– Нет, мы пойдем к реке, – сказал лама и пошел вперед быстрым шагом.
– Молока и еды, – запинаясь, проговорил садовник, глядя на странную высокую фигуру. – Я не хотел бы навлекать дурного на себя или на мой урожай, но в эти тяжелые дни так много нищих.
– Обрати внимание, – сказал лама Киму. – Он говорил так грубо под влиянием красной дымки гнева. Когда эта дымка перед его глазами рассеялась, он стал вежливым и добродушным. Да будут благословенны его поля. Берегись, о фермер, не суди людей слишком поспешно.
– Я встречался со святыми людьми, которые прокляли бы у тебя все, начиная от очага до коровьего хлева, – сказал Ким пристыженному фермеру. – Ну не мудр ли, не свят ли он? Я его ученик.
Он важно вздернул нос и пошел по узкой меже с видом полным достоинства.
– В нем нет гордости, – после некоторого молчания проговорил лама, – в тех, кто избирает Срединный путь, нет гордости.
– Но ты сказал, что он низкой касты и невежлив.
– Я не сказал низкой касты, потому что как может быть то, чего нет? Впоследствии он загладил свою невежливость, и я простил ему его оскорбление. К тому же он, как и мы, во власти Закона Вещей и не идет по пути освобождения. – Лама остановился у маленького ручейка среди полей и стал разглядывать истоптанный копытами берег.
– Ну, как же ты узнаешь свою реку? – сказал Ким, усаживаясь на корточках в тени высокого сахарного тростника.
– Когда я найду ее, то, наверно, будет дано указание. Я чувствую, что это не здесь. О, самая маленькая из вод, если бы ты могла сказать мне, где течет моя река! Но будь благословенна и ты, оплодотворяй землю.
– Смотри! Смотри! – Ким вскочил и оттащил его от реки. Какая-то желто-коричневая полоса выползла на берег из пурпуровых шелестящих стеблей, протянула голову к воде, напилась и легла спокойно. То была большая белая кобра с неподвижными глазами без век.
– У меня нет палки… Эх, у меня нет палки! – сказал Ким. – Но достану и переломаю об ее спину.
– Зачем? И она подвержена тому же Колесу Всего Сущего, как и мы! Жизни, подымающейся или опускающейся, очень далекой от освобождения. Большое зло должна была сделать душа, заключенная в эту оболочку.
– Я ненавижу всех змей, – сказал Ким. Никакое туземное воспитание не может ослабить ужаса белых людей при виде змеи.
– Оставь ее жить, сколько ей положено. – Свернувшаяся змея зашипела и полуоткрыла свою пасть. – Да придет скорее твое освобождение, брат мой, – спокойно продолжал лама. – Может быть, ты случайно знаешь, где находится моя река?
– Никогда не видел такого человека, как ты, – шепнул пораженный Ким. – Неужели даже змеи понимают твои слова?
– Кто знает? – Он отошел на один фут от поворачивавшей голову кобры.
– Иди! – крикнул он через плечо Киму.
– Ну уж нет, – сказал Ким, – я обойду кругом.
– Иди. Она не причинит тебе вреда.
Ким колебался одно мгновение. Лама повторил приказание, снабдив его какой-то монотонной цитатой на китайском языке, которую Ким принял за заклинание. Он послушался и прыгнул через речку. Змея действительно не подала и признака жизни.
– Никогда не видел такого человека. – Ким вытер пот со лба. – Куда же мы теперь идем?
– Это ты должен сказать. Я – старик и чужестранец, вдали от моей страны. Если бы от железной дороги у меня не наполнялась голова дьявольским шумом, я поехал бы теперь в Бенарес… Но тогда мы могли бы пропустить реку. Будем искать ее.
Там, где хорошо обработанная почва даст три и даже четыре жатвы в год, среди плантаций сахарного тростника, табаку, длинных белых растений «ноль-коль» они бродили целый день, поворачивая в ту сторону, где виднелась вода, при этом они будили деревенских собак и жителей сел, спящих в полдень. Лама отвечал на громкие вопросы с неизменной простотой. Они искали реку – реку чудесного исцеления. Не знает ли кто-нибудь такой реки? Иногда слушатели смеялись, но чаще выслушивали историю до конца и предлагали местечко в тени, молоко и еду. Женщины повсюду были добры, а дети, как на всем свете, то робки, то смелы. Вечер застал их на отдыхе под деревом в деревушке с грязными стенами и крышами. Они разговаривали со старшиной в то время, когда скот возвращался с пастбища, а женщины приготовляли ужин. Они вышли из пояса садов, поставляющих фрукты и овощи на рынок голодной Умбаллы, и находились теперь среди тянувшихся на несколько миль лугов.
Старшина был любезный старик с седой бородой, привыкший встречать чужестранцев. Он вытащил веревочную койку для ламы, поставил перед ним горячее кушанье, набил трубку и, так как вечерняя служба в сельской пагоде окончилась, послал за жрецом.
Ким рассказывал детям постарше о размерах и красоте Лагора, о путешествии по железной дороге и о жизни в городе вообще; взрослые разговаривали так же медленно, как их скот пережевывает жвачку.
– Я не могу понять этого, – сказал наконец старшина деревни. – Как понимаешь ты его слова? – Лама, закончив свой рассказ, молча перебирал четки.
– Он – Идущий, – ответил жрец. – Страна полна такими людьми. Помнишь того, кто приходил сюда в прошлом месяце, факир с черепахой?
– Да, но на стороне этого человека были разум и справедливость, потому что ему явился сам Кришна и обещал ему рай без погребального костра, если он совершит путешествие в Прайяг (Аллахабад). Этот же человек ищет неизвестного мне бога.
– Тише! Он стар, он пришел издалека и он безумный, – ответил гладко выбритый жрец. – Выслушай меня, – обратился он к ламе. – В трех косах (шести милях) отсюда к западу проходит большая дорога в Калькутту.
– Но я хотел бы идти в Бенарес, в Бенарес.
– И также в Бенарес. Она пересекает все реки по эту сторону Инда. Мой совет тебе, Служитель Божий, отдохни здесь до завтра. Потом пойди по этой дороге (он говорил про большую, главную ветвь дороги) и испытай каждую реку, через которую она проходит; потому что, насколько я понимаю, река, которую ты ищешь, обладает своим особым свойством не в каком-нибудь одном месте, но на всем своем протяжении. Тогда, если угодно будет твоим богом, будь уверен, что обретешь свободу.
– Хорошо сказано. – Этот план произвел сильное впечатление на ламу. – Мы начнем завтра, и да будешь ты благословен за то, что показал старым ногам такой близкий путь.
Фраза окончилась чем-то вроде песнопения на китайском языке. Даже на жреца она произвела впечатление, а старшина испугался злых чар, но достаточно было взглянуть на простодушное, серьезное лицо ламы, чтобы перестать сомневаться в нем.
– Видишь моего челу? – сказал лама, из вежливости опуская руку в протянутую ему тыквенную бутылку с табаком.
– Я вижу и слышу.
Старшина взглянул в сторону Кима, болтавшего с девушкой в синей одежде, которая подбрасывала в огонь ветки терновника.
– Он также Ищущий. Он ищет не Реку, а Быка. Да, Красный Бык на зеленом поле вознесет его со временем к почестям. Я думаю, он не вполне от мира сего. Он был внезапно послан мне, чтобы помочь в моих поисках, а имя его – Маленький Всеобщий Друг.
Жрец улыбнулся.
– Эй, Всеобщий Друг, – крикнул он, утопая в облаках дыма, – что ты такое?
– Ученик этого святого человека, – сказал Ким.
– Он говорит, что ты дух.
– А могут духи есть? – подмигивая, проговорил Ким. – Я голоден.
– Это не шутка! – вскрикнул лама. – Некий астролог в городе, название которого я забыл…
– Ни более ни менее как город Умбалла, в котором мы провели эту ночь, – шепнул Ким жрецу.
– А, так это Умбалла! Он составил гороскоп и объявил, что желание моего ученика исполнится через два дня. Но что он говорил про звезды, Всеобщий Друг?
Ким прочистил горло и оглядел деревенских стариков.
– Разгадка моей звезды – война, – торжественно ответил он.
Кто-то рассмеялся при виде маленького оборвыша, вызывающе выпрямившегося на кирпичном плинтусе под деревом. Туземец смиренно прилег бы при этом смехе. Кровь, кипевшая в жилах Кима, заставила его вскочить на ноги.
– Да, война, – повторил он.