Собачьи истории

, родному брату Беттины, которого привёз на машине навестить его племянников и племянниц, и он убил бы их всех, если бы я взял домой хоть одного. Милли, младшая дочь миссис Годфри, приняла мой отказ с восторженным визгом, а Эттли повернулся к смуглой, с землистой кожей и безвольным ртом девушке, которая пришла поиграть в теннис, и пригласил ее выбрать. Она надела пенсне, которое сделало её похожей на верблюдицу, неуклюже опустилась на колени, потому что была длинной от бедра до колена, тяжело вздохнула и осмотрела последнюю пару.

– Думаю, мне бы понравился этот песочно-пёстрый

, – сказала она.

– О, только не он, мисс Сичлифф! – воскликнул Эттли. – Его придавили

, или у него был солнечный удар, или что-то в этом роде. В питомнике прозвали Дурнем. Вдобавок, он косит.

– Думаю, это довольно привлекательно, – ответила она.

Ни Малахия, ни я никогда раньше не видели косоглазого пса.

– Это хорея, пляска Святого Витта

, – вставила миссис ГодсЬои. – Его следовало утопить.

– Но мне нравится выражение его морды, – настаивала девушка.

– Он не выглядит здоровяком

, – сказал я, – но, допускаю, его можно подлатать.

Мисс Сичлифф покраснела; я увидел, как миссис Годфри обменялась взглядом с замужней дочерью, и понял, что сказал что-то неподходящее.

– Да, – продолжила мисс Сичлифф дрожащим голосом, – у него не очень хорошая жизнь, но, возможно, я смогу… подлатать его. Подойдите сюда, сэр.

Уродливое создание, пошатываясь, направлялось к ней, косясь на собственный нос, пока не упало на собственные передние лапы. Тут, к счастью, Беттина метнулась через лужайку и напомнила Малахии об их щенячьем детстве.

Вся их семейка странная, как лента на шляпе у Дика

, и цапаются они, как муж с женой. Мне пришлось их разнимать, и миссис Годфри помогала мне, пока родичи не уединились под рододендронами и не затихли.

– Вы знаете, кем был отец этой девушки? – спросила миссис Годфри.

– Нет, – ответил я. – Она противная сама по себе. Дышит ртом.

– Он был врачом на пенсии, – объяснила она. – Обычно подбирал буйных молодых людей на стадии раскаяния, отвозил их домой и латал до тех пор, пока они не становились достаточно здоровыми, чтобы их можно было застраховать. Затем выгодно страховал их и снова выпускал в мир – с прежними наклонностями

. Конечно, никто не водился с ним при жизни, но дочери он оставил кучу денег.

– Строго законно и в высшей степени респектабельно, – сказал я. – Но что за жизнь для дочери!

– Зря так вышло! Теперь вы понимаете, что только что сказали?

– Прекрасно; и теперь, когда вы сделал меня совершенно счастливым, может быть, мы вернёмся в дом?

Когда мы добрались до него, все были внутри, заседали в комитете по именам.

– А как вы назовёте своего? – я услышал, как Милли спросила мисс Сичлифф.

– Харви, – ответила та. – Соус Харви

, ты же знаешь. Он должен стать крепким, когда я… – она увидела миссис Годфри и меня, подойдя к застеклённой двери, – когда наберётся сил.

Эттли, человек добронамеренный, чтобы успокоить меня, спросил, что я думаю об этом имени.

– О, оно великолепно, – бросил я наугад. – Х-а-р…

– Но это же «Крошка Бинго»

! – сказал кто-то, и все засмеялись.

Мисс Сичлифф, сложив руки на длинных коленях, протянула:

– Вам всегда надо проверять цитаты.

Выпад не был любезным, но что-то в слове «цитата» заставило автоматическую часть мозга работать над некой тенью слова или фразы, которая оставалась вне досягаемости памяти, как кошка после прыжка собаки. Когда я собирался домой, мисс Сичлифф подошла ко мне в сумерках, со щенком на поводке, размахивая большими туфлями, висевшими на теннисной ракетке.

– Простите, – сказала она грубым голосом мальчишки-школьника. – Простите за то, что сказала о проверке цитат. Знаю вас не слишком близко, и… В общем, хочу познакомиться.

– Но вы были совершенно правы насчёт Крошки Бинго, – ответил я. – Перебор букв должен был мне его напомнить.

– Да, конечно. Перебор букв, – сказала она и нагнулась к ковылявшему следом щенку. Снова ум потревожило нечто, имевшее бы смысл, если правильно расставить буквы. По пути домой я поделился трудностями с Малахией, но Беттина покусала его в четырёх местах, и псу было не до того.

Несколько недель спустя Эттли заехал навестить меня, и, прежде чем его машина остановилась, Малахия дал знать, что Беттина сидит рядом с шофёром. Он поприветствовал её за шиворот, когда она спрыгнула вниз; а я поприветствовал миссис Годфри, Эттли и большую корзину.

– Вы должны мне помочь, – устало сказал Эттли.

Мы вынесли корзину в сад, и из неё, пошатываясь, появилась угловатая тень песочно-пёстрого терьера с растрепанной шерстью, с одним слабоумным и одним безумным ухом и парой премерзко косящих глаз. Беттина и Малахия, уже сцепившиеся на лужайке, увидели щенка, не тронули и разбежались в разные стороны.

– Зачем вы привезли сюда этого вонючего пса? – спросил я.

– Харви? Чтобы вы о нём позаботились, – сказал Эттли. – У него была чумка, а я уезжаю за границу.

– Возьмите его с собой. Я его не вынесу. У него психическое расстройство.

– Послушайте, – почти выкрикнул Эттли, – я что, выгляжу придурком?

– Постоянно, – подтвердил я.

– Ну, раз вы так говорите, и Элла так говорит, это доказывает, что мне следует уехать за границу.

– Уилл ошибается, совершенно ошибается, – перебила его миссис Годфри, – но вы должны забрать щенка.

– Милый мой, милый мой, никогда ничего не давайте женщине, – фыркнул Эттли.

Понемногу я вытянул из них эту историю в тихом саду (ни единого звука от Бегтины и Малахии), в то время как Харви глядел на меня исподлобья, сначала одним глазом каракатицы, а затем другим.