Песнь мятежной любви

– Нет, меня никто не предупреждал, я не собираюсь сниматься, – отозвалась я, и мой голос зазвучал рассерженно и категорично.

– Жаль, что так получилось, – фотограф казался искренне расстроенным. – Я был уверен, что вас предупредят. Увидел вас и сразу подумал – она идеальная модель. То, что нужно! Вы меня поразили, честное слово, я не лукавлю, – поспешил заверить он, видя мой скептический взгляд. – Вы нам очень подходите. Может, передумаете? Это не займёт много времени. Мы можем задействовать одну модель, но фотографии с вами двумя будут лучше, ярче. Я уже вижу перед глазами картинку, – он взмахнул руками, словно хотел и мне показать. – Вы стоите с гитарой, в три четверти оборота, опустив голову, длинные волосы свешиваются вниз. Кожаная куртка поблёскивает матовым. Свет от прожекторов падает сверху и слева, холодный, синеватый. Ваш взгляд строгий и серьёзный, но лёгкая полуулыбка делает образ мечтательным и завораживающим.

Он говорил, а я видела себя, стоящую в свете ламп, с гитарой в руках и этой дурацкой улыбкой на губах, «завораживающей» как он сказал. И, чёрт подери, мне понравилось. Умеют же творческие люди описать так, что заслушаешься и ахнешь, почувствовав себя частью прекрасного процесса.

Мне захотелось попробовать. Честно, без вранья! Никогда ничем подобным не занималась, и вдруг захотелось. Да-да, встать туда и пусть поснимают.

– Вы нам нужны, – Леонид Федорович умоляюще глянул на меня. – Невозможно быстро найти другую девушку, тем более, когда всё готово, свет поставлен, вторая модель тоже здесь. Если бы вы попробовали… Есть ли шанс вас уговорить? Я подскажу, как встать, как сесть, куда деть руки! И по времени займёт недолго, от силы полчаса. Хотя бы несколько кадров.

Я закусила губу и засомневалась. По определённым причинам мужчине было это важно, и от меня требовалось всего ничего – постоять под вспышками некоторое время. Тем более не придётся изобретать позы, в чём я полный ноль, он скажет, что делать.

Видя, что я размышляю, а, значит, не отказываюсь уже так решительно, Леонид Федорович снова сказал:

– Вы действительно нас выручите, если согласитесь. Очень прошу.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Хорошо, – пожалела дяденьку и дала слабину. Далась мне эта съёмка?

– Леонид Федорович, – раздался женский голос из комнаты слева: – Мы готовы!

Я обернулась, чтобы увидеть выходящего парикмахера – девушку с соломенными волосами в стрижке «каре», баллончиком лака в одной руке и круглой расчёской в другой. Эти атрибуты куда как красноречиво говорили о её профессии.

А следом появилась злосчастная модель. И я тут же раскаялась, что согласилась.

Глава 2. Съёмка

Когда Эми сказала про фотосъёмку, я ни на секунду не задумалась, что модель может не быть девушкой. Поэтому сильно удивилась, увидев высокого и худощавого парня. А что именно он модель, не оставалось сомнений.

Во-первых, больше из комнаты никто не вышел, а во-вторых, он был при параде, готовность к съёмке номер раз. И ещё я поняла, почему Леонид Федорович так хвалил мой внешний вид, что готов был ничего не менять – я и парень выглядели как музыканты одной группы. Да-да, он тоже оделся в рокерском стиле, отчего мои глаза округлились до размера пятирублевой монеты, не меньше.

Чёрная куртка из матовой кожи выглядела стильно и дорого. На лацкане – пара значков, на ногах – лакированные полуботинки. Под куртку парень надел футболку с неровно обрезанным (я бы даже сказала – оторванным) воротом и белым черепом «Misfits» на груди. Брюки с дырами на коленях обтягивали худые ноги, на ремне с патронами болтались металлические брелоки и цепочки.

Броская одежда привлекла моё внимание в первую очередь, но уже по фигуре и отдельным её элементам (спасибо штанам в обтяжку), я поняла, что передо мной парень. Так получилось, что в его лицо я взглянула в последнюю очередь, но, посмотрев, не смогла отвернуться – до того этот чёрт оказался красив.

Кожа безупречная, нежного оттенка, что даже я, да что я – многие девушки позавидовали бы. Парень обладал по-мужски рельефным лицом с правильными чертами, чётко выраженными надбровными дугами и заострёнными скулами. В правом крыле носа красовался пирсинг-кольцо. Невероятно живые, серые с голубым глаза подвели чёрной подводкой, а веки тронули тенями. У меня с тушью такой длины и густоты ресниц не получалось, как у него без этого женского ухищрения. Длинноватые иссиня-чёрные волосы начесали и залакировали. Пряди спускались на лицо, доходя до губ. По бокам шеи субъекта я заметила тёмные узоры татуировок, ныряющие под воротник, но разобрать, что изображено, не смогла.

Парень в свою очередь с удивлением, интересом и некой неосознанной радостью разглядывал меня, и улыбка трогала чуть пухлые губы.

Я с трудом, поразившим меня саму, отвела от него взгляд.

«Ишь напомажен, как есть модель», – подумала я, чувствуя раздражение, но не потому, что он не побрезговал макияжем и укладкой, а, что меня обдурили в очередной раз за сегодня – подсунув парня вместо девушки.

Увидев, что на моём лице отразилось негодование, он недоумённо вскинул бровь.

– Замечательно! – тут же отозвался Леонид Федорович и представил мне парня: – Родион, музыкант для которого мы снимаем промо.

Музыкант? Мои брови поползли вверх. Я посмотрела в его широко распахнутые глаза, подключая талант распознавать в людях творческие начала.

Дружелюбный и открытый взгляд, немного наивный и доверчивый, сразу обозначал в парне характер. Внутренний стержень и природное (или выработанное) обаяние у него имелись. Уверенный, и даже самоуверенный, он знал о своей привлекательности и стоял перед нами в расслабленной позе. Голову держал прямо и игриво смотрел с высоты почти двухметрового роста.

Чутьё подсказывало, что Родион одарён и обладал знаниями в сфере музыки не понаслышке. Он точно сыграл бы, дай ему сейчас отстроенную гитару в руки или выкати фортепиано. А ещё интуиция шепнула, что он не так прост, как казался – сбивала с толку приветливая улыбка. Я подозрительно относилась к излишне оптимистичным людям, а из парня жизнелюбие так и фонтанировало. И мне инстинктивно захотелось оказаться подальше, чтобы не забрызгало.

– Приятно познакомиться, – отозвался Родион низким певучим голосом с небольшой хрипотцой.

Речь внятная и чётко поставленная. Согласные, особенно «р» звенели, слетая с языка. Я подумала, что он вокалист – слишком запоминающимся и особенным голосом он обладал. И поймала себя на том, что мои уголки губ поползли вверх, чтобы вернуть ему улыбку. Конечно, я задавила глупое желание.

– Майя, – бросила я коротко и сердито, после чего подарила парню настороженный взгляд.

Тот моментально осадился и перестал улыбаться. Я заликовала, глупая. Не знаю почему, но ухмылочка Родиона меня раздражала. Зато когда он не улыбался, выглядел устрашающе серьёзно и старше своего возраста. Сейчас я дала бы ему лет двадцать шесть. Но без улыбки его лицо теряло пикантность, становясь обычным.

– Итак, прошу, – Леонид Федорович простёр руку в сторону подготовленного съёмочного места. – Не будем тратить время, Майя спешит.

– Да, конечно, – спохватился Родион и прошествовал мимо, поскрипывая кожей куртки и оставляя за собой шлейф запахов лака для волос, пудры и ещё чего-то приятного.

Когда он проходил, я отметила уверенность и вальяжность походки, а так же красивый профиль лица, хоть сейчас из бумаги вырезай.

– Проходите, Майя, – предложил фотограф. – Давайте сначала сделаем несколько кадров без гитары, согласны?

– Хорошо, – пожала я плечами, отставляя инструмент.

Родион встал под прожекторы. Освещённое ими, его лицо казалось ещё безупречнее. Обувь он не снял, а вот мои уличные боты чистотой не блистали – пришлось разуться.

Леонид Федорович взял камеру. Родион вёл себя расковано, а я занервничала, чувствуя нарастающую неловкость.

Видимо, фотограф понял это и тут же распорядился, как встать. Надо отдать ему должное, руководил он грамотно, прорабатывал позу до мелочей, вплоть до наклона головы, постановки рук и направленности взгляда. В принципе поза оказалась не напряжная – мы с Родионом стояли спина к спине, я сложила руки на груди, он зацепил пальцы за ремень брюк, головы мы повернули друг к другу, а взгляды направили в противоположные углы.

Первая же вспышка ослепила меня, а после их стало ещё больше. Но спустя какое-то время я абстрагировалась от того, сколько человек смотрели на нас. Ну, стоят двое, фоткаются, что такого? Фотосессия заставила меня лучше понять работу фотографа, моделей и персонала этой сферы. Это действительно труд. Одна лишняя деталь, одно неверное движение – и кадр испорчен. Чтобы добиться идеального снимка, нужно сделать десятки, а модель должна стоять неподвижно. И это только кажется, что поза непринуждённая.

Затем Леонид Федорович поставил нас с Родионом лицом друг к другу, в «три-четверти», так он любил называть постановку полубоком. Мне нужно было смотреть из-под прикрытых век в сторону, а парню – на меня. Не знаю, за каким эффектом гнался фотограф, но он с успехом добился, что моё сердце ускорилось. Волнительно, однако. Я кожей чувствовала этот взгляд, как если бы Родион касался меня.

Я успела подумать: «на что я подписалась» – раз, «мои волосы задевают его лицо» – два, «это нарушение интимного пространства» – три, «я покраснела» – четыре. Чем сильнее я волновалась, тем больше чувствовала неловкость.

Но бо?льшим испытанием стал момент, когда нам пришлось смотреть друг на друга. Мысли сразу перепутались, а ноги задрожали. Не знаю, что особенного было во взгляде Родиона, но он словно душу из меня вынул, перетряхнул и засунул взъерошенную обратно.

Спокойно смотреть, как он самым наглым образом приязненно улыбался, было невозможно – хотелось улыбнуться в ответ, что категорически запрещалось и фотографом, и моими внутренними установками.

Улыбка как у бельчонка. Чёрт, даже сравнение выходило милым.

Фотограф выглядел довольным и то и дело восклицал, как хорошо получалось, хвалил нас, чем немало успокаивал меня, потому как я считала, что все шло отвратительно, и была близка к тому, чтобы всё бросить, развернуться и выбежать за дверь, сгорая от стыда.

Но потом я ловила взгляд Родиона, который будто тоже старался меня успокоить, и оставалась ещё на чуть-чуть. Но ни чем не выказывала благодарность – нечего тешить своё самолюбие за мой счёт. Всё-таки я оставалась ужасно скованной и сильно дёргалась оттого, что приходилось быть моделью. Ещё и Родион вгонял меня в трепет. Не нужно было даже касаться, достаточно просто стоять рядом.

А вскоре Леонид Федорович деликатно предложил мне опустить руку на плечо парня. Меня пронзила дикая неуверенность, а раздражение и досада подпёрли с обеих сторон. Я сглотнула и решила: «чёрт с вами». Сделала, как велел фотограф, и взмолилась, чтобы это быстрее закончилось.

Я могла прекратить съёмку в любой момент, но, видя какое удовольствие получал фотограф и как безропотно всё сносил Родион, уговаривала себя потерпеть. Сама же согласилась, отказаться сейчас будет непрофессионально.

Наконец, Леонид Федорович распорядился взять инструменты. Я расчехлила басуху, а Родион – чёрную матовую «стрелу».