Эмпайр Фоллз

Не спросить ли, кто ей это сказал? – раздумывал Майлз. В конце концов, Комиссия по планированию и строительству в двух шагах от УАТа, и Марсия вполне могла подслушать официальные переговоры. Но скорее всего, эту информацию она почерпнула из пересудов в очереди к окошку между теми, кто утром пил кофе в “Имперском гриле”.

Через другое пустующее окошко был виден офис Городской комиссии по планированию и строительству, на пороге которого стоял Джимми Минти, беседуя с кем-то, остававшимся невидимым, но Майлз не сомневался, что разговаривает он с миссис Уайтинг. Язык тела полицейского укрепил его в этой мысли: Джимми стоял в той же позе, что и молодой коп получасом ранее, выслушивая его указания, офицера выше рангом, и на этот раз Минти снял темные очки. Майлз наблюдал, как он кивнул, потом опять и опять, – очевидно, ему выдавали некие особые инструкции. Майлзу померещилось или Минти действительно бросил взгляд в сторону УАТа, а потом быстро отвернулся, словно ему приказали не смотреть туда?

– Как думаешь? – не умолкала Марсия.

– Извини. – Майлз уставился на нее. – О чем?

– Ну должно же нам наконец повезти или как?

– Конечно, должно, – согласился Майлз. Проблема лишь в том, что называть “везением”, продолжил он про себя. Собственно, та же проблема, что и с теорией вероятности: она априори предполагает, что новое обстоятельство в твоей жизни возникло по воле случая, и только.

Джимми Минти кивнул в последний раз, прежде чем направиться по лужайке к прохлаждавшемуся без дела “камаро” и выехать обратно на Имперскую авеню. Майлз выждал, пока он не исчезнет за углом, сунул новые знаки под мышку и двинул к выходу. Но побег сорвался, когда у Марсии зазвонил телефон и она ответила в трубку: “Да, верно”, а потом окликнула его по имени. Притворюсь, что не расслышал и просто уйду, решил Майлз. Но передумал.

Миссис Уайтинг разговаривала по телефону, когда он вошел, постучавшись, но на его присутствие она отреагировала незамедлительно, указав на свободное кресло. Майлз, однако, не спешил усаживаться, выискивая глазами обожаемую компаньонку старухи – злобную черную кошку по кличке Тимми. У Майлза была аллергия на кошек и в особенности на домашнюю питомицу миссис Уайтинг. Редко когда после встречи с Тимми он не уходил с царапинами и одышкой.

Улыбаясь, миссис Уайтинг прикрыла трубку ладонью:

– Расслабьтесь. Тимми осталась дома.

– Точно? – недоверчиво спросил Майлз. Эту кошку он наделял многими сверхъестественными, если не запредельными способностями, включая талант материализоваться в любой момент.

– Это смешно, дорогой мой, – ответила миссис Уайтинг и возобновила телефонный разговор.

Майлзу нередко приходила в голову мысль, что все двадцать лет их знакомства отлично укладываются в эти четыре слова. С самого начала, когда Майлз и ее дочь Синди учились вместе в старшей школе, миссис Уайтинг обращалась к нему “дорогой мой”, хотя Майлз не чувствовал, что он ей чем-то дорог. А то, что он говорил, она неизменно провозглашала “смешным” и при этом, судя по выражению лица, не находила его высказывания даже мало-мальски забавными.

Офис Городской комиссии по планированию и строительству, где Майлз прежде никогда не бывал, помещением был просторным, а к одной из стен примыкал огромный макет центральной части Эмпайр Фоллз, настолько идеализированной, что Майлз не сразу узнал город, где жил с рождения. Вдоль улиц выстроились непомерно зеленые игрушечные деревья, здания радовали глаз яркими красками, а улицы сияли такой чистотой, что Майлз сперва принял макет за продукт творческого воображения – таким увидел его автор будущее Эмпайр Фоллз после завершения амбициозного и дорогущего проекта по возрождению города. И лишь присмотревшись, Майлз понял, что перед ним не будущее, но прошлое. Таким был Эмпайр Фоллз в его детстве, и на Имперской авеню он опознал несколько предприятий, снесенных за последние двадцать лет, а теперь на образовавшихся пустырях кто только не парковался. “Имперский гриль”, обшарпанный в реальной жизни, в миниатюре выглядел так, будто миссис Уайтинг не пожалела ни единого цента, ссужая Майлза в ответ на его просьбы о деньгах.

Маленькая серебряная табличка внизу гласила: “Эмпайр Фоллз, около 1959 г.” Настоящий город, разумеется, никогда не выглядел столь процветающим. К 1959-му кирпичные стены ткацкой и рубашечной фабрик – ярко-красные на макете – побурели, словно их покрыла ржавчина, и местами даже почернели от непогоды и сажи. А реку, протекавшую за ними, на макете изобразили небесно-голубой. Вот это было действительно смешно, ибо за последние сто лет Нокс поголубела лишь однажды, когда с ткацкой фабрики в нее слили синий краситель. Еще смешнее казалась идея декорировать ностальгическим прошлым офис по планированию, проектированию и градостроительству. Получалось, что комиссия трудится над проектом, способным повернуть время вспять.

С противоположной стены на макет сурово взирал Илайя Уайтинг, явно не улавливая юмора ситуации. Как и прочие Уайтинги в другой комнате, старик Илайя на портрете был мрачен и строг, и только линия рта подкачала, обнаруживая некую расплывчатость. Все они Майлзу кого-то напоминали, но он никак не мог сообразить кого.

Миссис Уайтинг положила трубку, распрощавшись с собеседником буквально на полуслове, и Майлз невольно задумался: она и вправду с кем-то разговаривала или только притворялась, наблюдая за ним исподтишка. В ее обществе он уже привык к ощущению, что его пристально изучают. Старуха развернулась на кресле, откинулась назад и посмотрела на Илайю Уайтинга:

– Они все были совершенно чокнутыми. Каждый на свой лад. Это видно по их глазам, если приглядеться.

Майлз пригляделся, однако признаков чокнутости не обнаружил. Рвение, возможно, необузданное – да, и намек на консерватизм, но не сумасшествие.

– В детстве вы, наверное, наслушались баек про этого выдающегося предка?

– Не припоминаю.

– Якобы здесь, в этой комнате, он гонялся за женой с лопатой с намерением раскроить ей череп.

– Однако здесь ничего подобного никогда не случалось. – Майлз указал на макет, на котором лишь усадьба Уайтингов нисколько не отличалась от своего реального облика. Ему вдруг пришло в голову, что миссис Уайтинг лично курировала создание макета. Изрядно приукрасив улицы вокруг, она ловко завуалировала правду: из благополучного и энергичного города выжали все соки несколько поколений одной семьи. Интерпретация, не лишенная цинизма, но объяснявшая попутно, почему дом Ч. Б. Уайтинга, построенный за рекой, на макете не воспроизвели. По ту сторону Железного моста простиралась первозданная природа – густые перелески, волнистые холмы.

– Глядя на вас на фоне макета, знаете, о чем я вдруг подумала? – сказала старуха, и Майлз, даже не выслушав до конца, усомнился, что ее внезапное озарение хотя бы в одной детали совпадает с его собственным. – Вам нужно стать мэром.

– Макета? – усмехнулся Майлз. – Что ж, это меня не разорит.

Должность мэра Эмпайр Фоллз означала полный рабочий день с половинной оплатой. Впрочем, в городе поговаривали, что предыдущие мэры находили способы восполнить свой доход.

– Вы чересчур скромны, дорогой мой. По моему мнению, вы просто созданы для публичной деятельности.

Майлз не стал напоминать ей, что он дважды баллотировался в школьный совет и оба раза успешно.

– То есть вы предлагаете мне работу?

– Дорогой мой, вы переоцениваете мою влиятельность, – улыбнулась миссис Уайтинг. – В этом отношении вы похожи на свою мать. Но людям свойственно путать силу воли с властью, верно? И у меня есть теория, объясняющая, почему так. Если вам любопытно, могу рассказать.

– Почему я похож на мать, – Майлз наконец опустился в кресло, – или почему люди путают волю с властью?

– Последнее, – ответила старуха. – В конце концов, нет ничего загадочного в том, что вы пошли в мать. Учитывая, что ваш отец не из тех, на кого хотелось бы походить. Нет, люди путают силу воли с властью, потому что очень у немногих имеется пусть даже самое туманное представление о том, чего они хотят. Лишенная этого знания, воля остается бессильной. Как бы вялым членом. – Она выгнула бровь. – Редким счастливчикам удается выяснить, чего они хотят, это и наделяет их сильной волей.

– Только и всего? И больше ничего не требуется?

– Ну, скажем так, это необходимое начальное условие.

Майлз поудобнее устроился в кресле. Ему отлично было известно умение миссис Уайтинг втягивать его в беседы, от которых в иных обстоятельствах он бы уклонился. Причиной тому была, скорее всего, прямая противоположность установок каждого из них.

– То есть, по-вашему, человеческие существа наделены свойством понимать, чего они хотят?

Миссис Уайтинг вздохнула:

– Слово “наделены” предвещает, что вы опять прибегнете к своим старым трюкам, дорогой мой, трактуя все в религиозном духе. Так не пойдет, если вы собираетесь стать мэром.

– Я не собираюсь, – возразил Майлз. – Во всяком случае, не в Эмпайр Фоллз образца 1959 года.

– Вот в чем ваша ошибка, дорогой мой. Большинство американцев хотят оказаться в 1959-м, пусть и с некоторыми добавками в виде капучино и кабельного ТВ.

– Они этого хотят или думают, что хотят? – Сейчас на уме у него была Жанин. Его в очень скором времени бывшая жена толком никогда не знала, чего она хочет, и каждый раз расстраивалась, получая желаемое. Примером тому мог служить сам Майлз. Матёрый Лис станет следующим, хотя он об этом пока не подозревает.

– Различие, мне кажется, не слишком конструктивное. Что такое “хотение”, если не “думание”. Но спорить так спорить, поэтому давайте примем вашу терминологию и начнем с самого начала. Адам и Ева. Они знали, чего они хотят, верно?

– Сомневаюсь, – сказал Майлз также из желания поспорить. – До введения запрета – вряд ли.

– Именно, дорогой мой. Но стоило наложить запрет, и подобные сомнения их более не мучили – согласны?

– Да. Только сожаления.

– Полагаете, что отказ от запретного плода сделал бы их счастливее? Избавил бы их от сожалений? Или же сожаления все равно возникли бы, но иного сорта?

В ее словах был смысл.

– Думаю, мы никогда этого не узнаем.

– Я определенно не узнаю, дорогой мой, но, как и наши прародители, я не смогла устоять перед многими искушениями. Вы же, напротив… – Миссис Уайтинг многозначительно умолкла. Она никогда не скрывала, что считает Майлза, с его бесконечно подавляемыми желаниями, находкой для психиатров. – Как вы провели отпуск?

– Прекрасно. – Майлз не упустил случая внушить старухе, что и у других людей может быть все хорошо.