Вдребезги
Римъ Эдельштейн
Каждый день где-то совершаются преступления… И каждый раз ты не осознаёшь, как тебе повезло, пока в один из обыкновенных и нудных понедельников ты сама не становишься жертвой.
Как выжить, когда против тебя нечто ужасное, обезумевшее, что лишь снаружи человек?
Как понять, кто это и чего он хочет от тебя?
Римъ Эдельштейн
Вдребезги
СЕЙЧАС
1.
Понедельник – самый сонный день во всей рабочей неделе. Едва ли с этим кто-то станет спорить… А уж если тебе за сорок, и ты секретарша у женского психолога, коуча, бизнес-тренерши и хрен знает ещё кого, то считай, что твоя жизнь невероятно скучная. А если ещё твоя начальница мнит себя великим дизайнером-минималистом, то в ослепительной комнате с белыми стенами, белыми креслами, белым журнальным столиком с белым стационарным телефоном и белым селектором время тянется ещё медленнее. И ничего другого не останется, кроме как присматривать себе в интернете какую-нибудь сумочку… Или машину.
«Но только не белую», – подумала секретарша, водя пальцем с когтистым маникюром по сенсорной мыши ноутбука, прокручивая страницу местечкового паблика, в котором очередная несчастная женщина рассказывала свою слезливую историю о том, как она вышла замуж за наркомана, бьющего ночью посуду, а утром убирающего осколки за собой…
«Может, он бьёт её по той причине, что она вся белая?» – подумала Евгения Александровна невесело. Шутка, назревавшая в её мозгу, всё же не назрела. В принципе, смешного в этой истории не было ничего. У неё самой мужика не было уже тысячу лет (даже вонючего тощего наркомана), но на маникюр она всё равно записывалась, ходила к мастеру по бровям и одной знакомой парикмахерше, которая представляла собой местного Серёжу Зверева, но с чуть пообвисшей грудью неполного третьего размера.
Благо, все эти девочки располагались на одном этаже. Ну вот эти знаменитые серые постройки, чем-то напоминающие собой ПТУ, почти каждый этаж которых был напихан кабинетами таких вот бизнес-леди. Кого тут только не было!.. И юристки, и экономистки, и менеджерши по продажам… Кто пилил ногти, кто стриг волосы, а кто-то вот так разводил болтовню с женами местных провинциальных олигархов, обесценивающих своих драгоценных жён… В общем, бизнес процветал.
Кому-то повезло. Например, мужик её начальницы держал парочку клубов, поэтому кабинет у них был угловым, да ещё и с приёмной для секретарши. У других такого не было – они ютились в маленьких сереньких кабинетиках и чуть ли не ходили друг у друга по голове.
Евгения Александровна вздохнула, прислушиваясь к мерному гулу машин за окном. У них обычно было полтора клиента, а в понедельник – особенно. А уж что говорить про октябрьский понедельник. Бархатный сезон для отпуска, а не для похода к мозгоправу. Вряд ли хоть какая-нибудь женщина вместо загорелого турка на курорте выберет психолога в этом белом кабинете, от цвета которого быстро начинает свербить в глазах.
Сзади приоткрылась дверь, и в проёме появилось начальство – статная женщина лет тридцати в кремовой блузке и обтягивающей белой юбке, подчеркивающей её шикарные бёдра.
– Женечка, у Вас зарядки нет? – спросила она, глядя тяжёлыми карими глазами на свою подчинённую. – А то сегодня утром не успела зарядить.
– Нет, – ответила Евгения Александровна, поспешно прикрывая ноутбук.
– Тьфу ты, чёрт. Разрядился в ноль, – сказала начальница вслух и вернулась в кабинет. Конечно же, речь шла о широком телефоне, чем-то напоминающим планшет, по которому она частенько сюсюкалась со своим зайчиком, который скорее был зайчищем.
Евгения Александровна только раз видела её зайчика – здоровенного мужика с чёрной
бородой, одетого в чёрный строгий костюм и бежевое махровое пальто до колен. Тогда он не проронил ни слова, глядя такими же тяжёлыми карими глазами на секретаршу. Как его звали? Зелимхан? Зиннур? Зинаид? Ну что-то такое, определённо…
Евгения Александровна снова открыла ноутбук и посмотрела на часы в нижнем углу экрана. Девять ноль четыре. Раннее понедельничье утрецо. Скучное до ужаса.
Однако клиенты сегодня должны были прийти. Чета Садовских. Дело у них шло к разводу, и, судя по всему, они решили оставить львиную долю у её начальницы. Садовская чем-то напоминала её – тоже статная и в обтягивающей юбке с тяжёлым взглядом свинцовых глаз, только рыжая-рыжая. А вот её муженёк разительно отличался – жирный, низкорослый, с огромной проплешиной на розовой голове. Голубые глазки хитро выглядывали из-под тяжёлых век, он пыхтел и мялся, крутя в руках дорогущие часы. Золотые запонки сверкали на его голубой рубашке необъятных размеров.
Его, казалось, занимали какие-то иные размышления.
– Вы должны понимать, что жена – не ваша собственность, Константин Андреевич, – говорила начальница Евгении Александровны этому пыхтящему борову. Хоть дело было и за закрытой дверью, слышимость была отличная – дверь была тонюсенькая, на первый взгляд чуть ли не из пластика. – Вы не можете распоряжаться её временем и не должны вторгаться в её личное пространство.
– Ему совершенно всё равно, что я чувствую! – ревела Садовская, как будто пыталась устроиться на службу в театр Станиславского. – Он меня не слышит!
– Вам нельзя обесценивать проблемы своей жены, – продолжала отчитывать бизнесмена психологиня. – Вы властный и сильный человек…
И так далее, и так далее, и так далее. Евгении Александровне было всё равно, кто там разведётся, а кто нет. Главное, что оплата у них была почасовая, поэтому её начальница развозила каждый раз беседу на пару часов. И так будет каждый раз. И сегодня должно.
Из размышлений о Садовских Евгению Александровну вырвал звук – кто-то постучался в дверь её приёмной. Тихонько так поскрёбся костяшками пальцев.
– Да-да, – машинально ответила она, снова скосившись на часы.
«Для Садовских ещё рано».
Дверь медленно открылась, и в приёмной появился парень, сильно напоминавший собой тень – высокий, в тёмно-синей джинсовой куртке и протёртых штанах. Его бледнющее лицо было украшено черными синяками под глазами, впавшими внутрь черепа. Острые скулы, приоткрытый рот. Он выглядел как самый настоящий наркоман.
«Может, это муж той женщины из истории?» – промелькнула довольно-таки бредовая мысль у Евгении Александровны. Таких совпадений точно не бывает.
– Здрасьте, – сказал парень дрожащим голосом. Он явно был чем-то озабочен. – Здесь принимает психолог Светлана Королёва?
– На двери же написано, – ответила Евгения Александровна. Странное беспокойство охватило её. – Но, мне кажется, Вам надо к другому доктору…
– Нет-нет, – торопливо сказал парень и тяжело сглотнул. В уме он как будто что-то прикидывал, глаза его бегали из стороны в сторону, белые пальцы ходили ходуном, то сжимаясь в кулаки, то разжимаясь. – Мне именно сюда.
– У Вас записано? – глупо спросила Евгения Александровна, прекрасно зная, что этот чёртов наркоман ни к кому не записан. Беспокойство стало нарастать, она машинально отклонилась назад в кресле, дистанцируясь от этого типа. Рука потянулась к селектору.
– Я сейчас скажу Светлане Алексеевне, что Вы пришли… Как Вас представить?
– Никак, – коротко отозвался парень и твёрдо дважды шагнул вперёд. – Я сам представлюсь.
– Так у нас не принято, – заёрзала на кресле Евгения Александровна и почти ткнула в селектор своим наманикюренным пальцем, как этот наркоман стремительно рванулся вперёд и схватил её руку своей правой пятернёй. Истощённый шакал обернулся гепардом.
– Тише, тётенька, тише, – прошипел этот псих и резко схватил её за лицо левой рукой – она почувствовала, как его скользкая потная ладонь зажала ей рот. Она истошно замычала и попыталась вскочить с кресла, но этот обмудок проворно перепрыгнул через стол и навалился прямо на неё. Она почувствовала, какой он горячий, как выпирают его рёбра, как воняет от него потом и чем-то более худшим, чем пот. Глаза его лихорадочно блестели.
– Тише, тётенька, тише, – повторил этот наркоман и отпустил её руку. Казалось, это было хорошим знаком, но нет: меньше, чем через секунду, он вытащил из-за спины кухонный нож с широким лезвием и белой пластиковой рукояткой. Кто бы сомневался.
В следующее мгновение Евгения Александровна завопила изо всех сил, но из неё вырвался только лишь стон – рука этого психа держала её рот подобно замку. Она попыталась оттолкнуть его обеими руками, но в этот же момент наркоман воткнул в неё нож. Не вонзил, не вогнал, не всадил, а именно воткнул, как гвоздь в доску. Попал он ей куда-то под грудь; секретарша почувствовала, как нож прорывается внутрь её серого пиджака, блузки, бюстгальтера, разрезает кожу, плоть и добирается до рёбер. Произошло это всё в одну секунду.
Она стала подпрыгивать на кресле, обезумев от боли и испуга, краем глаза видя красное пятно, разрастающееся у неё на груди. Затем последовал второй удар – куда быстрее, в этот раз уже прямо в её чуть обвисший живот. Боль заполонила всё вокруг, кровавым потоком сметя всё, что было в этой комнате. Она машинально продолжала отбиваться от психованного ублюдка, который снова выдернул нож из неё – его широкое лезвие было замазано полностью, силы у этого дрища хватало, чтобы втыкать свой нож чуть ли не до рукоятки. Адреналин и безумие придали ему жестокости и упертости.
Он смотрел ей в лицо – в его глазах читалась уверенность и удовлетворение. А ещё там читалось «сдохни, старая свинья». Столько ненависти во взгляде Евгения Александровна ещё не видела. Она понимала, что ещё сопротивляется и сопротивляется, конвульсивно стуча ногами по полу. Она видела, что кровища хлещет во все стороны. Она понимала, что этот наркоман её зарезал. И кровь льётся на пол, как из опрокинутой коробки – сок.
Третий удар будто достал до её позвоночника, она зафыркала и стала захлёбываться кровью и слюной – брызги полетели у неё изо рта. Этот ублюдок всё ещё зажимал ей рот.
– Тише, тётенька, – повторил он в третий раз и стащил её с кресла на пол. Она грохнулась со стуком мешка с глиной, продолжая долбиться в конвульсиях. Фырканье сменилось протяжными хрипами. Однако почти всё было кончено: она уже уставилась незрячими глазами куда-то в потолок.
И дверь резко распахнулась. Из кабинета выглянула Светлана Алексеевна.
– Женечка, что тут у тебя…
Слова застряли у неё комком в горле. Большим таким колючим комком.
– Тьфу ты, весь перемазался, – сообщил псих ей с удовлетворением. Его руки были по локоть в крови буквальном смысле, как и почерневшая джинсовая куртка, как и штаны, как и старые пошарпанные кроссовки. – Это только в фильмах так бывает. Раз – и всё. А вот в жизни…