Рикша-призрак (сборник)

– Кто он, безумная женщина? Я уже в отчаянии, что научила вас этому.

– Смотрите, там, между колоннами. В третьем ряду, четвертый с конца. Он повернулся к нам. Видите?

– Отис Айир! Самый невозможный из всех! Я вам не верю.

– Ш-ш!.. Погодите, пока м-с Таркасс начнет убивать Мильтона Уиллинга. Я все расскажу вам. Ш-ш! Голос этой женщины всегда напоминает мне о сухих мрачных подземельях. Теперь слушайте. Это действительно Отис Айир.

– Я вижу, но следует ли из этого, что он уже ваша собственность?

– Уже! По всем правилам искусства. Я нашла его одиноким и печальным на последнем вечере у Дугальда Делани. Мне понравилась его поза, и я заговорила с ним. На следующий день он пришел ко мне. Потом мы ездили вместе верхом, и теперь он привязан к моей колеснице, как пленник. Вы увидите это, когда спектакль кончится. Он еще не видит меня.

– Слава Богу, по крайней мере, это – не мальчик. Что же вы намерены делать с ним, взяв его на свое попечение, если это уже факт, что вы им владеете?

– Если! Может ли женщина – могу ли я – когда-нибудь ошибаться в подобных случаях? Во-первых, – м-с Хауксби с хвастливым видом загнула маленький пальчик, обтянутый перчаткой, – во-первых, дорогая моя, я заставлю его одеться почище. Сейчас он одет позорно. Его манишка напоминает смятый парус «Пионера». Во-вторых, сделав его более презентабельным, я займусь его манерами. Что касается его нравственных качеств, они выше всякой похвалы.

– По-видимому, вы познакомились с ним очень близко, невзирая на краткость срока.

– Вы-то уж должны знать, я думаю, что первым доказательством того, что мужчина заинтересовался женщиной, служит его желание говорить с ней о собственной особе. Если женщина слушает его, не зевая, она начинает нравиться ему. Если она сумеет польстить его мужскому тщеславию, он кончает тем, что обожает ее.

– В большинстве случаев так.

– Во всех случаях, за самым незначительным исключением. Я знаю, о чем вы сейчас думаете. В-третьих, и в-последних, после того как он приобретет необходимый лоск и будет как следует одет, я буду, как вы сказали, его путеводной звездой, другом и вдохновителем. И он будет иметь успех, громадный успех, какой имел ваш друг. Я давно уже удивлялась, глядя на этого человека, и не понимала причины его преуспевания. Или, может быть, Муссук сам пришел к вам, встал на одно колено, или нет – на оба, подал вам список всех должностей в департаментах и сказал: «Обожаемый ангел, выберите назначение для вашего друга»?

– Люси, ваша продолжительная практика в военном департаменте испортила вас. В гражданском мире так не делается.

– Мои слова не относятся к службе Джека, дорогая моя. Я спрашивала вас только ради интереса. Дайте мне три месяца сроку, и вы увидите, какие перемены произойдут в моем воспитаннике.

– Желаю успеха, но не могу не пожалеть, что толкнула вас на путь подобного развлечения.

– «Я сама скромность и заслуживаю бесконечного доверия», – процитировала м-с Хауксби из «Падшего ангела». Беседа закончилась одновременно с последним протяжным воинственным криком м-с Таркасс.

Злейшие враги м-с Хауксби – а у нее было их много – вряд ли обвинили бы ее в бесполезной трате времени на этот раз. Отис Айир был одним из тех упорных, неподдающихся людей, которые могут прожить всю жизнь, не сделавшись ничьей собственностью. Десять лет, проведенные на гражданской службе ее величеству в Бенгалии, большей частью в незавидных округах, не могли дать ему достаточных поводов для гордости и самоуверенности. Не настолько молодой, чтобы беспечно и с легкомысленным увлечением гоняться за чинами и назначениями, надевающими еще более тесный хомут на шею, он не был еще и так стар, чтобы остановиться на точке замерзания, благодарить судьбу за полученное и считать свою карьеру законченной. А когда человек стоит спокойно на месте, он чувствует самое легкое побуждение извне. Судьба сделала Отиса Айира одной из спиц колеса, на котором движется административный механизм. В общем безостановочном движении механизма отдельные единицы утрачивают сердце, ум, душу и силы. Пока правитель не заменит человеческую силу в государственной работе, всегда будет известный процент людей, использованных, истраченных только на рутину механизма. Потому что общие достижения и цели очень отдалены, а требования настоящего дня не терпят отлагательства. Канцелярии знают их только по именам. Они не принадлежат к числу видных людей в округах, с дивизионами и чиновниками, окружающими их. Они – только отдельные спицы колеса, стоящие в одном ряду, пища для лихорадки, разделяющие с земледельцем и запряженным в плуг быком честь быть плинтусом, на котором покоится государство. Более старые из них уже утратили все свои стремления, молодые со вздохом откладывают их в сторону. Те и другие вооружаются терпением до окончания дня. Двенадцать лет в этом колесе, говорят, усмиряют сердце храбрейших и притупляют ум остроумнейших.

Из этой жизни сбежал Отис Айир на несколько месяцев, надеясь отдохнуть в небольшой компании знакомых мужчин. По окончании отпуска он вернулся бы в свою болотистую, заросшую, безлюдную Бенгалию, к местному доктору, местным ассистенту и магистрату, к дымной, душной станции, к нездоровой атмосфере города и беззастенчивому нахальству муниципалитета, не ставящего ни в грош жизнь вверенных ему людей. Жизнь вообще не ценилась там. Плодородная почва производила человечество, как лягушек в дождливую пору, и пробел, сделанный болезнью в один сезон, с избытком заполнялся производительностью другого. Отис был бесконечно счастлив, что мог сложить с себя, хотя бы на короткое время, свои обязанности, вырваться из кипящего, жужжащего, больного человеческого улья, бессильного помочь себе, но способного калечить, истязать и доводить до изнеможения ослепленных людей, призванных, по ироничному определению правительства, заботиться об этом улье.

Было известно, что в Бенгалии безобразно одеваются женщины. Это можно было видеть по тем, которые иногда приезжали в Симлу. Но о том, что там так же одеваются и мужчины, еще не знали.

Это приходило теперь в голову каждому, кто видел Отиса Айира в его платье допотопного фасона. Дружба с м-с Хауксби должна была изменить его внешность основательным образом.

По словам этой дамы, в интимной беседе величайшее счастье для мужчины говорить о самом себе. Из уст Отиса Айира м-с Хауксби услышала мало-помалу все, что хотела знать о предмете своего изучения. Она узнала об образе жизни, какой он вел там, «в этом отвратительном, холерном месте», как она назвала Бенгалию. Узнала также, хотя несколько позднее, какую жизнь он рассчитывал вести, какие мечты он лелеял в своей душе приблизительно лет десять тому назад, пока действительность не наложила руку на эти мечты. Хороши были для таких конфиденциальных бесед широкие тенистые аллеи для верховой езды в Проспект-Хилле.

– Нет еще, – сказала м-с Хауксби м-с Маллови. – Нет еще. Я должна подождать, пока он хотя бы оденется прилично. Великий Боже, ведь он и понятия не имеет о том, какая честь для него быть на моем попечении!

Среди недостатков м-с Хауксби не было ложной скромности.

– Всегда с м-с Хауксби! – шептала м-с Маллови со своей очаровательной улыбкой Отису. – О вы, мужчины, мужчины! Уже слышно рычание пенджабцев, потому что вы монополизировали самую прелестную женщину в Симле. В один печальный день они разорвут вас на куски на Мэле, м-р Айир.

М-с Маллови скакала вниз с холма, удовлетворенная действием своих слов.

Выстрел попал в цель. Действительно, Отис Айир – ничтожная мошка, затерявшаяся в шумном водовороте Симлы – монополизировал прелестнейшую женщину в ней, и Пенджаб рычал. Мимоходом брошенное замечание упало на добрую почву и способствовало пышному расцвету тщеславия. До сих пор он не смотрел на знакомство с м-с Хауксби, как на предмет всеобщего интереса.

Сознание, что ему завидуют, приятно льстило чувствам незначительного человека. Слова одного из собеседников за завтраком в клубе подлили масла в огонь. «Берегитесь, Айир, – сказал тот, – вы на краю пропасти. Неужели же у вас не было ни одного доброго друга в Симле, который бы сказал вам, что она опаснейшая женщина в Симле?»

Айир усмехнулся и вышел из клуба. Когда, о, когда же, наконец будет готово его новое платье? Он спустился на Мэль, чтобы справиться. М-с Хауксби, возвращавшаяся из церкви в рикше, окинула его испытующим взором. «Он уже более похож на мужчину, чем на неуклюжего оболтуса». Она прищурила глаза, чтобы солнце не мешало ей смотреть. «Да, он ничем не хуже других мужчин, когда так держится. О, благословенное тщеславие, чем были бы мы без тебя?»

Вместе с новым платьем явился новый прилив самоуверенности. Отис Айир увидел, что может войти в комнату, не чувствуя легкой испарины. Может пройти через нее и разговаривать потом с м-с Хауксби, как будто комната и не была пройдена. В первый раз, может быть, за все девять лет он гордился собой, был доволен своей жизнью, своим новым платьем и наслаждался чувством дружбы – дружбы с м-с Хауксби.

– Внешнего лоска еще не хватает бедняге, – говорила она в новой интимной беседе с м-с Маллови.

– Я уверена, что в Нижней Бенгалии чиновников заставляют пахать землю. Как видите, мне пришлось начинать с ним с азов. Правда? Но вы не можете не видеть, дорогая, как изменился он к лучшему с тех пор, как я взяла его в руки. Мне надо еще немножко времени, и он сам себя не узнает.

В самом деле, Айир быстро стал забывать, кем он был прежде. Один из его сослуживцев жестоко задел его, спросив однажды, по простоте душевной:

– Кто сделал вас так быстро членом совета, батенька? Ведь вы перескочили через полдюжину кандидатов?

– Очень жаль, но я ничего об этом не знал, – как бы оправдываясь, ответил Айир.

– Ничего позорящего вас я в этом не вижу, – продолжал старик. – Карабкайтесь, Отис, карабкайтесь, пока не забрала вас лихорадка. Три тысячи в месяц она уносит.

Айир передал разговор м-с Хауксби. Он поведал ей о своем огорчении, как своему близкому другу.

– А вы оправдывались! – воскликнула она. – О, какой стыд! Ненавижу людей, которые оправдываются. Никогда не оправдывайтесь, когда друзья будут говорить о ваших служебных успехах. Никогда! Мужчина должен быть дерзок и смел, пока не встретится с более сильным. Теперь слушайте меня, гадкий мальчик.

Легко и гладко, как катилась рикша вокруг Джакко, преподавала м-с Хауксби уроки житейской мудрости Отису Айиру, иллюстрируя их живыми примерами, встречающимися им на пути во время их прогулки в солнечный жаркий полдень.

– Боже милостивый! – закончила она восклицанием. – Ведь таким образом в следующий раз вы будете защищаться, когда вас назовут моим attache!

– Никогда! – с твердостью заявил Отис Айир. – Это совсем другое дело. Я всегда буду…

«Что будешь?» – подумала м-с Хауксби.

– Гордиться этим, – докончил Отис.

«Пока спасена», – сказала себе м-с Хауксби.

– Только боюсь, что я начинаю уже зазнаваться. Знаете, как осел, которого перекормили. Он разжирел и начал брыкаться. Может быть, это от горного воздуха и отсутствия переутомления в мозгу.

«Горный воздух… возможно, – сказала опять себе м-с Хауксби. – Он до конца жизни просидел бы в клубе, если бы я не открыла его».

Затем она прибавила вслух:

– У вас есть данные, чтобы чувствовать себя выше других.

– У меня! Какие?

– О, их совсем немало. Только это чудное утро не располагает меня к серьезному разговору, а то я бы сказала какие. А что это за рукописи вы показывали мне вместе с грамматикой местного наречия?

– Записки о гулалах. Пустяки. Но я так много работал над этим, что не хочется и вспоминать теперь. Вам следовало бы ознакомиться с нашим округом. Приезжайте как-нибудь с вашим супругом, я покажу вам окрестности. Бесподобное место, особенно во время дождей! Громадные лужи, железнодорожные насыпи, змеи, шныряющие всюду, и зеленые мухи летом. Жители, способные умереть от страха при одном взмахе собачьего хлыста. Но они знают, что вам запрещено пускать его в дело, поэтому отравляют вашу жизнь ежеминутно. О, это божественное место.