Маленький Торба

Маленький Торба
Редьярд Джозеф Киплинг

Редьярд Киплинг

Маленький Тобра

Голова обвиняемого не достигала верха решетки вокруг скамьи подсудимых», – как пишут в английских газетах. Впрочем, об этом деле не сообщалось в прессе, потому что никого нисколько не интересовала судьба Маленького Тобры. Несколько долгих жарких послеполуденных часов судебные заседатели разбирали его дело, но, когда они обращались к нему с вопросом, он только низко кланялся и хныкал. Они признали улики против него недостаточными, и судья утвердил их решение. Правда, тело сестры Маленького Тобры было найдено на дне колодца и, кроме него, на полмили вокруг не было ни одного человека, но девочка могла свалиться туда и случайно. Поэтому Маленького Тобру оправдали и отпустили на все четыре стороны. Это было не столь милосердно, как может показаться, потому что ему некуда было идти, нечего есть и нечем прикрыть свое тело.

Он вышел во двор перед красным судебным зданием и уселся на край колодца, раздумывая о том, удастся ли ему Завершить прыжок в эту черную воду преждевременным погружением в Черные Воды Забвения. На вымощенной кирпичом земле лежала оставленная конюхом пустая торба, и Маленький Тобра, очень голодный, принялся выискивать сырые зерна, которых не заметила лошадь.

– А-а, вор! И его только что выпустила карающая десница закона! Пойдем-ка! – сказал конюх, и Маленького Тобру за ухо отвели к большому и толстому англичанину и поведали ему о краже.

– Что?! – воскликнул англичанин три раза подряд (только употребил он более крепкое слово). – Посадить его в клетку и отвезти ко мне в дом.

И вот Маленького Тобру, уверенного, что его заколют, как поросенка, посадили в решетчатый фургон и отвезли в дом к англичанину.

– Что?! – снова сказал англичанин. – Сырое зерно, боже милостивый! Эй, кто-нибудь там, накормите мальчишку. Мы приставим его к лошадям. Слышите?… Сырое зерно, будь я проклят!

– Расскажи нам теперь о себе, – сказал старший конюх Маленькому Тобре, когда все поели и слуги расположились отдохнуть за домом. – Ты не из касты конюхов, разве что тебя привел к нам желудок. Как ты попал под суд и за что? Отвечай, дьявольское отродье!

– Мне нечего было есть, – спокойно сказал Маленький Тобра. – Здесь хорошее место.

– Говори правду, – сказал старший конюх, – не то я заставлю тебя чистить стойло рыжего жеребца, того, что кусается, как верблюд.

– Мы – тели, которые жмут масло, – сказал Маленький Тобра, зарываясь пальцами ног в пыль. – Мы все были тели – мой отец, моя мать, мой брат, старше меня на четыре года, я и моя сестра.

– Та, которую нашли мертвой в колодце? – спросил кто-то, слышавший о суде.

– Да, – серьезно подтвердил Маленький Тобра. – Та, которую нашли мертвой в колодце. Однажды в ту деревню, где был наш пресс для выжимания масла, пришла болезнь, – я уже и не помню, когда это было. Сперва болезнь поразила глаза сестры, и она ослепла. Это была мата – черная оспа. Потом отец и мать умерли от той же болезни, и мы остались жить одни – брат, которому было двенадцать лет, я – мне было восемь – и слепая сестра. Всё же у нас оставался вол и пресс, и мы старались жать масло, как прелое. Но Сарджан Дас, торговец зерном, обманывал нас при продаже, да и вол не хотел нас слушаться. Чтобы умилостивить богов, мы повесили на шею волу гирлянду и украсили цветами большой брус для размалывания зерен, который проходит сквозь крышу дома; но всё было напрасно, и Сарджан Дас был безжалостен к нам.

– Бапри-бап, – бормотали жены конюхов, – обманывать ребенка! Но мы-то знаем, что за народ эти буньи, не так ли, сестры?

– Пресс был старый, а нас с братом никто не мог назвать сильными мужчинами, и мы не могли как следует укрепить большой брус в гнезде…

– Еще бы, – сказала пышно разодетая жена старшего конюха, присоединившаяся к ним. – Это работа для сильного мужчины. Когда я еще жила в доме своего отца…

– Замолчи, женщина, – прервал ее старший конюх. – Мальчик, продолжай.

– Я уже всё рассказал, – ответил Маленький Тобра. – Однажды, я уже не помню когда, большой брус сорвал крышу, и вместе с ней упала почти вся задняя стенка дома. Они упали на нашего вола и проломили ему хребет. Так мы остались без дома, без пресса и без вола – брат, я и сестра, что ослепла. Взявшись за руки, мы, плача, пошли по полям прочь от нашей деревни, а денег у нас было всего семь анн и шесть пайсов. В тех местах, куда мы забрели, был голод. Я не знаю, как назывались те места. И вот раз ночью, когда мы спали, брат взял те пять анн, что еще оставались, и убежал от нас. Я не знаю, куда он ушел. Да падет на него проклятье отца! Мы с сестрой просили милостыню по деревням, но людям нечего было нам дать. И все говорили: «Идите к англичанам, они вас накормят». Я не знал, кто такие англичане, но мне сказали, что они белого цвета и живут в палатках. Мы пошли дальше, куда – я вам сказать не могу, и у нас не было больше еды. И вот, жаркой ночью, когда сестра плакала и просила есть, мы подошли к колодцу, и я велел ей сесть на край и столкнул ее вниз, ведь она же была слепая. Уж лучше умереть, чем голодать.

– Ай! Ахай! – запричитали жены конюхов. – Он столкнул ее вниз, потому что лучше умереть, чем голодать.

– Я бы и сам туда прыгнул, да сестра еще была жива и звала меня из колодца, вот я испугался и убежал. И какой-то человек вышел из маиса и сказал, что я убил ее и осквернил колодец, и меня повели к англичанину, белому и страшному, и он отправил меня сюда. Но никто ничего не видел, и лучше умереть, чем голодать. И потом, она же была слепая и маленькая.

– Маленькая, – эхом отозвалась жена старшего конюха. – А что такое ты – слабый, как птица, жалкий, как новорожденный жеребенок. Что такое ты?

– Я тот, чей живот был пуст, а теперь полон, – сказал Маленький Тобра. – И я бы хотел поспать.

Жена конюха прикрыла его попоной, и Маленький Тобра уснул сном праведника.