Личности в истории

– Простите меня… но назвали бы Вы в публичном репортаже имя своего Учителя? Было уже немало недоразумений, и они вызывали бури ненависти и непонимание того, что стало уже общеизвестным. Страстно желая сделать доступной для многих древнюю форму философии, называемую теософией, мы приобретаем друзей и порождаем сильное здоровое беспокойство, способствующее борьбе против беспростветного невежества, но также можем вызвать публичное осуждение того, что заслуживает уважения, и осмеяние Священных писаний, которые, к сожалению, публикуются лишь с искажениями и неполностью. Я прошла тяжелые испытания и отчасти потому так больна и почти не чувствую нижних конечностей этого бедного тела, что не сумела должным образом сдерживать свою нервную реакцию на подобного рода несправедливость.

– Госпожа… я не могу удержаться, чтобы не задать себе вопрос, как же это ЕПБ, обладающая такими незаурядными психическими силами, способностью к концентрации и исключительным умом, тем не менее была столь уязвима перед нападением тех, от кого по их собственной природе и убеждениям можно было это предвидеть и ожидать.

– Это очень сложная тема. Я сама не знаю точно… однако проведем сравнение. Представим себя в химической лаборатории, внутри реторты, задействованной в реакции, в результате которой выделяется много тепла и других типов вибраций. Приемник не всегда может это выдержать, и тогда появляются трещины и обугливание. Такой приемник бессознательно приходит к саморазрушению и даже может обжечь находящихся рядом с ним. Но Дело должно быть сделано… сам атанор[2 - Атанор – алхимическая печь; символически – глубинные структуры психики, внутри которых происходит процесс трансформации и возрождения Души. – Прим. ред.] не имеет значения. Когда разрушение заканчивается, то остается пыль… Я хочу, чтобы мое тело кремировали, а пепел развеяли по ветру. Реторта – как это говорят в XX веке? – загрязнена.

– Расскажите о Теософском обществе.

– Полагаю, что Вы знаете о его развитии больше меня. А я не могу и не хочу знать детали будущего. О прошлом скажу, что когда я была еще очень молодой и предприняла свое первое путешествие в Египет, моей целью было основать в любой форме общество или центр по изучению эзотеризма. Через несколько лет после этого в Нью-Йорке я познакомилась со стариной Олкоттом, который пытался сделать то же самое с помощью некоторых своих друзей, занимавших видное положение, а также других, просто любопытствующих. 17 ноября 1875 года начало работать Теософское общество, которое я помогла основать с разрешения моего Учителя… Его принципы несколько раз менялись по форме, потому что энтузиазм владел всеми нами, но по совету моего Учителя официально я считалась лишь членом-корреспондентом, так как мне предстояло совершить многочисленные путешествия в будущем… На самом деле основателем общества был полковник Олкотт, который, как вы знаете, является адвокатом и специалистом по психическим феноменам и спиритизму.

Я знаю, что без моего участия Теософское общество не смогло бы заинтересовать столько людей. В настоящее время существует три мощных центра: в Соединенных Штатах, в Англии и в Индии, в Адьяре который вероятно в один прекрасный день станет официальной столицей на мировом уровне. На сегодня он является таким скорее по названию, чем в действительности. Однако я также понимаю, что принесла обществу и много вреда, поскольку нападки некомпетентных фанатиков от религии и науки приводили к очернению Общества и многих его членов по моей вине. Я никогда никого не обманывала, да мне это было и не нужно, поскольку мне приходилось скорее ограничивать паранормальные явления, нежели вызывать их, что являлось для меня естественным. Но я не знала положения дел, я не могла избежать общества людей, помешанных на медиумизме или подверженных духовной слабости, зависти или желанию быть главными действующими лицами. В настоящее время одновременно с написанием «Тайной Доктрины» и правкой ее машинописного варианта мне приходится писать статьи для «Теософа» и других теософских и научных журналов, и я начала объединять вокруг себя тех, кого некоторые называют Ложей Блаватской, Внутреннее отделение, представляющее собой истинную эзотерическую школу. Я понимаю, что многие еще не готовы к этому, но это все, что я могу сделать: работать с тем человеческим материалом, которым располагаю… Было бы хуже не делать этого, хотя часто я сама не знаю… Мои Голоса, которые столько учили меня, замолкают… Мое астральное зеркало ничего не отражает… Я стараюсь прислушиваться и по мере своих сил выполняю то, что мне предназначено. Я также думаю написать словарь терминов, полезных для чтения «Тайной Доктрины». Кроме того, у меня много чертежей и схем педагогического характера, которые накопились со временем.

– Госпожа, всех нас, ценящих Ваш удивительный свехчеловеческий труд, особенно беспокоит то, что Вам не удавалось не тратить время на любопытных людей, которых интересовали феномены или личные консультации… Как я теперь понимаю, для того чтобы Вы имели возможность закончить свое Дело, Учителя должны были дать Вам… дополнительную жизненную силу. Почему же Вы раньше времени растратили эту жизненную силу на феномены, не имеющие реальной значимости?

– Простите меня, но каждый волен сам распоряжаться своей жизнью, как он хочет и может. Свобода не означает возможность овец выбирать очередного пастуха, но нечто гораздо более глубокое, непередаваемое, имеющее индивидуальные корни…

– Извините… у меня нет желания критиковать Ваши позиции, но многие из нас страдают вместе с Вами от такой неблагодарности, и тот, кто участвует в международном движении, может оказаться в той или иной мере зависящим от друзей и учеников, которые не связаны с ним ни чем иным, кроме личного к Вам отношения.

– Это одна из форм работы, к которой Вы бы не прибегали, но которую использую я. Мне представляется смехотворной любая форма авторитета, которая не основана на духовном взаимопонимании, и, вероятно, это является одним из моих многочисленных недостатков, потому что становится неизбежной причастность собственной личности… Однако каждый таков, каков он есть, и без подлинности и естественности мы ничего не смеем сделать. Я заверяю вас, что мне нравятся долгие вечеринки и разговоры на разнообразные темы с теми, кто не думает так же, как я, и мне очень трудно отказать тому, кто просит меня о чем-то… Я не верю в трансцендентность паранормальных явлений, но ими пользуются с самых далеких времен. Исключите паранормальные явления, о которых говорится в Библии, например, и Ветхий завет превратится в простое описание злоключений племенного объединения, а Новый завет – в сборник моральных наставлений в стиле книг стоиков. Феномен является составной частью того, что невозможно полностью обойти молчанием… Паранормальный феномен, если он не поддельный и вызван не в корыстных целях, хотя и является весьма опасным, обычно запоминается гораздо больше, нежели урок, полученный устно или письменно, особенно это касается тех, кто боится жизни и смерти… И все мы в той или иной степени боимся некоторых аспектов цикла жизни и смерти. Это не приводит сразу к воспоминаниям прошлых воплощений… Впрочем, Вы хорошо это знаете.

– Почему мы не можем ничего вспомнить о периодах между воплощениями, когда наше сознание находится в Девахане, на Небе, или как это еще называется?

– Потому что речь идет о воспоминании с помощью смертной части, а таким образом мы вспоминаем только наше смертное существование. Поднимая свое сознание до уровня, на котором оно не подвергается непосредственному разрушению, мы можем получить информацию о той самой небесной жизни, о которой говорили Платон и многие другие Посвященные… А теперь, с Вашего позволения, я вернусь к своей работе. Работа продвигается медленно… порой необходимо дня два ждать, чтобы мне был дан один факт, одна цитата, простое сообщение о только что изданных книгах, которые я никогда не смогу прочитать… Я благодарю Вас за стремление сделать этот репортаж и объяснить своим ученикам, что мои труды не являются потолком, а служат дверью. Как бы то ни было, будущее видится очень трудным, и думать о нем чаще всего страшно. Наилучшим советом было бы делать свою работу, не строя долгосрочных планов…

– Спасибо Вам за то, что Вы существуете. Та связь, которую, как Вы говорили, следует устанавливать между созвездиями Мудрости с целью их объединения, позволила нам узнать определенные вещи, по-настоящему значимые, а не заниматься пустым делом. И большое спасибо за столь необычным способом поданный чай…

– Я уже вижу, что через несколько лет из этого репортажа, вероятно, запомнят только способ подачи чая…

Е.П.Б. смеется и как будто пребывает в прекрасном настроении, хотя я отмечаю, что она устала и что ее руки машинально возвращаются к бумагам. Я прощаюсь с ней и встаю. Мне кажется, что прошло всего лишь несколько минут.

У входа приглашают войти новых посетителей, поскольку сегодня суббота и госпожа Блаватская принимает избранных визитеров; впрочем, их так же много, как и обычно. Я не могу сдержать улыбки при мысли о том, что Е.П.Б. в сущности никогда не изменится… Да, вот так: она это знает, но ей не нужно скрывать этого.

День уже клонится к вечеру, и я медленно шагаю в ту сторону, куда ложатся тени, прижимая к себе, как бесценное сокровище, тетрадь с записями… которые мне предстоит вспомнить, чтобы составить репортаж об этой встрече.

Философ по имени Хорхе Анхель Ливрага

Елена Сикирич

I. Философия как состояние души

История человечества – это не просто череда событий, потрясающих мир. Каждая эпоха – сокровищница интереснейшего опыта, а за этим опытом стоят живые люди, реальные судьбы, «неисповедимые пути Господни», выстраданные достижения, моменты, когда одновременно проявляются высокие мечты и грубая реальность, надежда и разочарование, удачи и невезение. Часто, изучая тексты, рассказывающие о важных событиях, об истории мировоззрений и о человеческих достижениях, о жизни и творениях выдающихся людей, так хочется по-настоящему уметь читать между строк. Хочется взглянуть глубже и шире, выйти за рамки нейтральных, лишенных оттенков описаний. Хочется взглянуть на ту другую, недосказанную Историю, в которой за каждым конкретным фактом стоит множество нюансов, переживаний, причин и следствий, стоят живые существа со своими судьбами, сражениями, загадками и тайнами.

Хорхе Анхель Ливрага

Герой нашего рассказа – философ, о котором просто невозможно писать академически сухо. Хотя прошло уже шесть лет со дня его смерти[3 - Статья была написана в 1997 г.], в воспоминаниях всех, кто его знал, кто слушал его лекции и читал его произведения, остается образ живого человека, идеалиста и мечтателя, в котором загадочным образом сочетались тончайшие качества мистика, ученого, поэта и бойца, художника, учителя и ученика, ребенка и мудрого старца, и просто – удивительного, интереснейшего и очень доброго человека.

Быть философом нынче не в моде, отчасти потому, что существует стереотипный образ философа – серьезного человека, интеллектуала, с утра до вечера поглощенного размышлениями об абстрактных теориях и глобальных вопросах существования, далекого от мира сего и его проблем, предпочитающего выражаться ни для кого не понятными «заумными» фразами.

Но были времена, когда некоторые выдающиеся личности, у каждого из которых было свое призвание и любимая работа в области литературы, науки, искусства, религии или политики, несмотря на это предпочитали называть себя философами, вкладывая в это слово его исконный смысл и предавая ему то значение, о котором говорил еще великий Пифагор. Философ – это человек, любящий мудрость, (от греч. «филео» – любить, «софия» – мудрость), влюбленный в Божественное, в непостижимые таинства существования, в Прекрасное и его проявления, в природу, в людей и во все живое. В силу тех внутренних качеств, которые пробуждаются в нем, благодаря способности испытывать великую любовь в самом глубоком смысле этого слова, истинный философ не может быть сухим, эгоцентричным, стерильным интеллектуалом, отчужденным ото всех и от всего. В нем сочетаются высокая эрудиция, широта и эклектичность познаний, глубина размышлений и естественная скромность человека, знающего лишь то, что ничего не знает. Философ открыт ко всему и учится у всего, он не созерцает жизнь, не наблюдает за ней сидя в кресле, он – человек мечты и действия, борьбы и сострадания, он не в состоянии жить, не будучи кому-то или чему-то полезным. Истинный философ верен себе, Божественному, своим мечтам и людям, он учит не столько словами, сколько силой собственного примера, и на этих естественных, простых этико-моральных принципах основывается подлинная доброта его сердца. Философия – это не профессия, а образ жизни, состояние души и сознания.

Это лишь маленькая часть того, чему учил профессор Хорхе Анхель Ливрага, вдохновляясь примером и духовным наследием великих мыслителей прошлого, таких, как Е. П. Блаватская, Джордано Бруно, Пифагор, Платон, Сократ, Марк Аврелий, Конфуций и многие другие.

Мы вовсе не хотим показать профессора Ливрагу в идеальном свете, в каком обычно изображают святых или кумиров; совсем наоборот. Мы хотим показать живого человека с трепещущей душой и сильной волей, оставившего за собой интереснейшее духовное наследие. Но каким бы ни был этот живой человек, со своими достоинствами и недостатками, сражениями и переживаниями, он был велик именно тем, что говорил не пустые слова, что его учение не было лишь только абстрактной, хорошо звучащей теорией. Передавая читателям его взгляды на то, каким должен быть истинный философ, и многие другие, мы делаем это потому, что узнаем в них – и одновременно рисуем для вас – черты его личности, кредо его жизни, а основные доказательства реальности и возможности применения всего этого он подавал своим собственным примером. Люди, мысли и слова которых не расходятся с их делами и поступками, встречаются нынче весьма редко и уже потому их жизнь достойна внимания и уважения.

II. Обыкновенная жизнь обыкновенного философа

В этой другой, недорасказанной и менее официальной истории об одном из самых выдающихся философов ХХ века самым главным кажется все-таки то, что для Хорхе Анхеля Ливраги (или ХАЛа, как его называли любящие ученики, пользуясь первыми буквами его имени) философия была не увлечением, а моделью существования. Она не была лишь частью его жизни, она была всей его жизнью.

По национальности итальянец, он родился в Буэнос-Айресе (Аргентина) в 1930 году. Доктор философских наук и истории искусств, он был удостоен многих международных наград и почетных званий в области искусства, науки и литературы. Будучи большим знатоком истории мировой культуры, психологии, искусства, науки, религии и человеческой природы, он, тем не менее, всю жизнь с неутомимой энергией продолжал исследовать и учиться. Хотя в его биографии нет ничего экзотического и сногсшибательного, в ней встречаются тончайшие моменты и ситуации, в которых опытный знаток человеческих судеб мог бы узнать характерные предзнаменования, часто предвещающие важные события на жизненном пути любого великого и поистине талантливого человека, еще раз подтверждающие, что случайностей не бывает.

Счастливое детство ХАЛа было омрачено смертью отца, человека широкого мировоззрения, архитектора по специальности, его первого наставника в жизни, пробудившего в юноше любовь к искусству, к науке, к вечным ценностям и важнейшим вопросам существования. Пятнадцатилетний юноша переживает смерть отца очень болезненно и на одиночество и образовавшуюся в нем гнетущую пустоту реагирует так, как свойственно его возрасту: начинаются проблемы с учебой, метания, тяга к острым ощущениям, проявляющаяся до такой степени, что приводит его к участию в автогонках и других опасных для жизни мероприятиях; попытка забыть все то, что вдохновляло его в детстве; состояние безвыходности, которое отражалось в том, что он уже ни в кого и ни во что не верил.

Но судьба – интересная штука, и пути Господни неисповедимы. После настойчивых уговоров матери возобновить учебу и взяться за изучение дисциплин, нужных для вступительных экзаменов в университет, ХАЛ неохотно находит по объявлению преподавателя английского языка. К его большому удивлению, уже на первом уроке, изучение языка началось на материале английского варианта книги «Тайная Доктрина» Елены Петровны Блаватской. Таким странным и «случайным» образом ХАЛ встречает своего первого Учителя, загадочного профессора Смита, – благородного старого джентльмена, прожившего пять лет в Тибете, человека большой эрудиции и глубоких познаний, особенно в области эзотерической философии. Сам ХАЛ потом с благодарностью вспоминал, что уже с первого урока, всего лишь за несколько часов коренным образом изменилась вся его жизнь. На многочисленных уроках Учитель и Ученик меньше всего занимались английским, а большую часть занятий посвящали вопросам философии: они обсуждали загадки древних цивилизаций, основные учения разных религий, глубокие вопросы существования, волнующие каждого человека, изучали выдающихся мыслителей разных эпох. Но интереснее всего, по словам ХАЛа, было искать во всем этом обширнейшем и разнообразнейшем материале общие модели, универсальные принципы и ключи, открывающие двери к пониманию всего остального, применимые во всех ситуациях жизни, являющиеся частью единой, интегральной философии – мудрости поколений.

На этом духовный поиск ХАЛа не останавливается. Позже, особенно после смерти профессора Смита, он знакомится с разными духовными группами и течениями; особое предпочтение он отдает Теософскому обществу, в котором работает на протяжении нескольких лет, читая лекции, ведя занятия и кружки, будучи самым молодым из его руководителей. Его величество случай, а скорее всего, загадочная Судьба, снова вмешивается в только-только определившуюся колею его жизни, принося новые изменения, проекты и мечты, приводя его через трогательные и иногда анекдотичные ситуации к встрече с Учителем, вновь коренным образом изменившим судьбу молодого человека. ХАЛ становится учеником Шри Рама, одного из выдающихся философов и мистиков нашей эпохи, хотя и малоизвестного сегодня, в то время являвшегося президентом Международного Теософского общества, целью которого было объединение философских мировоззрений восточной и западной культур. На протяжении нескольких лет под руководством Шри Рама ХАЛ проходит сложнейшее, интереснейшее, интегральное, индивидуальное обучение.

Вспоминая об этом счастливом периоде своей жизни, ХАЛ говорил, что он для него проходил как во сне. Программа была столь насыщенной, что для сна у него оставалось лишь три-четыре часа, но это ему отнюдь не препятствовало. Он вспоминал о множестве прочитанных книг древних и современных авторов, самой разнообразной тематики, – он должен был не только изучить их в кратчайшие сроки, но и изложить на бумаге их содержание, чтобы была понятна суть книги, а также основные, ключевые идеи и модели, которые можно было бы применить в жизни. Такое изучение всегда должно было быть сравнительным; особый акцент ставился на поиск взаимосвязей между явлениями, между основными идеями, принадлежащими различным областям. ХАЛ вспоминал о сотнях и сотнях написанных его рукой страниц, которые возвращались ему после проверки, перечеркнутые красным карандашом сверху донизу, с одной-единственной отметкой: «Продолжай искать, ищи глубже!» Такой упорный и кропотливый труд помог молодому Ученику научиться проникать в суть многих вещей и явлений, а также сохранить глубину, свежесть, простоту и объективность в размышлениях и суждениях, даже тогда, когда перед его глазами раскрывались совершенно новые, необъятные горизонты познания. Несмотря на то что его обучение под руководством Шри Рама было очень насыщенным, оно не проходило в отрыве от мира. Продолжая сам читать лекции, ХАЛ должен был учиться параллельно на нескольких факультетах, чтобы приобрести солидную профессиональную базу. Он посещал в университете кафедры истории, искусствоведения, медицины и многие другие. Кроме того, он должен был одновременно работать на разных работах, дневных и ночных, – не ради денег, а для того чтобы не отдаляться от человека и его проблем, чтобы попытаться почувствовать их «на своей собственной шкуре».

Такая изнурительная, но плодотворная и глубокая система обучения была на самом деле лишь подготовкой к осуществлению великой мечты как Учителя, так и Ученика, которой последний посвящает впоследствии всю свою жизнь и отдает все свои силы. На основании интегрального проекта, разработанного вместе со Шри Рамом, 15 июля 1957 года ХАЛ создает философскую школу классического типа «Новый Акрополь», становясь инициатором и вдохновителем международного гуманистического, философского движения, нашедшего отклик во многих странах мира, на разных континентах. «Новый Акрополь» был создан как дополнение и продолжение не только Теософского общества и тех учений, которые передала миру наша великая соотечественница Елена Петровна Блаватская, но также и тех учений о вечных духовных ценностях, которые передавались из поколения в поколение через философские традиции разных школ древности – звеньев одной цепочки. Для ХАЛа создание «Нового Акрополя» стало конкретным воплощением в жизнь его мечты о Философской школе классического типа, об интегральной и всеобъемлющей философии жизни, способной связать воедино все знания и на основании этого сделать возможным сознательное применение в жизни каждого учения как части единого целостного видения мира

В основу работы Школы была заложена та же самая интегральная программа обучения, через которую проходил сам ХАЛ, но в упрощенном виде, доступном каждому и более приспособленном к насущным проблемам и стремлениям современного человека. В ней предусмотрены не только теоретические занятия и лекции, но и практическая работа в разных областях искусства, науки, экологии, социальной сферы и многих других. Несмотря на многочисленные трудности, всегда сопровождающие осуществление любой мечты, со временем, Школа начала существовать более чем в сорока странах мира, объединяя множество учеников, что являлось особой гордостью ХАЛа. В каждой стране школа становилась очагом культуры, часто сотрудничая с выдающимися личностями в этой области.

До конца своей жизни ХАЛ постоянно путешествует. Из месяца в месяц, из года в год он неустанно посещает все центры «Нового Акрополя» в разных городах, странах, континентах, повсюду читая лекции, проводя конференции и семинары, работая с учениками, встречаясь с общественными деятелями. В перерывах между путешествиями он пишет книги, в настоящее время изданные во многих странах и на многих языках.

III. Философ глазами учеников

ХАЛ всегда хотел, чтобы в нем прежде всего видели не учителя, а философа, то есть просто человека, ищущего истину, терпеливого и настойчивого в своих поисках. Но этот «просто человек, любящий мудрость», поражал своей эрудицией, всеобъемлющими познаниями и глубиной взглядов. Читая лекции, беседуя с людьми, он так преображался, что становился неузнаваемым, юным, счастливым. Поражало также то, что, при своем упорстве, бойцовских качествах и сильной воле, которые он всегда проявлял, пробивая новые проекты и начинания и болея за любимое дело, он был человеком чрезвычайно скромным, порой стеснительным, живущим в каком-то своем, особом, тонком и изысканном внутреннем мире.

Об этой другой стороне личности философа знали его ученики и потому любили его еще сильнее. Мы приводим несколько отрывков из воспоминаний профессора Делии С. Гусман, его ближайшего ученика и сотрудника, прожившей и проработавшей рядом с ним долгие годы, сменившей ХАЛа на посту президента международного «Нового Акрополя» после его смерти.

«…Некоторые считают, что самым большим моим сокровищем были твои лекции и переданные через них знания, и я не отрицаю этого. Каждая твоя лекция была для меня величайшим уроком жизни, и ни с одной лекции я не ушла такой же, какой пришла на нее…

…Многие по-доброму завидовали, вспоминая о путешествиях, совершенных нами вместе, – и я их хорошо понимаю, потому что эти путешествия были воистину прекрасны. Рядом с тобой я всегда училась чему-то, все мы учились, даже больше, чем во время твоих лекций: учились видеть, узнавать, ценить то, что оставалось невидимым и непонятным для привыкших к обыденному и вульгарному глаз.

Объездив весь мир рядом с тобой, я делала то же самое, и никуда не выходя из дома, а только слушая твои рассказы обо всем. Я так никогда и не смогла до конца постичь ту безграничную, великую внутреннюю красоту, вдохновляющую тебя постоянно, так же как и никогда не переставала удивляться, насколько всеобъемлющей и беспредельной может быть красота, везде узнаваемая и из всего извлекаемая тобой.

…Судя по тому, что я видела, картины ты умел писать еще с детства. Я наблюдала за тем, как умело и ловко ты смешивал краски, за твоими быстрыми и уверенными движениями и, вспоминая о том, что у тебя не было возможности обучаться мастерству художника, спрашивала себя, кем же ты был на самом деле в такие минуты, – и понимала, что это просто естественная часть тебя самого. Такие моменты просто преображали тебя. Тебе нравилось это дело…

…Однажды утром, когда ты был полностью погружен в работу, одна из учениц зашла к нам и была поражена спектаклем, разыгрывавшимся перед ее глазами. Не зная, что ты лишь реставрируешь полотно и приводишь в порядок утраченные детали, она задала тебе вопрос: “Давно ли Вы пишете эту картину?” Твоя любовь к шутке была сильнее осторожности, и ты, смеясь, ответил: “…Подобные картины я пишу за день, а если они размером побольше, тогда мне нужно больше времени… ”

…Я помню, как ты читал ночи напролет, когда бессонница разыгрывала с тобой свои злые шутки. За очень короткое время ты буквально поглощал целые книги. Сначала я думала, что, читая, ты просто быстро пробегаешь глазами по страницам, чтобы поскорее вызвать сон, и я до сих пор поражаюсь, вспоминая, как потом находила в этих книгах записи и примечания, написанные твоей рукой наверху или в конце почти каждой страницы. Как ты мог одновременно читать, писать, спать, не погружаясь в сон, растягивать и удерживать время, которое для всех нас проходит с такой быстротой? Были моменты, когда ты откладывал в сторону серьезную литературу и погружался в свои любимые комиксы и другие истории, и среди них в надежного и безупречного “Принца Валианта” или в замечательного, приводящего тебя в восторг “Тин-Тина”. По ночам, зная, что ты один и что никто не смотрит на тебя, ты смеялся счастливо, во весь голос, читая одну из таких милых приключенческих историй, или, наоборот, плакал, потому что какая-то фраза задевала бог знает какую струну твоей тонкой внутренней сущности. Я до сих пор с любовью храню один том, старое издание “Принца Валианта”, на первой странице которого ты написал своей любимой ручкой: “Эта книга помогла мне выдержать и преодолеть ночи тяжелых физических страданий во время моего путешествия в Мехико в январе 1988года. Спасибо ей!” – и ниже – твоя подпись.

Только сейчас я понимаю, как страдал ты один во время путешествий – и молчал об этом, чтобы никого не расстраивать и никому не мешать, как пытался отвлечься этими замечательными, милыми историями от ожидания смерти, которая в любой момент могла прийти за тобой.

Я помню, как ты слушал музыку, притаившись в моей комнате… Вы сидели там вдвоем с котом, храня, как по уговору, мистическое молчание… С закрытыми глазами ты погружался в григорианские песнопения или в какое-нибудь прекрасное произведение Моцарта или Шумана, которые всегда можно было найти у меня. И я уверена, что ты находил в них гораздо больше ответов на вопросы и гораздо более глубокое содержание, чем я, несмотря на мое многолетнее обучение музыке.

Я помню твою любовь к коту, к этому замечательному ворчливому сиамцу, который до сих пор сопровождает меня… Однажды, когда во время болезни ты лежал в своей комнате… я застала вас за беседой, точнее, ты рассказывал, а кот слушал, внимательно, словно лучший из твоих учеников. Ты ему объяснял, что такое смерть и что он будет чувствовать в тот момент, когда покинет свое маленькое плюшевое тело; ты рассказывал ему о том, что ожидает его после смерти в мире ином!!! В тот день я даже слегка обиделась и сказала тебе, что коту ты рассказываешь гораздо больше, чем мне… А кот отблагодарил тебя за эту щедрость, когда мурлыкал и искал твоей руки в день твоей смерти, когда лежал, свернувшись у твоих ног, долгие и долгие часы, пока мы не забрали его оттуда силой…

Я помню твою жизнерадостность и постоянные шутки в магазине, когда ты выбирал еду, которая тебе нравилась – твои любимые итальянские блюда из теста, какое-нибудь шоколадное печенье на завтрак и бутылку хорошего испанского вина к обеду… Я помню тебя, красивого и аккуратного, когда ты тщательно и со вкусом подбирал для себя одежду на каждый день, стараясь, чтобы все цвета гармонировали друг с другом… Но ты всегда оказывался в замешательстве, когда речь шла о том, чтобы купить какую-нибудь необходимую деталь одежды, или когда нужно было опять искать новый плащ вместо старого, потерянного в очередной раз во время путешествия, бог знает в какой гостинице и в какой стране мира!..