Барретт не ответил.
– Но вы не согласны, – констатировала очевидное Флоренс.
– Не согласен.
– И можете предложить какую-то альтернативу?
– Да. – Барретт с вызовом встретил ее взгляд. – Альтернатива гораздо интереснее, хотя она сложнее и требовательнее, а именно – подсознательная сущность, это обширное, скрытое пространство человеческой личности, которое, как айсберг, лежит ниже так называемого порога сознания. Вот где таится колдовство, мисс Таннер. Не в умозрительном царстве жизни после смерти, а здесь, сегодня, это вызов нам самим. Неоткрытые тайны человеческого многообразия, инфракрасные возможности нашего тела, ультрафиолетовые возможности нашего сознания. Вот альтернатива, которую я предлагаю: расширенные способности человеческого организма, которые еще не установлены. Способности, которые, я уверен, и становятся причиной всех этих парапсихических явлений.
Флоренс помолчала, а потом улыбнулась.
– Увидим, – сказала она.
Барретт кивнул:
– Да, увидим.
Эдит оглядела обеденный зал.
– Когда был построен этот дом? – спросила она.
Барретт посмотрел на Фишера:
– Вы не знаете?
– В тысяча девятьсот девятнадцатом, – ответил тот.
– Из некоторых сказанных вами сегодня слов у меня сложилось впечатление, что вы кое-что знаете о Беласко, – сказал Барретт. – Может, расскажете? Было бы не лишним, – он подавил улыбку, – знать нашего противника.
«Забавляешься? – подумал Фишер. – Тебе будет не до забав, когда Беласко и прочие примутся за дело».
– Что вы хотите узнать? – спросил он.
– Все, что вы можете рассказать, – ответил Барретт. – Общее описание его жизни может оказаться полезным.
Фишер налил себе еще чашку кофе, поставил кофейник на стол и, обхватив руками чашку, начал рассказ:
– Он родился в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, незаконный сын Майрона Сандлера, американского изготовителя военного снаряжения, и Ноэль Беласко, английской актрисы.
– Почему он взял фамилию матери? – спросил Барретт.
– Сандлер был женат, – сказал Фишер и, помолчав, продолжил: – О его детстве ничего не известно, не считая отдельных эпизодов. В пять лет он повесил кошку, чтобы посмотреть, оживет ли она для второй из своих девяти жизней. Когда она не ожила, он рассердился, разрубил ее на куски и выбросил их из окна спальни. После этого мать прозвала его Порочным Эмериком.
– Я полагаю, он воспитывался в Англии, – вскользь заметил Барретт.
Фишер кивнул.
– Следующий подтвержденный эпизод – нападение с сексуальными намерениями на младшую сестру, – продолжил он.
Барретт нахмурился:
– И все будет в том же роде?
– Он прожил не образцовую жизнь, доктор, – язвительно проговорил Фишер.
Барретт поколебался.
– Ладно, – сказал он и посмотрел на Эдит. – Ты не возражаешь, дорогая?
Эдит покачала головой, и он взглянул на Флоренс:
– Мисс Таннер?
– Нет, если это поможет что-то понять, – сказала та.
Барретт сделал знак Фишеру, прося его продолжить.
– После этого нападения сестра два месяца пролежала в больнице, – сказал Фишер. – Не буду входить в детали. А Беласко отправили в частную школу – в то время ему было десять с половиной. Там его много лет обижали, особенно досаждал один учитель-гомосексуалист. Позже Беласко пригласил его на недельку в свой дом, и к концу этого срока уже ушедший на пенсию учитель вернулся домой и повесился.
– А как Беласко выглядел? – спросил Барретт, стараясь направлять рассказ Фишера.
Фишер погрузился в воспоминания и через некоторое время процитировал:
– «Зубы как клыки хищника. Когда он обнажает их в улыбке, создается впечатление рычащего зверя. Лицо белое, так как он ненавидит солнце и избегает выходить на улицу. Удивительно зеленые глаза, которые словно обладают каким-то внутренним светом. Лоб широкий, волосы и коротко подстриженная бородка черные как смоль. Несмотря на красоту, лицо его пугает – это лицо некоего демона, принявшего человеческий облик».
– Кому принадлежит это описание? – спросил Барретт.
– Его второй жене. Она покончила с собой в двадцать седьмом.
– Вы помните это описание дословно, – сказала Флоренс. – Наверное, перечитывали его много раз.
Фишер хмуро улыбнулся:
– Как сказал доктор, надо «знать противника».
– Он был высокий или нет? – спросил Барретт.
– Высокий. Шесть футов пять дюймов. Его прозвали Рычащим Гигантом.
Барретт кивнул:
– Образование?
– Нью-Йорк, Лондон, Берлин, Париж, Вена. Ни одного специализированного курса. Логика, этика, религия, философия.
– Мне представляется, достаточно, чтобы дать рационалистическое объяснение его действиям, – сказал Барретт. – Свои деньги он унаследовал от отца, не так ли?
– В основном. Мать оставила ему несколько тысяч фунтов, а отец – десять с половиной миллионов долларов, свою долю от продаж винтовок и автоматов.