он просто ждет чего-то.
Последнее прозвучало как вопрос. Я пожала плечами. Возможно, Падуану собирает всю подноготную на эту семейку и воспользуется ею, когда придет подходящее время. Когда все будет настолько веским, что не придерешься, иначе к детям столь высокопоставленного человека не подступиться.
Отец мое затянувшееся молчание интерпретировал по-своему.
– Судя по твоей реакции, Падуану не стал посвящать тебя в свои находки.
– Не стал, – согласилась я.
– Ему зачем-то необходимо, чтобы ты была в поле его зрения. И для этого совсем необязательно держать тебя в курсе всех дел.
– Вполне вероятно, – вновь не препиралась я.
Отец удовлетворенно кивнул, а после снисходительно на меня посмотрел. Я решила чуть подыграть ему.
– Как же ты все это разузнал?
– У меня свои источники. И им я доверяю.
Ну да. В отличие от родной дочери.
Следующий вопрос не хотелось произносить, но он просто жег язык.
– Настолько доверяешь, что согласен с тем, что меня подставили?
Лучше пожалею, что спросила, чем буду корить себя, так и не узнав ответа.
Отец задумался.
– Да, это выглядит правдоподобно. Кто-то подменил препараты, рисковал, конечно, но, видимо, это того стоило в его понимании. Думаю, твой язык все же принес тебе парочку врагов в вашей среде, наверняка. – Я скрипнула зубами. – Но все это снимает с тебя только умышленное причинение вреда. А вот халатность никуда не делась.
Вот же непрошибаемый! Признать, что был неправ, извиниться перед дочерью? Нет, слишком жирно для нее будет. Все равно найти в чем обвинить – всегда пожалуйста.
Ни тогда, ни сейчас я не просила, чтобы он походатайствовал за меня перед Комиссией. Хотя у него и были ресурсы, авторитет. Мне всего лишь было нужно, чтобы отец понял, что его дочь – не взбалмошное чудовище. Понял и больше не ставил мне это в вину. Но нет, признавать своих ошибок он не собирался.
– Что ж, – произнесла я, хлопнув по столу. Чашки звякнули. – Премного благодарна, что поделился со мной информацией. Приму к сведению. На этом позволь откланяться.
Я поднялась и поторопилась к выходу. Суровый оклик: «Мирелла! Мы не договорили!», меня не остановил.
Напротив выхода стоял экипаж, из окна которого выглядывала маменька.