Эта гиблая жизнь

Сосед поднялся, смотрел на него в упор, тяжело.

– Ты, морячок, не суйся. Меня наши уже спрашивали, чего он, мол, трется? Ты не переживай, Лидку твою не обидим, получит, что захочет, в разумных, конечно, пределах. Но и ты не встревай не в свое дело. А то ведь знаешь: был свидетель посторонний, стал он вдруг потусторонний. – Захохотал он.

– Пошепты…

Сосед окаменел, Олегу даже показалось, что толкнул статую. Не толкнул, асам оттолкнулся.

Сосед схватил его за руку, крепко, до боли, ее сжал.

– Извини, капитан, – проникновенно и даже расстроенно сказал он, – это на меня иногда находит. Недостатки воспитания. Уж как ни сдерживаюсь… Ты ж тоже пойми, работа нервная. Расселяешь коммуналку комнат на десять, половину людей переселишь, и вдруг какая-нибудь бабка как упрется, и хоть плачь…

– Её право.

– Право-то её, это конечно, это правильно. Но и мы-то никому плохо, всем хорошо делаем. Коммуналки расселяем, и у всех отдельные квартиры. Было всем плохо, а стало хорошо. И государству выгодно.

Вот прибалты в Латвии там просто, закон о реституции. Вернуть дома прежним хозяевам. А те первым делом жильцов на улицу. А у нас по закону курс на ликвидацию коммуналок. Только мы за свою работу ни копейки с государства не берем. За все, как и положено в цивильном обществе, богатый дядя из своих доходов заплатит.

– Убьете Лиду, если что?

– С ума сошел?! – тяжело посмотрел на Олега сосед. – Мы в год десятки коммуналок расселяем. Оно нам надо? И так, то и дело, какую-нибудь сумасшедшую бабку приходится чуть ли не медом мазать и облизывать.

Он помолчал, пьяно улыбнулся.

– Ладно, ты вот есть, а парус поднял – нет тебя. Скажу. На радостях, в честь праздника. Мое ноу-хау. Мы теперь в нужную коммуналку своего человека поселяем. Он изнутри, из квартиры работу ведет. Это не агент, тому и дверь не всегда откроют, а сосед. А какой «тормоз» в квартире попадется, так к нему можно и несколько своих людей поселить. Тогда и работать веселее… И еще, штурман, или кто ты там. Грише сегодня не наливайте…

Белые ночи уже уходили. Уснуть Олегу пришлось лишь на три часа. В половине пятого он поднялся собираться на вахту. Но Лида поднялась еще раньше и уже что-то готовила на плите.

Олег, зевая стоял рядом, глядя из окна кухни на темный пустой квадрат двора.

– А правда, что у моряка в каждом порту девушка есть? – неожиданно спросила Лида.

– Так уж и в каждом. – Почесал он грудь. – Ну зашел пароход туда на три дня, так что ты успеешь?… Нет, успеть, конечно, можно. Но так, чтобы она тебя и потом ждала?!. Это лучше на регулярной линии работать. Санкт-Петербург – Гамбург – Манчестер – Санкт-Петербург. Чтоб, как трамвай. По расписанию. Хотя нет, это все страны-то развитые, в них моряк как временная работа, до лучших времен. Вот Африка, или если на ремонт где-нибудь на полгодика встать…

Олег понял, что сказал, что-то не то и сразу поправился:

– Да и не котируются нынче моряки. Это при социализме, рассказывают, они шмотки возили, магнитофоны на продажу…

– Она его за тряпки полюбила, – вздохнула Лида, – давай собирайся на свой парусник, романтик. А то еще что-нибудь скажешь…

Появился из своей комнаты сосед, уже одетый, буркнул «приветик» и, толкнув дверь, зашел в Гришину комнату.

Оттуда донеслось невнятное бормотание. Но вскоре появился и сам Гриша в сопровождении соседа.

Одет он был странно. На ногах кеды. Всегдашние вытянутые и потерявшие цвет, напоминавшие матросскую робу, спортивные штаны венчали вполне еще приличные рубашка, пиджак и галстук.

Сосед придирчиво осмотрел Гришу, сунул ему расческу.

– Ну вот, хоть на человека похож стал. Давай, быстрей, нам еще в твое Лодейное Поле ехать и ехать.

Гриша серьезно кивнул и, взяв расческу пошел в ванную причесываться. Сосед все это время нетерпеливо стоял у открытой входной двери.

– Давай, давай, красавец, – ласково подхватил он вышедшего из ванны Гришу под локоток, – с утреца, путь неблизкий, поехали.

– Дай хоть комнату напоследок глянуть, – неожиданно возроптал тот.

– Иди давай, что тебе комната, домовладелец!..

Гришу выпихнули за дверь и слышно было, как он ссыпался по лестнице.

Олег остался дома с Лидой один.

– Куда это они? – недоумевал он.

– Куда-куда, комнату менять.

– Да нет, я понял, а почему одели его так?

Лида задумчиво смотрела в окно на асфальтовый пятачок двора, стоявшую на чурках вместо колес старую ржавую машину, наконец, словно очнулась:

– Там, где регистрация, окошко в стене, его подведут, документы положат, нормальный человек в костюме и галстуке. Без перегара. Ему уже два дня пить не дают. Комната неприватизирована – продать нельзя, поэтому и обмен. Меняет комнату в коммуналке на собственный дом…

– Да что, это все серьезно было?… И что же, ты одна теперь в квартире с этим упырем осталась?

Лида молчала. Она прижалась к Олегу, не от желания, а словно ища защиты и опоры. Вздохнула.

– Видно пора и мне куда-нибудь собираться.

– Куда? Тоже в Тихвин, какой-нибудь? Слушай, давай уедем подальше хоть на месяц, я отпуск выпрошу? Или рвани к тетке в этот Остров. Глядишь, все здесь устоится.

– Да ничего не устоится. Что ты думаешь, это первый заход был? Нормальная квартира. Центр. Дом после капремонта. Всего шесть семей. И шесть комнат. Уже не первый год достают.

– Ладно, – Олег взял приготовленный пакет, – давай так. Одна пока не ходи. После работы встретимся и решим, что делать…

Как назло, с утра испортилась погода. К брошенной на борт парусника времянке Олег подсоединил электрическую плитку и кое-как грелся, держа руки над раскаленной спиралью. Лето уходило прямо на глазах.

Даже если парусник твой плотно ошвартован к берегу и, по сути, ты словно сторож на барже, все равно вахта твоя останется корабельной. Пусть из снятой вверху обшивки подволока свисают провода, торчат всюду ржавые трубы, сняты доски с палубы, отодран линолеум в коридорах, все равно за иллюминаторами плещется вода. Стоит промчаться мимо «Метеору», задравшему нос над вышедшими из воды крыльями, волна начинает зло бить в борт, и старый парусник со скрежетом трется кранцами о причальную стенку. Словно до зуда хочется ему сняться со швартовых и уйти куда-то далеко в море, где берег не увидишь и с поднятой на самый верх мачты будки. Да и сам Олег уже подустал на берегу. Все чаще его тянуло куда-то. Бывало, просыпался ночью и просто смотрел из окна Лидиной комнаты, как идут мимо по Неве к заливу суда, закрывая противоположный берег. Их огни медленно проплывали мимо. Никого кроме вахты и поднятой на проход узкости швартовой команды, не было видно у них на борту. Да и те зевали, торопили время, чтобы поскорее пройти Неву и потом, уже на большой воде, завалиться в каюте спать. А Олег, наоборот, мучился, потому что не мог уснуть, ложился лишь под утро, а потом зевал всю вахту или вполуха дремал в каюте, или целый день ходил по кораблю недовольный и хмурый.

Даже спокойная вода в Неве под ветром стала темной, с маленькими злыми волнами. Олег с неудовольствием поднял голову, когда сверху по железу со снятыми досками палубы прогромыхали чьи-то быстрые шаги. Он даже не поднялся. Все двери, кроме одной, задраены на кремальеры, и нежданный посетитель мимо не пройдет.

– Спишь, совсем тут распустился?! – распахнув дверь, в каюту ворвался старпом.

– Да я?! – Обрадовался Олег, – да я с механиком на пару эту консервную банку дни и ночи стерег!

Отпуск пошел старпому на пользу. Лицо загорело, а волосы, наоборот, выгорели. Он подсел к плитке, тоже протянул было к ней широкие мосластые ладони, но не усидел, энергия у него била через край.

– Холод собачий, – пожаловался он, – я же прямо с аэропорта сюда. Мне мастер телеграмму дал, ты что, не в курсе?

– А кто, меня, сторожа, извещать будет? – пожаловался Олег, пожимая плечами. – Никак деньги на ремонт нашли?