Мост через жизнь

– И правильно, – Иван одним глотком допил пиво. Поперхнулся. Закашлялся. Георгий ударил его кулаком по спине. Со стороны могло показаться, что затевается драка. – Полегче, полегче. Я к твоему предполагаемому разводу не имею никакого отношения. Но не буду скрывать, я рад, что ты принял такое решение.

– Рад?

– Да. Ты разведёшься – я женюсь.

– На ком?

– Да уж не на Эмме Львовне. Я, видимо, не такой отчаянный, каким был твой папа в молодости. Я, Герка, на Танюхе твоей женюсь.

Георгий поморщился. Он не любил, когда его полное имя заменяли всякими сокращёнными вариантами. Мама его с самого детства называла только Георгий. Она с ним не заигрывала, не сюсюкала. Она растила его настоящим мужчиной. Особенно после того, как ушёл отец. Мама добровольно не вышла замуж во второй раз. Она посвятила себя сыну. Она не хотела, чтобы он оказался таким же безответственным, как отец. Мужчина должен уметь отвечать за семью. За жену и ребёнка. Георгий не знал, как преподнести маме новость о разводе. Это её убьёт.

– Не знаю, как сказать об этом маме. Это её убьёт.

– Что её убьёт? То, что я женюсь на Таньке?

– На ком ты женишься? – неуверенно переспросил Георгий и впервые за вечер осмысленно посмотрел на друга.

– На моей жене?

– Ну, к тому времени, когда я на ней женюсь, она перестанет быть твоей женой. Она будет свободной женщиной. А жена друга, старик, для меня табу.

– А с какой это радости моя жена станет свободной женщиной?

– Так ты же разводиться собрался. Или ты думаешь, что Эмма Львовна тебя от этого решения отговорит? Нет, брат, не отговорит. Ты слишком хорошего мнения о своей маме.

– Перестань, слышишь? – Георгий начал заводиться. – Я

с тобой как с другом делюсь. А ты? Что ты себе позволяешь?

– А ты на что рассчитывал? Что ты тут будешь сопли жевать, а я тебе буду подавать платочки? Чтобы сплёвывал и не поперхнулся? Нет, брат.

– Да ни на что я не рассчитывал, – Георгий поднял руку, подозвал официанта, заказал ещё пива. – Накипело просто. Не знаю, что делать.

– Хочешь совет?

– Валяй.

– Валяю. Напомни маме, что у неё есть своя квартира. И сопроводи её туда под белы рученьки. Это первое. Поверь мне, Эмма Львовна никогда не опустится ни до инфаркта, ни до нервного срыва. Это я тебе как врач говорю. Здоровье у неё железное. И нервы крепкие. Она, конечно, поплачет на руинах твоей семьи, позаламывает руки, а затем, засучив рукава, начнёт тебя спасать. А ты, Герка, своим убогим умом подумай – от кого тебя спасать будут? От Таньки, которую ты любил больше, чем самого себя? Если бы я тогда не понял, как ты её любишь, то я бы её у тебя отбил, поверь мне! От сына тебя твоя мать спасать будет? Это твой сын, Герка! Твой!

– И сын мой, и жена моя, согласен. Но ведь и мама моя…

– А мама – она твоей и останется, поверь мне. В определённом возрасте мама для мужика чем дальше, тем роднее и понятнее. Во всяком случае, такая мама, как твоя. Без мамы ты проживёшь. Тем более что Эмма Львовна никогда не позволит себе отстраниться на сто процентов, набеги она совершать будет. Я таких, как она, хорошо знаю. Я хирург, Гера, я привык резать по живому. Но Танька – она более жизнеспособна, она более здоровой орган, её надо спасать. Я не буду унижать ни тебя, ни себя просьбой не разводиться. Разводись, если припекло. Таня не пропадёт. Пострадает, помучается, но не пропадёт. Может, даже сильнее станет. А ты? Ты без руки жить сможешь? Знаешь, попробуй привязать правую руку к туловищу и поживи так один день. Если ни разу о руке не вспомнишь, то разводись. А я женюсь. Я не шучу.

– Я убью тебя!

– Да ты что? – Иван завёл руки за голову, сцепил пальцы, расправил плечи. Смотрел весело. Открыто. – А ты как себе всё представляешь? Ты ушёл, а Танюха до конца своих дней тебе верность хранить будет?

– Мама хранила.

– Мы сейчас не о твоей маме говорим, – голос Ивана стал более жёстким. – Думай о себе. О Тане. Об Антошке. Пацану отец нужен. Пусть даже такой бесхребетный, как ты.

– Ты фильтруй, что говоришь.

– Я фильтрую. Я, брат, только пиво нефильтрованное люблю. А во всём остальном я противник примесей. Вот и ты отфильтруй свою жизнь. И хочу тебе сказать, что вовсе не Танька с Антошкой должны остаться в осадке. Да что я говорю! При разводе в осадке останешься ты. Ты, Гера. Тебя твоя маман так собой накроет, что ты не всплывёшь, захлебнёшься. Будешь болтаться на дне, как скользкий ил. И я тебя спасать не стану. Я с добровольными утопленниками не работаю. Я спасаю только тех, кто борется. Слушай, могу дать ещё один совет. Сходи к психологу. Не выбирай специально к кому, к первому попавшемуся запишись. И всё ему честно вывали. Как на духу. И если человек, который не знает тебя, не знает твою маму, не любит твою жену так, как любишь её ты или как смог бы полюбить я, поставит тебе такой же диагноз, то спасай свою семью, и будет тебе счастье. Ну а уж если нет, то разводись.

– Я вообще не могу понять, о чём ты говоришь. Какой ил, какой психолог? Какие там органы ты собираешься удалять и кому? И что значит – ты женишься на моей жене? Я не понимаю!

– Ты знаешь, это даже хорошо, что ты не понимаешь. Хороший симптом. Очень даже обнадёживающий.

– Почему? Ты считаешь меня дураком?

– Нет, дураком я тебя не считаю. С дураком я бы дружить не стал. Просто мне нравится то, что ты тормозишь, – Иван улыбнулся и с удовольствием отхлебнул пиво. – Если бы ты сейчас быстро во всё врубался, я бы сделал вывод, что ты решение уже принял, что мозги твои от сомнений свободны. А ты тут сидишь, пиво пьёшь, со мной разговариваешь, а сам всё время о чём-то думаешь. Взвешиваешь, сомневаешься. Переживаешь. Это хорошо. Я по сей день, когда удаляю банальный аппендицит, не позволяю себе быть уверенным. Я сомневаюсь! Я сомневаюсь, Герка! Я всё время во время операции думаю об операции. И если мне кто-то, когда я накладываю швы, скажет, что женится на моей жене, я тоже не сразу врублюсь.

– А ты действительно женишься на Тане?

– Во всяком случае, предложение ей сделаю. Но до этого ещё далеко. До этого тебе ещё надо сходить к психологу, установить диагноз, принять решение и…

– А какой диагноз ты мне поставил?

– Утопленник. Безрукий, бесхребетный утопленник… Маменькин сынок, короче.

Георгий и Евгения

– Здравствуйте, Георгий. Меня зовут Евгения. Можете называть Женей или Жекой. Как вам удобнее.

– Здравствуйте. А меня, если вам несложно, называйте только полным именем. Все остальные варианты меня раздражают.

Клиент сидел на самом краю дивана в позе боксёра. Плечи сведены, напряжённый наклон головы, руки лежат на коленях, пальцы сжаты в кулаки. Смотрит недоверчиво. Исподлобья. Захотелось погладить его по голове. Как маленького. Но Евгения не считала правильным проявлять жалость и сострадание к тем, кто приходил в её кабинет.

– Конечно, Георгий. В мои планы вовсе не входит вас раздражать.

Георгий смотрел неуверенно. Не мог решить, как себя вести. Ёршиться или довериться. Женя решила, что доверчивые отношения в планы клиента не входят. Явно пришёл не по собственной инициативе. Надо дать ему время освоиться, почувствовать себя увереннее. Стать инициатором следующего вопроса. Евгения потянулась к столу, взяла свой рабочий блокнот. За годы работы она пришла к выводу, что мужчинам очень нравится, когда она во время сеанса ведёт записи. Любят мужчины, когда их слова записывают и цитируют. Психолог сделала первую запись: «Что-то Томка плохо выглядит. Надо бы пригласить её на бокал вина». Евгения представила себе вечер вдвоём с любимой подругой и невольно улыбнулась. Любила она проводить время с Томочкой.

– Вы надо мной смеётесь? – задиристо спросил Георгий.

– Я не смеюсь, я улыбаюсь.

– Чему?

– Просто так, Георгий. Без повода.

– Не понимаю…

– Просто день хорошо начался. Я люблю рано вставать. Особенно зимой, когда за окном ещё темно.

– Вы это серьёзно?

– Да, – уверенно произнесла Евгения. Ради работы можно и приврать. Лишь бы на пользу пошло. – А что нравится вам, Георгий?