Луна и лотос. Сказка для взрослых

– Позволь, я добавлю к твоему наряду еще одну деталь… – тихо сказал Роман, подошедший к ней сзади, и, прежде чем она успела ответить, надел ей на шею изящное ожерелье тончайше работы, составленное из маленьких золотых монет, соединенных зелеными камешками…

На глазах у него по-прежнему была повязка, но пальцы действовали с пугающей точностью.

– Рома… может… на сегодня хватит сюрпризов?..

– Нет. Иначе твой наряд будет не полон… а я не люблю незавершенности.

– Роман…

– Тебе не нравится?

– Что ты!.. Конечно же, нравится… очень…

Женя не смогла устоять перед искушением и дотронулась до ожерелья кончиками пальцев… оно было прохладным и до сладострастия приятным наощупь. О цене такой вещицы не стоило даже предполагать – но Женю поразила совсем не баснословная стоимость ожерелья, а красота этого шедевра ювелирного искусства. Самым же удивительным было удобство и чувство собственности, как будто украшение делали для нее, и оно праву ей принадлежало. Да, старина Джон Мильтон знал, о чем говорил, утверждая; «Тщеславие – мой самый любимый грех». *

Роман мягко коснулся ее плеч:

– Ты позволишь мне тоже взглянуть?

– Да… да! – о, ей хотелось, чтобы он взглянул!.. И продолжал смотреть… и не сводил с нее взгляда.

Примечание:

*Джон Мильтон – Сатана, персонаж популярного в конце 90-х фильма «Адвокат дьявола». Одна из лучших ролей Аль Пачино.

ГЛАВА 5. Стоптанные туфельки

– Обещай, что не оставишь меня одну… – Женя знала, что это глупо и может раздражать – по десять раз просить об одном и том же, но мольба снова и снова срывалась с губ, пока они с Романом вновь пробирались по лабиринту коридоров туда, где все еще шумел праздник.

Роман не сердился и терпеливо повторял:

– Обещаю… но помни, что где бы ты ни захотела оказаться – тебе достаточно просто пожелать. – рука его при этом ласково обнимала Женю за талию, и от странного прохладного тепла сомнения исчезали, а страхи казались пустыми…

«А если я захочу вернуться в усадьбу, в свой номер, и попрошу проводить меня – что ты тогда скажешь?» -стучало у нее в висках, и рассудок ныл, искушая задать этот вопрос вслух… сердце же шептало иное:

«Молчи, молчи! Ты не хочешь никуда возвращаться… ты хочешь быть здесь, с ним… обниматься, целовать его губы, смотреть ему в глаза – и танцевать, как принцесса с заколдованным принцем, танцевать до зари, до третьего петушиного крика».

Бальное платье сидело как влитое, словно его сшили нарочно для Жени – сшил мастер, знакомый не только с ее эстетическими предпочтениями, но и со всеми нюансами фигуры… Она сама удивлялась, как легко привыкла к жесткому корсажу и пышной юбке, как плавно и грациозно удавалось скользить рядом с Романом – несмотря на новые туфельки – и если он был похож на принца, то и Жене могла не стыдиться за себя. Золотое монисто не холодило, а приятно согревало шею, как бархотка.

Порою реальность плыла, теряла четкие контуры, и вот тут она по-настоящему пугалась… пугалась, что проснется, и все исчезнет: таинственный дворец на берегу Волги, изумрудное платье и прекрасный темноглазый принц.

«Нет, нет, я не хочу… если это сон – пусть длится подольше… потому что мне никогда больше не увидеть такого чудесного сна!»

Роман вдруг резко остановился и повернулся к Жене.

– Что?.. Что ты… – но губы столкнулись с губами, руки сплелись, тела прижались друг к другу, почти слившись в одно целое. Этот поцелуй был совсем не похож на прежние – в объятиях Романа Женя застонала от убийственного сочетания жара, страсти, боли и удовольствия, она словно глотала сладкий огонь, умирала, но не могла и не хотела прервать поцелуй.

Разъединив губы на краткий миг, он что-то шептал ей, о чем-то спрашивал – и она шептала в ответ:

– Да… да… да!.. – заранее соглашаясь и принимая все условия, и даже если речь шла о вечном плене или продаже собственной души, это не казалось таким уж важным… Роман был твердым ниже пояса, она не могла не чувствовать, и сама таяла, как масло, от понимания – и ощущения – и от бесстыдного телесного свидетельства – что он ее хочет. Хочет так сильно, что все может случиться прямо здесь и сейчас, и… Женя была к этому готова, без страха и без смущения, не думая ни о каких последствиях. Никогда прежде страсть к мужчине не захватывала ее с такой силой, и никогда прежде ни один мужчина не смотрел на нее и не касался так, как это делал Роман. Блаженство разливалось по телу, удовольствие было неземным… нечеловеческим… она боялась умереть, если он еще раз ее поцелует – и знала, что умрет, если не поцелует.

Ледяная рука прикоснулась к Жениной шее. От испуга она пронзительно вскрикнула и теснее прижалась к Роману, он же гневно смотрел на кого-то, стоявшего у Жени за спиной.

– Роман Дунаевич… – послышался тихий шелестящий голос, сходу и не разобрать – женский или мужской, но кровь от него стыла в жилах. – Роман Дунаевич… Заждались вас… Дунай Дунаевич гневается… и Дана Светлановна огорчается…

Женя попыталась обернуться – взглянуть, кто же там, позади, чтобы не было так страшно, но Роман удержал ее железной рукой, не позволил смотреть, и с тем же холодным гневом сказал кому-то:

– Уйди прочь! Не смей показываться… я и сам знаю, что и когда делать. Убирайся!

– Как прикажете, Роман Дунаевич… – шелестящий голос перешел в долгий вздох, отдалился, исчез.

– Рома!.. Кто это приходил?.. – пролепетала Женя, дрожа с головы до ног – словно ее заколдовали в обратном порядке, из кипящего ключом молока перебросили в студеную воду…

– Никто, – ответил Роман сквозь зубы и повторил: – Никто!

Переспрашивать она не посмела, молча покорилась, когда он крепко сжал ее руку и повел к большой двустворчатой двери, ведущей в зал.

***

Праздник был чудесным – наверное, самым лучшим праздником с музыкой и танцами в жизни Жени, а Дунай Дунаевич, дед Романа, оказался совсем не страшным. Положа руку на сердце, он был столь же невероятно красивым мужчиной, как и его внук, разве что с изрядной поправкой на возраст…

Женя так и не смогла определить, сколько же паспортных лет «здешних мест хозяину» – по всему выходило, что никак не меньше семидесяти, а на вид… вот это было самое странное: Дунаю Дунаевичу с виду можно было дать и сорок, и семьдесят, и сто, в зависимости от того, как падал свет на его лицо с крупными чертами, улыбался он или хмурился, двигался или сидел неподвижно в громадном кресле, застыв, как статуя. Уточнять у Романа было неудобно, да и какая, в сущности, разница?..

В первую минуту, когда Роман, протиснувшись через толпу гостей, подвел ее к деду для ритуала знакомства, Женя ужасно струсила и уставилась в пол, не смея глаза поднять на величественную фигуру, задрапированную в маскарадный сине-зеленый плащ… оттенок плаща немного напоминал цвет ее платья, но это, скорее всего, было случайностью.

– Не бойся! – шепнул Роман, крепче сжал ей руку, и Женя снова ощутила блаженное тепло и покой, перетекающее в нее, словно они были связанными сосудами. – Он строгий, но добрый…

– Что молчите, как рыбы?.. – пророкотал сверху мягкий бас. – Долгонько же мы вас ждали, долгонько! Ты, Роман, представь подружку, дай посмотреть поближе…

– Дедушка, к чему эти церемонии? – возразил Роман как ни в чем не бывало. – Оставь ты их, пожалуйста, ради меня – оставь… Давай познакомимся как люди.

Дед не рассердился, только усмехнулся – усмехались они с внуком очень похоже:

– Ну-ну, будь по-твоему… Как же зовут это прекрасное дитя?

– Евгения… – несмотря на страх, Женя решила, что сама назовет свое не слишком благозвучное имя. Колени все равно дрожали, и она не нашла ничего лучше, чем изобразить подобие книксена – похоже, это рассмешило или умилило Дуная Дунаевича. Он соизволил подняться во весь свой исполинский рост (в нем было не меньше двух метров, высокий, мускулистый и широкоплечий Роман рядом с ним казался человеком среднего роста и среднего сложения) и сам подошел к гостье:

– Здравствуй, девонька… добро пожаловать!

– С… спасибо…

– Ишь – «спасибо»! Сама не знаешь, за что благодаришь, а благодаришь! Вежливая, это хорошо… невеж не люблю…

Женя, не зная, как реагировать на странную манеру Дуная общаться, покраснела и опять уставилась в пол…

– И скромная, – с удовлетворением резюмировал длинноволосый великан с темной бородой и усами, глубоко вошедший в роль «морского царя». Спиртным от него не пахло, пахло странным травяным одеколоном, и еще чем-то неопределимым, приводящим на память волжские просторы, кровавые закаты и цветущие рощи по берегам…

– Ну что, дедушка, ты доволен? – Роман говорил с Дунаем беспечно, по мнению Жени – даже как-то легкомысленно, без трепета и чрезмерного почтения. Должно быть, знал свою силу любимый внук, и позволялось ему больше, чем другим.