Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по

2. Линдблом П. Х. Судебный процесс // Введение в шведское право. М., 1986. С. 86, 87.

3. Клеандров М. И. Экономическое правосудие в России: прошлое, настоящее, будущее. М., 2006. С. XII.

4. Гражданское процессуальное право / Под ред. М. С. Шакарян. М., 2004. С. 10 (автор главы – М. С. Шакарян); Жуйков В. М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц. М., 1997. С. 193, 194; Жилин Г. А. Защита прав человека в гражданском судопроизводстве // Российская юстиция. 1998. № 1. С. 6.

5. Яркое В. В. Современные проблемы доступа к правосудию в Российской Федерации // СНГ: реформа гражданского процессуального права: Матер. Междунар. конф. М., 2002. С. 67.

6. 80 лет Верховному Суду Российской Федерации. М., 2002.

7. СЗ РФ. 1999. № 26. Ст. 3170.

8. Елисеев КГ. Цит. соч. С. 118–120.

9. Линдблом П. X. Цит. соч. С. 89–91.

10. Яровая М. В. Судебная система Финляндии // Российская юстиция. 2006. № 4. С. 70, 71.

11. Джиффорд Д. Д., Джиффорд К. Х. Правовая система Австралии. М., 1988. С. 118–120, 268–271.

12. См., например: Мельникова Э. Б. Ювенальная юстиция: проблемы уголовного права, уголовного процесса и криминологии. М., 2001.

13. Клеандров М. И. Цит. соч. С. 6.

М. И. Клеандров[9 - Доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент РАН, судья Конституционного Суда Российской Федерации.]

Негативные проявления в судейской среде и способы борьбы с ними: общие подходы

Хорошо, издавна и широко известно, что всякое дело делается людьми. Применительно к обсуждаемой проблеме это означает, что даже идеально структурированная судебная система и великолепные, идеально сбалансированные процессуально-процедурные нормы еще не гарантируют доброкачественного правосудия, если его осуществляют судьи с низким профессионализмом и/или невысокими морально-нравственными устоями. И, наоборот, высокопрофессиональный судейский корпус, состоящий из судей высокой нравственности, способен нивелировать даже значительные огрехи судоустройственного и судопроизводственного плана.

Таким образом, высококачественное наполнение судейского корпуса нашей страны должно стать приоритетным делом и главной задачей Концепции развития судебной системы России, совершенствования организационно-правового механизма российского правосудия.

Сказать, что нынешний состав российского судейского корпуса, состоящий более чем из 30 тыс. судей, целиком дефектен, коррумпирован, зависим от кого-то, подлежит замене (на кого?) и пр., как это делают иногда СМИ, в том числе со ссылками на проводимые опросы, нельзя в принципе. Да и с опросами дело обстоит неоднозначно. Если к десяти, например, среднестатистическим дееспособным обывателям подойти с вопросом, сформулированным следующим образом: «Правда ли, что наши судьи коррумпированы, берут взятки от сторон в деле и зависимы от властей и олигархов?», почти все с энтузиазмом ответят: «Да, конечно, разумеется». Если дальше спросить: «А сами Вы встречались со случаями проявления коррумпированности судей и отчетливого проявления ими зависимости от властей или олигархов при осуществлении ими правосудия?», восемь (минимум) из десяти опрашиваемых ответят: «Нет». И на следующий вопрос: «А откуда же Вы знаете о коррумпированности и зависимости наших судей?», ответ будет растерянно лаконичным: «Так ведь об этом в газетах пишут…». И это значит, что наши СМИ, наверняка не все осознанно, сами формируют негативное общественное мнение (каков вопрос, таков и ответ), потом сами же на него ссылаются и удивленно ужасаются. По-видимому, верен афоризм Зигмунда Графа: «Общественное мнение похоже на привидение в старинном замке: никто его не видел, но всех им пугают». Но о чем может объективно свидетельствовать такой факт, точнее, тенденция, как наличие длительного, неуклонного, подчас лавинообразного роста числа обращений российских граждан в российские суды за защитой своих нарушенных прав и/или законных интересов? Может быть, о росте доверия российских граждан к российской судебной системе, к российскому судейскому корпусу? Без сомнений, дело обстоит именно так.

Ситуация, конечно же, не столь безнадежна, как это представляют наши СМИ. Судейский корпус в России в целом профессионален, не коррумпирован, независим и т. д. Есть, разумеется, и печальные исключения. Но достаточно лишь прочитать несколько номеров Вестника Высшей квалификационной коллегии судей России, чтобы уверенно сделать однозначный, безапелляционный вывод – с этими исключениями само судейское сообщество борется, причем борется целеустремленно, напористо и эффективно, вплоть до прекращения полномочий судей и дачи санкций на возбуждение уголовных дел. Известны и случаи осуждения судей судами на немалые и отнюдь не условные сроки.

Таким образом, можно отметить, что судейский корпус нашей страны способен и склонен к самоочищению своих рядов, данный вывод полностью соответствует реальному положению вещей. И делается это в самых разных формах, в том числе (что представляется наиболее эффективным средством) на бытовом уровне, когда, например, в суде, где «проявился» нечистоплотный судья, непроизвольно создается атмосфера непринятия этого судьи, морально-этического его отторжения. Правда, не всегда, не везде, а есть, к сожалению, суды, где сам моральный климат не столь уж недоброжелателен по отношению к нечистоплотным судьям. Словом, и идеализировать наш нынешний судейский корпус не стоит.

Что это, собственно говоря, такое – негативные проявления в судейской среде? Ведь для того, чтобы лечить (и вылечить) болезнь, необходимо установить диагноз, определить – что это за болезнь, чем она вызвана; а для установления диагноза необходим, как говорят врачи, анамнез. Буквальное понимание негативного проявления в судейской среде будет чрезвычайно широким, оно, видимо, включает в себя все плохое, совершаемое судьей и выходящее за рамки, которые общество снисходительно способно простить судье как человеку. Ведь судья – не инопланетянин и не андроид, он – человек со всеми человеческими качествами, включая человеческие слабости, но – плюс – он наделен судейскими полномочиями. И если судья-мужчина в состоянии опьянения избивает жену, это, конечно, плохо, это выходит за названные рамки, но ведь это действие не связано с функцией именно судьи – с осуществлением правосудия. При таком подходе мы можем, по принципу дихотомии, все варианты негативных проявлений в судейской среде разделить надвое: связанные с осуществлением правосудия и не связанные с ним (т. е. – то, что именуют просто: «бытовуха»). Бороться с «бытовухой» со стороны судей нужно, это делается эффективно и особых проблем на данном поприще не усматривается, во всяком случае, глубокая научная проработка проблемы здесь вряд ли нужна.

К негативным проявлениям в судейской среде, связанным с осуществлением правосудия, вполне применим принцип дихотомии. Эти проявления можно разделить на: 1) имеющие прямое отношение к осуществлению правосудия – при рассмотрении конкретных судебных дел; 2) имеющие лишь косвенное отношение к осуществлению правосудия и связанные прежде всего с нарушениями судьей ограничений, установленных правоположениями о статусе судьи. Во втором случае это ведение судьей предпринимательской деятельности, участие в органах управления коммерческих организаций, участие в политической деятельности и пр., что категорически запрещено судье, хотя обычно не запрещено лицам, не наделенным полномочиями судьи. В этом втором случае борьба с негативными проявлениями в судейской среде также особых сложностей не представляет и также не требует научной проработки проблемы.

Остается главное – негативные проявления в судейской среде, связанные с (вызванные…) непосредственным осуществлением правосудия по конкретным судебным делам. По сути, ядром таких проявлений служат так называемые неправосудные, причем заведомо неправосудные решения (иногда сами судьи такие решения вежливо, толерантно, но многозначительно называют «странными»).

Не будем пока говорить о сложностях (подчас очень серьезных) определения самого факта наличия именно заведомо неправосудного («странного») решения, ибо здесь фигурирует понятие судейского усмотрения. То есть иногда невозможно, во всяком случае официально, провозгласить: данное судебное решение заведомо неправосудно, хотя оснований для отмены таких решений обычно хватает. Но профессиональный судья (прежде всего коллеги судьи – автора такого решения, знающие его уровень профессионализма, методы ведения им процесса, стиль изложения им судебных документов и пр.) обычно видит «выходящее» за рамки судейского усмотрения такое решение, особенно если ознакомится с материалами дела. В самой общей форме заведомо неправосудное («странное») решение – это такое решение: а) резолютивная часть которого не соответствует обстоятельствам и материалам дела и обычно противоречит мотивировочной части решения; б) которое не вписывается не только в судебную практику, «освященную» постановлениями Пленума ВС (ВАС) РФ, но и в сложившуюся практику того суда, где трудится данный судья (такое решение может противоречить и стабильно сложившейся за долгие годы практике самого данного судьи по этой категории дел); в) которое заведомо выгодно одной стороне в процессе и явно невыгодно другой.

Судьи, которые сознательно по тем или иным причинам выносят заведомо неправосудные решения, редко делают это вследствие собственной юридической малограмотности. Чаще такие судьи – профессионалы, хорошо разбирающиеся как в материальном, так и в процессуальном законодательстве и весьма эффективно пользующиеся их недостатками. И судебный акт, составленный таким судьей, сам по себе далеко не всегда явственен как заведомо неправосудный. Поэтому ожидания того, что все судебные акты, когда их начнут размещать на сайте суда, будут безукоризненными, завышены – заведомая неправосудность акта обычно может быть обнаружена лишь в связке этого акта со всеми материалами дела, а эти материалы на судебных сайтах никто не предполагает размещать.

И тут возникает одна острая проблема, наглядно иллюстрируемая двумя делами, рассмотренными в январе 2007 г. Конституционным Судом РФ, из материалов которых следовало, что в отношении каждого из заявителей арбитражными судами были вынесены обременяющие их решения, при этом ни о привлечении их к участию в деле, ни о времени рассмотрения дел, ни о вынесенных в отношении их решений заявители не подозревали, до тех пор, пока не стали приводиться в исполнение вынесенные в отношении их решения – за пределами не только сроков на обжалование решений, но и за пределами шестимесячного срока, в течение которого можно ходатайствовать о восстановлении пропущенного (по любым основаниям!) срока на обжалование решений. При этом все вышестоящие судебные инстанции ограничились лишь констатацией невозможности восстановления пропущенного срока на обжалование судебных решений, вынесенных по результатам рассмотрения дел без лиц, не участвующих в процессах по независящим от них обстоятельствам, тех лиц, о правах и обязанностях которых приняты решения (что прямо запрещено и АПК РФ, и международными актами, и Постановлением КС РФ от 2 июля 1998 г. № 20?П).

Вряд ли эти вышестоящие судебные инстанции не замечали столь грубых нарушений норм арбитражного процессуального права (точнее, злоупотребления отдельными его императивными положениями) со стороны арбитражных судов, вынесших – по первой инстанции – заведомо неправосудные решения (в делах фигурирует и подделка подписи заявителя в КС РФ – ответчика по арбитражному делу, и другие «убойные» моменты). Проблема заключается именно в отсутствии механизма автоматического отслеживания заведомо неправосудных, криминальных судебных решений, вне возможности соответствующе реагировать на них и в ненаделении вышестоящих судебных инстанций свойствами этого механизма.

Причины вынесения тем или иным судьей заведомо неправосудного («странного») судебного решения при рассмотрении им конкретного судебного дела также необходимо поделить по принципу дихотомии на две группы.

Первую группу составляют причины, по которым конкретный судья вынес при рассмотрении конкретного дела заведомо неправосудное («странное») конкретное решение сознательно. Это взятка, угроза, давление с чьей бы то ни было стороны и т. п. Диапазон этих причин, по всей вероятности, велик, и он наверняка включает в себя крайние случаи, когда судья для того, чтобы не вынести заведомо неправосудное решение, должен совершить подвиг, например, в случае реальной угрозы жизни малолетней дочери судьи. Безусловно, государство обязано создать каждому судье условия, при которых объективное осуществление правосудия не происходило бы посредством совершения подвига. Но такие случаи – крайняя черта риска названного диапазона, обычно же причины здесь корыстные.

Вторую группу составляют причины неосознанного (или несознательного) вынесения конкретным судьей заведомо неправосудного («странного») решения по конкретному рассмотренному им делу, например, в результате гипнотического внушения, которому подвергся этот судья. Следует подчеркнуть, что нам не известно ни одного официально зарегистрированного случая гипнотического воздействия на судью, в результате которого этот судья вынес заведомо неправосудное решение. Однако не существует прибора, который смог бы такое воздействие зафиксировать. А о том, что подобное гипнотическое воздействие возможно и применялось с большой долей вероятности, свидетельствуют следующие соображения. Во-первых, цепь рассуждений: у определенных структур, располагающих большими материальными и организационными ресурсами (у ОПТ, например), иногда возникает острая необходимость в вынесении конкретным судьей при рассмотрении конкретного дела решения определенной направленности (к примеру, необходимо хоть на время заменить меру пресечения в отношении подсудимого – лидера этой ОПТ). В ходе предпринятых «мозговым центром» этой ОПГ мер стало ясно, что изменить меру пресечения на стадии предварительного следствия не удалось, дело передано в суд, находится у конкретного судьи, «подходов» к которому нет, подкупить или запугать этого судью невозможно, как и организовать на него давление. Существуют специалисты высокой квалификации, способные с помощью методов нейролингвистического программирования, гипнотического внушения и т. п. воздействовать на психику конкретного человека (кстати, не всякого, не всегда и не везде) до такой степени, что он совершит определенное действие. Организуется поиск такого специалиста, встреча с ним, оговариваются условия, в том числе размер гонорара; осуществляется непосредственное гипнотическое воздействие на данного судью (внушение необходимости совершения им отсроченного конкретного действия). В результате этот судья выносит «странный» приговор: «десять лет условно» или «пятнадцать лет лишения свободы с изменением меры пресечения на подписку о невыезде до вступления приговора в законную силу» и пр.

Известны случаи, когда после объявления подобного решения, где резолютивная часть никак не вяжется с мотивировочной, судья, вынесший и зачитавший такое решение (либо, если это возможно, лишь его резолютивную часть, как по делам арбитражного судопроизводства), не может пояснить, почему им вынесено такое решение, не только своим удивленным друзьям-коллегам, но и самому себе. Все же подозрения о том, что этот судья подкуплен или запуган, коллективом суда отметаются напрочь (вплоть до дачи «головы на отсечение») – в данном суде этот судья проработал 30 лет, он «прозрачен», имеет авторитет у судей и юридической общественности, ему 68 лет (т. е. до ухода в отставку по возрасту ему осталось работать судьей лишь 2 года), он одинок и пр., единственная его цель – уйти в отставку с незапятнанной репутацией.

К этой же группе причин следует отнести случаи, когда правосудие осуществляется судьей с деформированной психикой. Перечень психических болезней, влияющих на мышление больного, огромен, и ни одна из этих болезней не включена в Перечень заболеваний, препятствующих назначению на должность судьи, утвержденный 26 декабря 2000 г. Советом судей России по представлению Минздрава РФ. Нет в этом Перечне и таких болезней, как СПИД, лепра (проказа), сифилис мозга, которые наверняка деформируют психику больного, а значит, деформируют правосудие, осуществляемое судьей, больным данной болезнью. Здесь уже речь идет не только о конкретных делах и конкретных решениях по ним. Но диагностировать психические и соматические болезни всегда крайне трудно, а уж установить взаимосвязь между этой болезнью у конкретного судьи и заведомой неправосудностью («странностью») выносимого им при рассмотрении конкретного дела решения трудно вдвойне. Весь судейский корпус с учетом сказанного находится в крайне уязвимом состоянии, ибо каждый недовольный конкретным судебным решением может посчитать причиной его вынесения наличие деформации психики судьи.

Абсолютно ясно, что стратегия борьбы с судьями, выносящими заведомо неправосудные («странные») судебные решения, должна зависеть от того, в какую из двух групп обозначенных причин входит та, которая лежит в основе того или иного судейского волеизъявления.

Как известно, бороться с определенным негативным явлением в сравнительно замкнутой социальной среде (а таковой с немалой долей условности можно считать судейский корпус как в масштабе страны, так и в масштабе каждого конкретного суда) можно двумя способами: 1) очищением этой среды от лиц, осуществляющих данное негативное воздействие; 2) недопущением в эту среду лиц, потенциально способных такое негативное воздействие осуществлять. При этом необходимо отметить исключительно важное обстоятельство: бороться за чистоту судейских рядов обеими способами сегодня намного проще, чем еще несколько лет назад. Дело в том, что за последнее время невероятно, особенно в сравнении с периодом до 1991 г., возрос престиж должности судьи в сознании юристов-профессионалов. Да и объективно, в сравнении с прошлым, это выглядит так. Десять лет назад оклады у судей были, в сравнении с другими сопоставимыми категориями работников, низкие, работать приходилось в старых неприспособленных зданиях по два и более судьи в одном кабинете, где проводились и судебные заседания ввиду острой нехватки залов, помощников у судей не было, информационное обеспечение находилось в самом зачаточном состоянии и т. д., процессуальное законодательство не было ориентировано на судью, принцип состязательности только-только становился на ноги, а судьи в арбитражных судах сами вели протоколы судебных заседаний. Сегодня же (и есть уверенность, что эта благоприятная тенденция сохранится) у судей оклады весьма высоки, условия работы достаточно комфортны, и т. д. Правда, нагрузки на судей всех ветвей судебной власти и всех звеньев системы сильно возросли, но и здесь можно усмотреть позитивный момент – значит объективно возросло доверие масс к российской судебной власти, к судейскому корпусу.

Все это позволяет сделать вывод: острого, хронического кадрового голода в судьях сейчас у нас нет, тогда как раньше его наличие приводило к тому, что: а) из судейского корпуса в коммерческие структуры уходили высокопрофессиональные судьи с безукоризненной репутацией; б) «выдавливание» судей с «подмоченной» репутацией велось с опасением – а вдруг на это освободившееся место придет еще более худший судья или вообще никто долго не придет; в) отбор кандидатов на вакантные должности судей из-за малого числа желающих занять столь непрестижные должности был заведомо нежестким. Сегодня ситуация полярно противоположна. Дело за проработкой и решением двух проблемных взаимосвязанных вопросов: а) по каким критериям и параметрам отбирать; б) какой организационно-правовой механизм отбора кандидатов в судьи и наделения их судейскими полномочиями необходим сегодня. При этом следует учитывать, что два названных способа борьбы с негативными явлениями в нашем судейском корпусе включают в себя и случаи, когда безукоризненно честный судья назначается на должность в разложившийся суд (и такую ситуацию исключить нельзя). Негативная разлагающая среда, царящая в таком суде, способна быстро разложить нового, до этого безупречного в нравственном отношении судью. В таком случае решение названных проблемных взаимосвязанных вопросов должно обеспечить назначение в такой разложившийся суд (что делать с самим таким судом – отдельная и чрезвычайно острая проблема) судьи, способного противостоять разлагающему влиянию среды в этом суде.

Итак, в принципе есть два способа борьбы с негативными явлениями в судебной среде, не исключающие, а наоборот, дополняющие друг друга. Поэтому бессмысленно спорить о том, какой из них важнее, приоритетнее и т. п. Но это бессмысленность с точки зрения практического правоприменения. С точки зрения теоретического осмысления проблемы 1?й способ борьбы – очищение судейской среды от судей, осуществляющих негативное воздействие на эту среду, представляется борьбой в форме тактики, борьбой с последствиями проявления негативных явлений, способных влиять на их причины лишь опосредованным образом. Второй же способ – борьба в форме стратегии, борьба на уровне причин возникновения негативных явлений, и результатом этой борьбы может стать главное – отсутствие в судейской среде лиц, способных к проявлению негативных явлений. Не абсолютное, разумеется, отсутствие всяких негативных явлений, ибо судьи – это люди, значит, всякие абсолютные категории здесь – абстракция. При выборе приоритетов из двух названных способов борьбы важен и такой фактор: в последнее время усиливается интенсивность заменяемости судейских кадров, каждый год назначается на должность около 3,5 тыс. новых судей, только в 2007 г. ожидается назначение и переназначение более 1 тыс. руководителей судов (председателей и заместителей председателей) ввиду истечения первого шестилетнего срока их работы в должности. Наличие этого фактора означает и острую необходимость при интенсивном обновлении судейских кадров обеспечить сохранение «хороших» судей, естественный «уход» судей «плохих», прежде всего по истечении трехлетнего срока со дня их первого назначения. А это вызывает острую потребность в четких объективных критериях «хороших» и «плохих» судей. Сегодня такие объективные критерии не выработаны, а доминирование субъективных по известным соображениям остроконтриродуктивно.

Первый способ борьбы с негативными проявлениями в судейской среде не может быть организован по типу «шашкой наотмашь» – слава богу, российские судьи обладают определенным иммунитетом. Ни прямая борьба посредством наказания (вплоть до максимально жестокого) за имевшее место негативное проявление в форме, например, сознательного вынесения заведомо неправосудного решения по конкретному делу, ни профилактические мероприятия не должны ни в малейшей мере поколебать принцип независимости судей. Здесь необходимы: более дифференцированные меры дисциплинарного воздействия в отношении «проштрафившихся» судей с тем, чтобы мера дисциплинарного наказания была адекватна мере содеянного судьей; формирование в квалификационных коллегиях судей специальных подразделений, единственной функцией которых должна стать организация тщательных проверок жалоб и заявлений в отношении судей (своими силами либо силами руководителей суда, где трудится судья, на которого поступила жалоба или заявление) с вынесением по результатам проверки заключения о фактической стороне дела и степени вины (если она есть) судьи; выведение функции «суда над судьями» из прерогативы квалификационных коллегий судей и возложение этой функции на специально созданные органами судейского сообщества структуры типа дисциплинарных судейских комитетов (тут могут быть самые различные варианты) и т. д. Безусловно, разработка проектов мероприятий и инициатив, включая законопроектные, здесь должна базироваться на масштабных и комплексных научных исследованиях; необходимости же решения каких-либо концептуальных и судьбоносных для сегодняшнего статуса российского судьи проблем здесь не усматривается.

Второй способ борьбы с негативными проявлениями в судейской среде требует решения концептуального вопроса о праве гражданина РФ быть судьей, точнее, вопроса о таковом праве каждого гражданина РФ, отвечающего требованиям к занятию должности судьи, закрепленным в Конституции РФ и федеральных законах. Общество и государство обязаны обеспечить реализацию этого права. Здесь можно обозначить наличие широкого спектра мнений. Обозначим крайние из них: а) мнение, абсолютизирующее данное право, допускающее поэтому занятие должности судьи человеком, которому это с точки зрения сегодняшнего менталитета и сложившихся обыкновений (а также довольно, к сожалению, невнятных правовых предписаний, часть из которых – из серии «секретно» и «ДСП») недопустимо по анкетно-биографическим, психофизиологическим, морально-этическим и другим причинам; б) мнение, полярно противоположное предыдущему, сводящееся к тому, что у общества есть право воспрепятствовать к занятию должности судьи человеком, которому по названным причинам нельзя быть судьей. Во втором случае представления кандидатом в судьи в соответствующую квалификационную коллегию судей, выполняющую роль конкурсной комиссии, лишь выписки из реестра дисквалифицированных лиц (выдаваемой в соответствии с Положением о формировании и ведении реестра дисквалифицированных лиц, утвержденным Постановлением Правительства РФ от 11 ноября 2002 г. № 805) будет явно недостаточно: необходима его тщательная проверка соответствующими правоохранительными органами и спецслужбами по методике и параметрам, определенным законом (который, кстати, еще нужно разработать и принять). Кроме того, нужен полный профессио-социопсихофизиологический портрет кандидата в судьи, и здесь необходимы предварительные серьезные профильные и комплексные научные исследования. Лишь после решения этого концептуально и принципиально важного вопроса можно разрабатывать предложения по совершенствованию нынешнего, пока неэффективного по ряду причин и по многим показателям, организационно-правового механизма отбора кандидатов в судьи и наделения их судейскими полномочиями.

О. Н. Малиновский[10 - Кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права Кубанского государственного университета.]

К вопросу о развитии теоретических, правовых и организационных основ механизма реализации норм международного права в судебной системе России

В Федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России» на 2007–2011 годы [1] ставятся новые задачи, обусловленные стремлением России соответствовать мировым стандартам в области судопроизводства, и отмечается, что использование программно-целевого метода представляется наиболее целесообразным для качественного обновления существующей системы правосудия с целью обеспечения ее соответствия требованиям демократического правового государства и общепринятым нормам международного права. В Программе подчеркивается, что поставленные задачи требуют комплексного подхода к их решению.

Успешное решение выдвинутых в Программе задач, направленных на достижение ее основной цели, – повышение качества правосудия, уровня судебной защиты прав и законных интересов граждан и организаций, неразрывно связано с вопросами повышения эффективности реализации норм международного права в деятельности судов, что предопределяет необходимость обращения к этим вопросам.

В ряду конституционных положений, создающих базисные условия для реализации норм международного права в национальной правовой системе в целом и в судебной системе в частности, закрепленных в ч. 4 ст. 15, ч. 1 ст. 17 и других статьях Конституции РФ, центральное место принадлежит положениям ч. 4 ст. 15, которые вывели Конституцию РФ в вопросе взаимодействия международного и внутригосударственного права в число передовых и подняли правовую систему РФ на качественно новый уровень. Данные положения, являющиеся одной из основ конституционного строя и выполняющие в рамках правовой системы РФ роль общеправового принципа, по охвату норм международного права сформулированы широко, что сделало правовую систему максимально открытой международному праву.

Часть 4 ст. 15 Конституции РФ включила в национальную правовую систему следующие категории норм международного права:

1) общепризнанные принципы международного права, которые имеют как договорную, так и обычно-правовую форму. Являясь основополагающими императивными нормами (jus cogens), отклонение от которых недопустимо, в иерархии международно-правовых норм они занимают высшую ступень. В рамках правовой системы РФ особое значение имеют принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств. В частности, говоря о принципе всеобщего уважения прав человека, следует отметить, что вопросы, касающиеся прав человека, не относятся к числу исключительно внутренних дел государств, а сами отношения в сфере прав человека представляют собой совмещенный предмет регулирования. Это является отражением того факта, что «права человека обладают универсальной юридической силой, и поэтому по вопросам прав человека утверждается идея универсальной юрисдикции» [2]. При этом, как известно, признаваемые и гарантируемые согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией РФ права и свободы человека и гражданина, определяющие смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, а также местного самоуправления, обеспечиваются правосудием. Исходя из того, что неотъемлемой и важнейшей составной частью принципа всеобщего уважения прав человека является положение о признании достоинства человеческой личности, все права и свободы человека и гражданина, закрепленные в Конституции РФ и иных нормативно-правовых актах, должны толковаться как основанные на данном положении;

2) общепризнанные договорные нормы международного права, закрепленные в Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 г., Конвенции о правах ребенка 1989 г. и иных договорах;

3) общепризнанные обычные нормы международного права, содержащиеся, в частности, во Всеобщей декларации прав человека 1948 г.;

4) договорные нормы, не являющиеся общепризнанными. Договоры, в которых содержатся эти нормы, подразделяются на три группы: договоры универсального уровня, региональные договоры, партикулярные договоры. Закон о международных договорах РФ 1995 г. выделяет межгосударственные договоры, межправительственные договоры, договоры межведомственного характера. При этом приоритетом в отношении законов РФ могут обладать только договоры, согласие на обязательность которых было выражено в форме федерального закона.

Необходимо отметить, что вопрос о наличии в том или ином договоре общепризнанных норм международного права имеет самостоятельное значение, так как данные нормы обладают особым статусом и позволяют говорить об особом статусе самого договора.

Положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ получили развитие в ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» от 31 декабря 1996 г., ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» от 15 июля 1995 г., в отраслевых кодексах и иных нормативно-правовых актах.

В целом можно констатировать, что в рамках национальной правовой системы нормы международного права реализуются путем: