Игры с волками

– Егор, прекрати! Ну, что ты делаешь?!

– Ты разве не хотела в душ? – Ехидно осведомился он, наконец ставя меня прямо под лейку. – Потеплее или похолоднее? А может, контрастный?

Я насупилась и гневно стукнула кулачком ему прямо в грудь, не особо рассчитывая силу – Егор сначала замер от неожиданности, а потом, насмешливо прищурившись, склонился ко мне и, замерев в одном сантиметре от поцелуя, прошептал:

– Значит… контрастный!

Ледяные капли градом обрушились мне на голову и плечи – я отчаянно взвизгнула, силясь выскочить из-под холодной воды, но попробуй подвинь эту громадину Зловского. Впрочем, вместо того, чтобы помучить меня еще, он выключил воду и прижал к себе, позволив в полной мере ощутить жар собственного тела.

Вот уж правда, горячий парень! Желание сопротивляться и вредничать действительно было напрочь смыто ледяной водой и я, вместо того чтобы злиться, внезапно для самой себя рассмеялась, обвив руками шею Егора. Заглянула прямо в яркие серые глаза, пытаясь прочесть его мысли.

– И что же, мне теперь даже в душ без твоего разрешения нельзя?

– Ну, почему же. – Фыркнул он, деловито убирая влажные локоны от моего лица. – Можно. Но только если будешь в целом хорошо себя вести.

– Ах, так!

Мое возмущение и колкости, готовые сорваться с губ, смел страстный поцелуй – Егор склонился ко мне ближе, заставив вжаться в прохладное стекло душевой перегородки. Мурашки скользнули по обнаженной коже, на раз покрыв ее от плеч и до самых пят.

Почувствовав, как я сжалась от этого холодного касания, Егор подхватил меня, заставив закинуть ноги на свою поясницу. Его ладони обжигали, скользя по моим бедрам, талии, в то время как губы сметали всякое мое смущение, целуя жарко, страстно. В моем сознании вспыхивали и сменялись один другим образы, ощущения и предвкушение грядущих удовольствий – я была полна желания настолько, что задыхалась от эмоций. Моих ли, его?

Егор сжал мои бедра, слегка приподняв и направив на себя – вошел спешно, наполнив собой до самого предела, и замер на мгновение вместе со мной, отдаваясь этому всепоглощающему чувству. Он направлял меня – и мы двигались спешно, часто. Выдыхая и вновь вдыхая наслаждение, которое дарили друг другу соприкосновением тел.

В какой-то момент я закрыла глаза и откинулась назад, полностью отдавшись во власть его сильных рук, удерживавших меня на месте, направлявших меня к нему на встречу снова и снова. Ванная комната полнилась эхом наших глубоких исступленных вдохов и единственное, о чем я могла думать в тот момент, так это о том, чтобы не потерять сознание, достигнув пика этих ощущений.

Я кончила громко, даже не пытаясь сдержать эмоций. Сладкая судорога свела тело, заставив меня сжаться, а Егора в тот же миг зарычать от возбуждения и излиться в меня.

Тяжело дыша, он прильнул к моим губам и следом прошептал, едва найдя дыхание на слова:

– Я люблю тебя, моя Луна.

И я застыла. Одна часть меня отчаянно желала сказать о любви в ответ, а другая замерла, будто перед прыжком в бездну – перед глазами встал яркий образ того мужчины из минувшего сна, заставив меня почувствовать себя изменщицей.

Но ведь то был всего лишь сон, в отличии от моих чувств к Егору, которые точно были реальны…

Глава 17

Мне столько было нужно ему рассказать, а я не знала с чего начать. Просто сидела на краешке кухонного островка и не отрываясь наблюдала за тем, как Егор в шоколадном фартуке, надетом прямо на голое тело, готовит нам завтрак.

– Фриттата и это не обсуждается! – Провозгласил он, укутав меня в полотенце, после совместно принятого горячего… очень горячего душа. – У тебя же нет аллергии на лактозу или какой-нибудь непереносимости яичных желтков?

– Э… нет, вроде.

– Ну, я же говорю – не обсуждается! – Весело подтвердил Зловский и, чмокнув меня в макушку, шлепнул по попе, подтолкнув вперед себя.

Смотреть, как увлеченно он готовит мне итальянский вариант омлета, было бы куда приятнее, если бы не тяжелые мысли. Мне хотелось избавиться от них, скинуть груз с плеч – рассказать все и сразу; про свои жуткие сны и в особенности тот, последний, который отчего-то заставлял меня чувствовать себя не меньше чем коварной изменщицей! О том, что некто Илья Охотников, который давно точит зуб на него, теперь еще и имеет доступ к системе безопасности его дома… но просто открыть рот, чтобы произнести наконец все это вслух казалось мне чем-то чудовищным. Ведь что Зловский подумает обо мне, что он сделает, когда все узнает? Выйдет из себя? Обратится в зверя и кинется? Нет… какие бы ужасы не рисовала разыгравшаяся фантазия, я знала, что он вероятно простит мне и большее – от того чтобы просто сказать вслух о том, что терзало душу меня удерживал стыд и смущение. Я будто стояла на границе, где с одной стороны сиял лучезарный образ прекрасной и желанной Алены Шапкиной, его «Луны», но стоит мне перейти невидимую грань и мой образ померкнет. Мне нужно, просто необходимо было ему признаться… но сейчас, когда он так тепло мне улыбался и бросал взгляды от которых в груди разливалось мягкое тепло, когда яркое утреннее солнце заливало его светлую кухню, которая наполнялась будоражащим аппетит ароматом. Вот так, взять и все испортит… собой?

Нарезав сочную зелень и ароматные перья лука, Егор отложил нож и оперся о столешницу, сосредоточенно и серьезно посмотрев мне прямо в глаза.

– Давай, спрашивай. Я же вижу, что ты места себе не находишь. – Он протянул руку ко мне и нежно провел подушечками пальцев по моей залившейся румянцем щеке. – Я уже говорил и снова скажу – между нами больше нет и не может быть секретов.

От этих его слов я вздрогнула, но попыталась скрыть свое смятение застенчивой улыбкой. Как же хорошо, что он не читает мои мысли. Но что, если и в этом я ошибаюсь?

Егор смотрел на меня с прежней нежностью и терпеливо ожидал вопроса, а я было решилась – вот сейчас, прямо сейчас все ему рассказать, и будь что будет, но:

– Я должна тебе рассказать… я все хотела спросить у тебя, как вы уживаетесь с остальным миром? В смысле… много ли таких, как ты? Многие ли знают про таких, как ты?

Егор довольно улыбнулся и, подхватив со стола доску с зеленью, продолжил готовку.

– Твоя формулировка весьма точна – мы именно что «уживаемся». Тяжело, болезненно, иногда безуспешно. Нас достаточно много и не бойся пользоваться расхожими выражениями, говоря о нас – оборотнях, вервольфах, волкодлаках… хм… ликантропах. Мы сами, как ты уже поняла, ведем свою родословную со времен додинастического Древнего Египта, по крайней мере, так людские ученые датируют это время сейчас. А раньше… раньше было не так важно, сколько времени прошло от и до. Оно измерялось правлениями Богов, затем праотцов, а позже людских правителей, когда наши кланы потеряли силу единства и разбились на десятки отдельных стай. Это ослабило мой род и продолжало ослаблять на протяжении всей истории. В средние века, во времена инквизиции, мы научились скрывать свою суть. Сначала ради выживания, а затем, оценив все преимущества жизни хм… в гармонии с людьми, и для собственного комфорта. Не все так гладко, конечно. – Невесло хохотнул Егор, одним движением складывая фриттату вдвое на сковородке. – Кто-то считает, что наше время ушло и мы вымирающий вид на этой планете, густо населенной людьми. Кто-то думает, что мы просто затаились в ожидании прихода нового лидера и пока… растим свои будущие пашни, для кровавой жатвы. Ох, нет-нет, не бойся. – Виновато опомнился Зловский, увидев, должно быть, как кровь отлила от моего лица от этих его слов, сказанных, как бы между делом. – Фанатиков везде и всегда хватало, разве нет? Вспомни ту же инквизицию – наши поселения жгли огнем, женщин истребляли, потому что им намного сложнее было скрывать свою суть, чем мужчинам. А сейчас мы, можно сказать, процветаем даже не вопреки, а благодаря нашему соседству. Среди восемнадцати выживших кланов только два все еще не отказались от этих пережитков прошлого – кровавых жертв и прочего. Они периодически вносят смуту и не безуспешно, но, знаешь, возвращение к кровавым традициям прошлого – это вовсе не то, чего хочет мое поколение, да и многие предшествовавшие моему. Волки прекрасно обходятся и обычной пищей, если ты понимаешь, о чем я.

Я искренне старалась быть невозмутимой, ну у самой холодок скользил по спине от осознания того, что все им сказанное – это не сюжет фантастического романа, а жизнь. Вот эта самая, так что кипела вокруг меня с самого рождения. Так ведь что же получается, Боги действительно существуют? Оборотни? А может и Дед Мороз на самом деле не выдумка?!

– В древности, когда природа зверя обожествлялась, Анубис, а затем и его сыновья, судили людей за их поступки – особое свойство, чувствовать ложь, гниль в сердцах людей, позволяло раскрывать преступников. А затем и карать их, именем Богов. Но затем боги оставили этот мир и мы, потомки тех сыновей, можно сказать, растеряли благодать. История вервольфов не о божественной сути, как считают фанатики, а о борьбе с собой, со своим темным близнецом. Зверь – это не зло, это разрушительная сила, которая не знает зла и добра, и задача каждого из нас приручить эту силу и сдержать, чему мы научились, пусть и не сразу. Во многом тому способствовал отказ от образа жизни, скажем так, бывшего свойственным нам на протяжении целого ряда веков. Ну, а что до тех, кто знает о нашем существовании, то их немало. Как ты могла видеть на примере Мары, образ зверя-человека обожествляется. Не сказать, что совершенно незаслуженно, просто на самом деле не так много «божественного» осталось в нас от славных предков. Посмотреть на то, как некоторые ведут себя, так и вовсе почти ничего. Но и тут у нас все, как у людей, разве нет?

Я была сметена последними событиями, а подобные рассуждения о божественном, древних временах и нечеловеческом происхождении мужчины, готовившего мне завтрак, стоя у плиты в одном лишь фартуке, не позволяли так просто уложить все услышанное в голове.

– Так что же… ты не человек?

Егор рассмеялся и, выложив мой яркий, ароматный завтрак на большую белую тарелку, пододвинул ее ко мне со словами:

– Конечно человек. Просто я немного больше, чем человек… а иногда злее и зубастее. – Добавил он с озорной улыбкой. – Только наш праотец Анубис не был рожден человеком и в его сыновьях было определенно меньше человеческого, чем в потомках, ведь Инпут была одарена Исидой и, как и ее муж носила звериное обличие, но вот потомки находили себе истинных среди людей, и их дети, и дети их детей. Так что, скажем так, – Егор наклонился вперед, коснувшись серебряного кулона на моей шее, отчего тот мгновенно стал теплым, почти горячим. – Божественного во мне не больше чем серебра в этом амулете, но некоторым и этого достаточно, чтобы возвеличивать мой род. Мара, Илана, другие девушки и отчасти мужчины которых ты видела на балу Золотой Луны – все мы часть одной истории. Скажем так, другой стороны мира, который ты знаешь.

Я растерянно опустила взгляд, к моим прошлым волнениям теперь примешался еще и липкий холодок неуверенности в собственном будущем. Я, словно Алиса из Страны Чудес погналась за белым кроликом, а теперь падала в его нору, отчаянно цепляясь за ветки реальности, все глубже и дальше уносясь от поверхности, где мир был строго материальным, а магия и мифы являлись атрибутами развлекательной литературы и кино.

Но не само падение в «кроличью нору» волновало меня, а то, что ждало на самом ее дне.

– А что насчет меня? – Спросила я, всем телом ощутив, как от волнения дрогнул голос. – Какое место я теперь занимаю в этой истории?

Егор отчего-то перестал улыбаться и подойдя ближе, взял меня за руку. Развернул ее ладонью вверх, чтобы провести пальцем по линиям, пересекавшим ее поперек.

– Ты все еще не понимаешь? – Задумчиво спросил он, понизив голос почти до шепота. – Признаюсь, это меня немного пугает, ведь у нас все немного не так… как у всех. Алена, ты не теперь, а всегда занимала самое важное место – и оно рядом со мной. Ты и я – две части одного целого. Мы предназначены друг для друга от рождения и то, что я нашел тебя именно сейчас – настоящее божественное проведение! Ты появилась в очень важный момент моей жизни и буквально изменила ход предрешенных событий. Я говорил тебе, что найдя истинную пару, я стал сильнее? Совсем скоро будет решаться судьба нашего клана и с твоим появлением все стало не так однозначно.

– Что ты имеешь ввиду под судьбой вашего клана?

– Нашего. – С улыбкой поправил меня он. – Ты теперь тоже его часть. Я хочу познакомить тебя с семьей. Точнее… не очень-то и хочу, но если мы сами не явимся на званый ужин сегодня, то завтра они сами придут нас навестить, и эта перспектива нравится мне еще меньше.

Глава 18

Вкусный завтрак в компании умопомрачительного мужчины, а чуть позже горячие объятия и поцелуи, которые не позволили нам добраться до спальни. По крайней мере в начале. Затем долгая прогулка на лошадях вдоль реки и разговоры, от содержания которых у меня замирало сердце. Ведь будто бы все шло своим чередом, и было совершенно нормальным среди бела дня беседовать о природе оборотней, бестий, которых согласно всем действующим канонам и существовать-то не должно…

Егор раз от раза спрашивал меня, все ли в порядке. Нежно брал за руку или обнимал, крепко прижимая к себе, будто не понимая, что от всех этих прикосновений я буквально теряла землю под ногами. Нет, находясь рядом с ним я и думать не могла ни о чем, кроме ярких серых глаз с пламенными крапинками по радужке, и особенной пьянящей улыбки, дарившей острое желание немедленно коснуться ее, увлечь поцелуем.

А ведь мне очень нужно было поговорить с Егором по душам! Сейчас, пока не стало слишком поздно, ведь если все уже так серьезно между нами, то дальше мои признания вполне могут быть расценены им как то, чем не являются – ложь, предательство, желание причинить боль.

Это все было дико, бесконечно дико! Я словно попала в фильм ужасов, где чудовища, устроив показательную демонстрацию силы, склонились ко мне, заплаканной и сжавшейся от страха, и с невинным выражением лица спросили: «Шапкина, ну, чего ты сразу в слезы? Нормально же общались!»

Быть может со стороны это и могло показаться смешным, но перспектива знакомства с родственниками Егора пугала не меньше, а то и больше минувшей ночи. Кто они, эти… люди или существа? А что, если они, в отличии от моего суженного, настоящие монстры? Ведь их не связывают со мной никакие божественные благословения! Так что же им помешает просто взять и раскусить меня пополам, если не понравлюсь? Если как-то не так посмотрю или, не дай боже, скажу что-нибудь неуместное?