Шоколадное дельце

– Очень красиво. Где Вы учились этому?

– Меня обучали вместе с Её Высочеством. Я сирота, и всегда была при ней, – ответила девушка и вышла из-за инструмента.

– Значит, Ваши родители служили королеве и погибли в тот день вместе с ней, – сокрушённо отметил страж.

– Да, тогда удалось спастись лишь моей старшей сестре, которая сейчас живёт в Шотландии. Она накануне трагедии была туда отправлена, чтобы служить одной из дочерей короля…

– Вы, надо полагать, редко видитесь?

– Очень редко. С тех пор, как миледи перестала каждое лето ездить к братьям…

– А у меня нет братьев, – грустно констатировал Питер. – И сестёр нет. Все умерли в детстве… Я один остался.

– Это плохо…

– Да, грустно, – кивнул золотистой шевелюрой юноша. – Но я стараюсь не думать о грустном.

– Вы большой молодец, сэр Питер.

– Мария… – вмиг изменившимся тоном произнёс страж, и девушка от его голоса вздрогнула. – Я, может быть, скажу большую глупость, но мне нужно знать Ваше мнение….

– Я Вас слушаю, сэр…

– Может ли человек, совсем не зная другого человека, стать для него необходимым, как воздух? Стать смыслом его жизни?

Карие глаза юноши, обращённые на лицо девицы, ожидали ответа. Мери покачала головой:

– Я не знаю, сэр Питер…

– И я не знаю, как это возможно… – Гаабс вздохнул. – Но иногда такое случается. И единственным способом спасти того, кто задыхается без воздуха, я вижу брак…

Девушка встрепенулась, не ожидая такого поворота событий.

– Я понимаю, что Вы совсем меня не знаете, мисс Бенсон… Лишь видели несколько раз… – на миг прикрыл ресницы рыцарь. – И понимаю, что просить Вас стать моей женой – это значит нелепо смотреться в Ваших глазах. Но я готов просить Вашей руки у Вас и Вашей госпожи. Только… не смею и надеяться на скорый ответ, поскольку знаю о Вашем добром нраве и понимаю, что такой ангельски чистой девушке, как Вы, необходимо время, чтобы понять, желает ли она стать женой простого смертного…

– Что Вы такое говорите, сэр Питер?.. – широко распахнула глазки от изумления юная камеристка принцессы.

– Я прошу Вас позволить мне хоть изредка навещать Вас, Мария… Чтобы со временем Вы смогли уже дать мне ответ: желанен ли я или моё общество Вам противно.

Мери в замешательстве опустилась на стул. Питер порывисто приложил руку к сердцу:

– Простите, если я обидел Вас…

– Что Вы, сэр, о какой обиде может идти речь? – подняв на юношу синие, словно озёра, глаза, ответила камеристка. – Простая девица может только мечтать о подобном предложении из уст истинного рыцаря. К тому же фаворита принцессы… Обычно, как Вы понимаете, прислуге предлагают совсем иное…

– Вы ангел, Мария. И я готов убить любого, кто осмелится осквернить Вас хотя бы прикосновением, – поведя головой, ответил страж, и девушка поняла, что в словах его нет и доли фальши.

– Я безмерно благодарна Вам, сэр Питер, – поднимаясь на ноги и делая книксен, ответила камеристка, – и за Вашу заботу обо мне, и за Ваше отношение. Но Вы правы – я не могу ничего ответить прямо сейчас. Я действительно не знаю Вас. И не хочу становиться обузой для Вас в дальнейшем, пользуясь сегодняшними Вашими чувствами, в случае, если Ваше мнение позже переменится…

– Моё решение вряд ли когда-то изменится, Мария… – не отрывая взгляда от лица любимой, прошептал Гаабс. – Вы нужны мне, как воздух. И я буду безмерно счастлив, если Вы позволите мне хоть изредка видеть Вас лично, а не только мельком при моих встречах с наследной принцессой Англии.

– Хорошо, сэр Питер, – прикрыла реснички Синеглазка. – Я всё понимаю. Поймите и Вы меня – мне сложно верить в то, что происходит, сложно осознать, что это наяву. Мне нужно время, чтобы понять себя, узнать Вас. Так же и Вам нужно время, чтобы Ваши желания остыли, и тогда Вы уже с трезвым умом выберете себе невесту при дворе, не тревожа покоя маленькой бесправной камеристки.

– Я не буду тревожить Вас, Мария… Позвольте откланяться, признавшись, что Её Высочество оставила нас наедине именно потому, что ей хорошо известны желания моего сердца.

Питер сделал галантный поклон и вышел прочь, оставив бедную девушку в замешательстве. Два рыцаря Красного ордена – такие разные и такие удивительные – стали сегодня незваными гостями её маленького мирка. Каждый прикоснулся к сущности Синеглазки: один – настойчиво и страстно, другой – нежно и душевно. Оба взволновали девичье сердце и оба оставили неизгладимый след в памяти.

Что с этим делать, Мери пока не знала. Но понимала одно – ей нужно свыкнуться с мыслью, что она стала предметом обожания сразу двух Красных стражей.

– Ты помнишь про бал в воскресенье? – поинтересовался отец у дочери, приподняв тёмные с проседью брови.

– Да, папа… – ответила Ирена, слегка насупившись. – Я помню…

– Сейчас у нас очень сложные отношения с Францией. И этот бал – необходимость. Я должен собрать всех пэров, способных иметь армию. И в связи с этим у меня будет к тебе просьба.

– Я слушаю, – покорно склонила голову принцесса.

– Мне хотелось бы пригласить на бал и барона Эшера, поскольку его отряд уже неоднократно проявил себя… И пора другим аристократам, имеющим наёмников, познакомиться с ним.

– Слухи о Красном Джоне расползлись по всей стране…

– Слухи – это одно. И совсем другое дело – реальное знакомство. Я не хочу, чтобы в случае объявления войны у наших йоменов возникали вопросы, кто эти люди, почему они одеты не по-гвардейски и отчего у них такое странное вооружение.

Ирена улыбнулась, понимая, что луки, которыми пользуются стражи, хоть уже практически вышли из военного обихода с приходом огнестрельного оружия, но по сей день внушают страх многим.

– Я поняла, пап…

Король поднялся с кресла и прошёл до письменного стола. Взяв с него листок, он вернулся к дочери со словами:

– Но поскольку барон Эшер никак не желает обзавестись особняком и покинуть свой лес, то и передать ему приглашение на бал с лакеем я не могу.

Ричард IV остановился перед принцессой, и девушка поняла, что его густые усы, которые с минуты на минуту ожидали цирюльника, скрывают добрую улыбку.

– Отлично, я как раз сегодня собиралась поехать в Эшер! Передам приглашение сэру Джонатану лично.

Ирена взяла бумагу и засунула её за манжет камзола. В дверь постучали. Форс доложил о приходе парикмахера. Поцеловав отца в небритую щёку, принцесса покинула его покои.

Решивший напиться в стельку Бобби снова оказался в проигрыше. Уже третья бутылка вина стояла перед ним на столе опорожнённая, а в голове даже не шумело. И Таккер, раздосадованный собственной стойкостью, стрелял глазами по трактиру, ища, к чему бы прицепиться. Он был готов драться хоть с дюжиной прихвостней Маркизы Прилондонских краёв (несмотря на то, что их осталось одиннадцать человек), хоть с шайкой бандитов Принца. Алый плащ с эмблемой Тюдоров, предусмотрительно убранный, лежал в сумке на седле, чтобы не привлекать внимание к ордену своего обладателя. Бобби знал, что за драку в форменной одежде Красный Джон его по головке не погладит.

Но единственным обстоятельством, на котором останавливался глаз, оказалась мелкая потасовка в противоположном от Таккера углу. Бобби прищурился, сжав кулаки, готовый вступиться за того, кто был в меньшинстве, – просто из чувства солидарности. Уже поднимаясь с лавки, Красный страж узнал в отбивающемся подручными предметами мужчине Джима Токкинса. Впрочем, это обстоятельство ничуть не смутило намерений неудачливого влюблённого. В конце концов, разбойника оправдала сама наследная принцесса, а её действия не обсуждаются.

Видя, что трое пьяных детин откровенно теснят к углу низкорослого испанца, Бобби поспешил к нему на помощь, обнажив шпагу. Джим, не пытаясь в потасовке разглядывать лицо подоспевшего на выручку, не признал в нём одного из рыцарей Красного ордена, поэтому принял помощь незнакомца с благодарностью.

Вдвоём они быстро расправились с пьяными вымогателями. Как выяснилось, троим мужланам не понравилась испанская физиономия Преподобного и они потребовали с него некую мзду за право остаться в кабачке, что бывшему атаману, разумеется, не пришлось по душе.

Впрочем, не оправдывая Токкинса, нужно заметить, что он в этот день искал неприятностей не меньше разгневанного Таккера. И причины у него на то были, а имя им – гордыня любимой леди, не желающей его замечать.

Уже через пару минут потерпевшие поражение крестьяне тихо сидели в углу и допивали дешёвое горькое пиво, а Боб и Джим откупорили очередную бутылочку красного вина – за личное знакомство.