Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга II, том 3
Сборник
А. В. Блинский
Издание гвардии полковника Новоселова, героя Кавказской войны – «Кавказцы» уникально тем, что оно выходило во время самой Кавказской войны (начиная с 1857 года) и имело целью, как писал в предисловии сам издатель «…передать потомству, пером и карандашем, замечательнейшие подвиги, совершенные на Кавказе, с сведениями о жизни лиц, ими прославившихся от генерала до рядового… Множество подвигов и лиц, уже отмеченнных Историей, и еще большее число новых, доныне не замеченных ею, оставленных ею без внимания, займут в предпринимаемом издании принадлежащее им место. В нем будут и те, которые славно пали на поле брани, и те, которые после геройских дел почили в мирной могиле, и те, которые отличены ныне почестями, и, наконец те, которые укрылись в уединении, на отдыхе после трудной жизни… Подвиг, совершенный для отечества принадлежит не лицу, но отечеству».
Материалы из «Кавказцев» являются бесценным источником по истории Кавказской войны.
При переиздании материалы книги были расположены в хронологическом порядке и снабжены большим количеством дополнительных иллюстраций.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга II Том 3
Под редакцией Гвардии полковника Семена Новоселова
© Составление, А.В. Блинский, 2004
© «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2004
Редактор и издатель «Кавказцев», Плац-Майор С.-Петербургской крепости, Лейб-Гвардии Саперного батальона Полковник С.К. Новоселов.
Семён Корнилович Новосёлов (1812–1877) – русский генерал-майор, участник Кавказской Войны
Семён Новосёлов родился в 1812 году. Воспитывался во 2-м кадетском корпусе.
В качестве сапёрного офицера он принял участие в Кавказской войне в 1842–1843 годах и был контужен. В 1845 году Новосёлов был в пехотном генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полку. Находясь в 1846 году в Самурском отряде, Новосёлов участвовал в ряде дел и 25 июля 1846 года при штурме хребта Тлия был ранен в ногу, но строя не оставил. В 1847 году, произведённый за боевые отличия в капитаны, Новосёлов принимал участие в штурме Гергебиля и 23 июня, во время фуражировки у села Чах, был вновь ранен; за Гергебильскую экспедицию был награждён орденом св. Анны 3-й степени с бантом. Новосёлов приобрёл, по удостоверению князя Воронцова, среди окружающих репутацию офицера отважной храбрости, хладнокровного и распорядительного. Самым славным временем службы Новосёлова на Кавказе был 1848 год, когда он в качестве коменданта укрепления Ахты мужественно сопротивлялся в течение 7 дней превосходным силам неприятеля. За отличие при защите Ахты одним и тем же Высочайшим приказом Новосёлов был произведён в майоры и подполковники и, кроме того, 17 января 1849 года получил орден Св. Георгия 4-й степени в награду отличных подвигов, оказанных при защите Ахтинского укрепления против многочисленных скопищ Шамиля.
В 1849 году Новосёлов был назначен плац-майором в Царское Село, причём ему было оставлено содержание, которое он получал на Кавказе. В 1850 году Новосёлов был переведён в лейб-гвардии Сапёрный батальон с оставлением в той же должности, в 1852 году произведён в полковники, отчислен от должности плац-майора и назначен в Екатеринославский гренадёрский полк. В 1853 году Новосёлов вновь был назначен плац-майором Царского Села с переводом в лейб-гвардии Сапёрный батальон, а затем плац-майором Санкт-Петербургской крепости с оставлением в том же батальоне. В 1857 году под редакцией Новосёлова стал издаваться с Высочайшего соизволения периодический сборник «Кавказцы», в котором печатались биографии героев покорения Кавказа, офицеров и нижих чинов, описания некоторых военных действий, портреты, картины и планы. Издание «Кавказцев» закончилось 17 сентября 1859 года.
В 1862 году Семён Корнилович Новосёлов был отчислен от должности плац-майора с зачислением по сапёрным батальонам и в запасные войска, но скоро был назначен в распоряжение командующего войсками Кавказской армии и, вернувшись на Кавказ, участвовал в действиях Пшехского отряда. Но прежние раны давали себя чувствовать, а потому Новосёлов был отчислен в распоряжение командующего войсками Виленского военного округа и в 1863 году назначен военным начальником города Шавли с уездом. При усмирении польского мятежа Новосёлов принял начальство над 3 сотнями 41го Донского казачьего полка и 20 июля 1863 года близ д. Белозерешки, Ковенской губернии, в перестрелке с повстанцами был ранен в левую ногу и сильно контужен в левую руку. За отличие в делах с повстанцами Новосёлову была пожалована аренда по 1 тысяче рублей в год на 12 лет. Отчисленный по болезни от должности военного начальника города Шавли, Новосёлов в 1865 году был назначен Подольским губернским воинским начальником; в 1866 году произведён в генерал-майоры; 26 ноября 1869 году был зачислен в списки Ширванского пехотного полка и в 1870 году уволен от службы.
Когда началась сербско-турецкая война, Новосёлов отправился в Сербию и там в сентябре 1876 году заменил серба Чолокантича в должности командующего Ибарской армией. Армия Новосёлова состояла всего из 12–13 батальонов пехоты, 4 эскадронов кавалерии и 3 батарей, кроме того, в эту же армию были отправлены 9 крупповских орудий. Ближайшей целью её действий было сбить турок с Яворских гор и вытеснить их с сербской территории. Ибарская армия ввиду своей малочисленности крупного успеха не имела, но возложенную на неё задачу выполнила довольно удачно. 13 октября 1876 года она заставила турок отступить и перешла на турецкую территорию в пределах Ново-Базарского санджака, а демонстрируя оттуда в направлении долины Теплица, привлекла этим на себя часть главных сил турецкой армии.
Новосёлов С. К. оставил после себя книгу «Описание крепостного Петропавловского собора».
Семён Корнилович Новосёлов умер 5 марта 1877 года в городе Санкт-Петербурге и был похоронен на городском кладбище в Павловске.
Генерал-майор
Семен Корнилович Новоселов
Предисловие
«Периодическое издание «Кавказцы», выходящее с Высочайшего Его Императорского Величества соизволения, имеят предметом передать потомству, пером и карандошем, замечательнейшие подвиги, совершенные на Кавказе, с сведениями о жизни лиц, ими прославившихся от генерала до рядового. О каждом лице говорится отдельно и, если можно прилагается его портрет, план местности, где происходило дело или рисунок, изображающий подвиг. Описания следуют одно за другим, не стесняясь каким-либо определенным порядком, а по мере накопления материалов, по мере их изготовления. Но наружный вид издания принят такой, что впоследствии можно будет расположить описания в порядке алфавитном или хронологическом…
Издание, хотя посвящено преимущественно описанию подвигов несравненных военно-сухопутных Кавказских войск, но на страницах его найдут также место доблестные дела и других лиц великой семьи Русской: а) славные подвиги моряков, совершенные ими при берегах Кавказа; б) неустрашимость и самоотвержение духовных лиц, достойных служителей Христовых, которые с крестом в руке укрепляют мужество воинов, внущением твердого упования на всесильную помощь Божию, успокаивают раненых, исповедуют умирающих, иногда под свистом пуль и гулом ядер; в) прекрасное исполнение святого долга медицинскими чинами, часто совершаемого ими под вражьими выстрелами; г) живейшее участие в кавказской брани наших соотечественниц, которые, как истинные Россиянки, усердно содействуют к обороне укреплений и д) ревностное исполнение своих обязанностей дипломатами и гражданскими чинами, которые своими действиями, часто сопряженными с лишениями всякого рода, а нередко и с опасностию для жизни, способствуют упрочению русской власти в крае. Сюда же войдут жизнеописания ученых, прославившихся своими исследованиями о Кавказе, облегчающие благотворные меры Правительства в этой любопытной части великого нашего Отечества.
Множество подвигов и лиц, уже отмеченнных Историей, и еще большее число новых, доныне не замеченных ею, оставленных ею без внимания, займут в предпринимаемом издании принадлежащее им место. В нем будут и те, которые славно пали на поле брани, и те, которые после геройских дел почили в мирной могиле, и те, которые отличены ныне почестями, и, наконец те, которые укрылись в уединении, на отдыхе после трудной жизни.
Редакция не делает блистательных обещаний, а дает только слово употребить все усилия, чтоб сделать издание вполне достойным его назначения. Она не будет щадить ни трудов, ни издержек и величайшею себе наградою будет считать, что сделает достоянием общим подробности о подвигах и жизни храбрых соотечественников. Вся чистая прибыль от издания, за покрытием издержек, предоставляется в пользу раненых Кавказцев и семейств убитых. Поэтому в конце каждого года будет приложен список гг. подписавшихся, как сочувствующих благой цели издания…
Воззвание Редакции к соотечественникам о доставлении сведений о жизни и подвигах Кавказцев, портретов их и рисунков, с признательностью скажем, превзошло ожидания. Со всех сторон обширной России получаются материалы, нередко драгоценные, которые иначе могли бы утратиться или, по крайней мере, долго бы, если не навсегда остаться неизвестными… Не должно останавливаться от мысли, что имеющееся в виду сведение незначительно, что материалы малы по объему, – часто одно слово, один анекдот, одна черта замечательного лица драгоценнее при составлении его жизнеописания, чем кипы писаной бумаги. В подобном предприятии скромность неуместна. Подвиг, совершенный для отечества принадлежит не лицу, но отечеству.
Высоко-Монаршее одобрение, которого имела счастие удостоиться самая мысль об издании, лестное внимание к нему высшего военного начальства и общее сочувствие, которым встречено известие о предприятии, налагает на редактора-издателя долг сделать все возможное, чтобы оправдать эти ожидания».
Редактор и издатель, Плац-Майор С.-Петербургской крепости, Лейб-Гвардии Саперного батальона Полковник С. Новоселов.
Генерал-лейтенант Сипягин
Генерал-адъютант, генерал-лейтенант Николай Мартьянович Сипягин
Николай Мартьянович Сипягин, – воин, славно участвовавший в великом деле избавления отечества от нашествия иноплеменников и в брани за свободу Европы, потом распорядительный администратор, – собственно на Кавказе памятный множеством прекрасных начинаний для блага края, – родился в 1785 году в Костромской губернии. Пяти лет от роду, в 1790 году, по обыкновению того времени, он был записан лейб-гвардии в Измайловский полк сержантом, а в 1795, по желанию отца его, бывшаго командиром Московской Адмиралтейской Конторы, определен, для продолжения и окончания наук, в Морской Кадетский Корпус[1 - В статье: «Воспоминания о Николае Мартьяновиче Сипягине», помещенной в Московском Альманахе на 1829 год, издаваемым Сергеем Глинкою (М., в тип. Августа Семена, в16 д.л. 1829 г.), на стр. 77, сказано: «Н.М. Сипягин родился в Костромской губернии и по обычаю того времени был записан в военную службу сержантом лейб-гвардии в Измайловский полк… 1790 года Сипягин для окончания наук, поступил в Морской Корпус». Из этих слов можно бы заключить, что Николай Мартьянович был записан сержантом при самом рождении или очень скоро после него, но в «Некрологии», помещенной в Северной Пчеле 1828 года (№ № 147–148) и в биографии: «Н.М. Сипягин», напечатанной в издании Император Александр I и Его сподвижники в 1842, 1843, 1844 и 1845 годах (выпуск 55) отнесено это зачисление сержантом к 1790, а определение в Морской Кадетский Корпус – к 1795 году. Нами приняты последния показания, как, по нашему мнению, наиболее вероятныя.].
В следующем году Сипягин поступил опять сержантом в Измайловский полк[2 - В «Воспоминаниях» Московскаго Альманаха (стр 77–78) сказано: «Следственно, чего не мог тогда приобрести в военном гвардейском училище, то он не только заимствовал в новом храме воспитания, но и обогатил свой ум такими познаниями, которые не относятся непосредственно к сухопутной службе. 1796 года в том же чине, но с новым бытием нравственным, котораго ничто не может заменить, возвратился он в Измайловский полк». Подобныя фразы непонятны: какое могли дать воспитание, – и еще специальное и даже нравственное, – Измайловский полк или, – как назвал его Глинка, – военное гвардейское училище и Морской Кадетской Корпус, когда Сипягин находился в них младенцем и отроком и оставил окончательно, едва достигнув 10-ти лет от роду?]; но при восшествии на престол Императора Павла, когда повелено было всем, записанным в военную службу, явиться для действительнаго исправления ее, Николай Мартьянович, тогда 11-тилетний отрок, принужден был снова оставить гвардию и перейти в гражданское ведомство[3 - Говоря об этом оставлении гвардии, – тогда общем для множества дворян, – «Воспоминания» опять ставят Николая Мартьяновича на ходули. «Стремление к наукам и к просвещению было господствующею страстью Синягина, – напечатано в Московском Альманахе (стр. 78), – а потому, желая почерпнуть сведения необходимыя на поприще государственном, 1798 года перешел он в Коллегию Иностранных Дел».]. Его записали, в 1798 году, в Коллегию Иностранных Дел, но в юной душе нашего героя кипела страсть к войне[4 - «Воспоминания» (там же) поступление Синягина в третий раз в гвардию снова объясняют: «желанием Николая Мартьяновича удовлетворить страсти своей к разнообразным сведениям».], и в 1799 году он оставил статскую службу, а 22-го февраля следующаго года определился «рядовым с галуном» в лейб-гвардии Семеновский полк[5 - С этого времени начинаются показания Формулярнаго о службе Сипягина списка за 1826 год, которым мы руководствовались; вся же предыдущая его служба в этот список не внесена.], где, в том же году, августа 15-го, произведен в унтер-офицеры, 15-го октября 1801 года в подпрапорщики, а 30-го января 1804 года получил чин прапорщика. В следующем году, когда Благословенный, подавая руку помощи Германскому Императору Францу II, открыл первый поход Свой против Наполеона, Сипягин начал действительную военную службу, выступив за границу с Семеновским полком, и участвовал в знаменитой Аустерлицкой битве, где был ранен пулею в правую руку и получил ядром контузию в бок. Хотя в этой кратковременной, – впрочем кровопролитной, – войне, Николай Мартьянович, по чину своему, не мог отличить себя каким-нибудь необыкновенным подвигом; но, – как сказано было в известиях современных[6 - По свидетельству «Воспоминаний» (стр. 80–81).]: «он показал уже, что любовь к званию, которому он себя посвятил, и непоколебимая твердостьв перенесении всех трудов и опасностей, будут неразлучными его сопутниками во всех его подвигах. Словом, по убеждению душевному, почувствовал, что заслуги могут вести к славе и доставлять те отличия, которых исамая привязчивая зависть не в силах оспорить». Наградою Сипягину, за храбрость, оказанную им под Аустерлицем, был орден Св. Владимира 4-й степени с бантом.
Вместе с гвардиею, он возвратился в С.-Петербург; 29-го марта 1806 года[7 - Формулярный список. По «Некрологии» Северной Пчелы он произведен 22-го марта, а по биографии в издании Император Александр I, в апреле.] был произведен в подпоручики, а 9-го мая того же года назначен баталионным адъютантом.
Не долго отдыхали Царские телохранители в столице после этого похода: вскоре полки гвардии выступили снова за границу, сражаться за спасение Пруссии. Сипягин, – назначенный, 10-го января 1807 года, адъютантом к генерал-майору Депрерадовичу[8 - По Формулярному списку. В печатных источниках, которыми мы пользовались об этом назначении не упоминается.],– участвовал, 25-го и 26-го мая, в арриергардных делах между Гутштадтом и рекою Пассаргою, 29-го был свидетелем славнаго Гейльсбергскаго сражения, но в самой битве, – где русские победили оборонительно, – не принимал участия, стоя с гвардиею в резерве; а 2-го июня, в сражении под Фридландом, – окончившим ряд битв, которыми ознаменована кампания 1807 года, – находился в убийственном огне. Наградами его за этот поход были: золотая шпага с надписью: «за храбрость» и орден Св. Анны 3-го (ныне 4-го) класса. 7-го ноября 1807 года Николай Мартьянович сделан снова баталионным адъютантом; чрез день, 9-го ноября[9 - По Формулярному списку; а по «Некрологии» Северной Пчелы и по биографии в издании Император Александр I, 3-го ноября.], произведен в поручики, а 19-го сентября следующаго года, назначен полковым адъютантом. Здесь открылось поле врожденной Сипягину кипучей деетельности. Он завел образцовый порядок в полковой канцелярии, устроил полковую библиотеку и составил исторический обзор Семеновского полка, изображенный на большом листе, с рисунками.
Нося в душе своей общее тогда почти всем истинно Русским убеждение[10 - О таком убеждении Сипягина говорят все печатные биографии его, которыми мы имели случай пользоваться. Особенно сильно сказано об этом в «Воспоминаниях», помещенных в Московском Альманахе (стр. 82–83).], что мир, подобный Тильзитскому, для нашего отечества должен быть только перемирием, что держава, столь могущественная, как Россия, может иметь невзгоды, но не может не отмстить за них, и что рано или поздно должна последовать война самая упорная и решительная, – война, необходимая для чести, славы, благоденствия России, для восстановления ее голоса в судьбах мира, – Сипягин в то же время ревностно приготовлял себя на службу святой родины, в ожидаемые кровавые дни: все свободные от должностных обязанностей часы он посвящал прилежному изучению военного искусства и занятиям науками политическими и историческими, чтению книг к этим частям относящимся и к размышлению о великой науке силою и войною охранять и спасать спокойствие и безопасность государств. Это пятилетнее отдохновение было колыбелию славы незабвенного Сипягина: высокий природный ум, соединенный с неутомимою деетельностию, приобрел нашему герою те познания, которые, впоследствии времени, дали ему возможность приносить истинную пользу службе Государю и Отечеству. Император Александр, к Которому, по званию полкового адъютанта, Сипягин являлся почти каждое утро, узнав его коротко и заметив его способности, познания, усердие и расторопность, благоволил назначить его, 12-го июля 1811 года, «за отличие по службе» к Себе флигель-адъютантом. Еще прежде, 25-го апреля 1809 года, он был произведен в штабс-капитаны, а потом, 5-го октября 1811 года, в капитаны.
В апреле 1812 года, – когда громады войск всей Европы двигались к нашим границам, гвардия выступила из Петербурга в Вильну, готовясь сражаться с Западом за спасение Веры и Царя, за благо мира. В наступившие вскоре грозные дни Николай Мартьянович явил себя достойным сыном отчизны. При движении нашем от Вильны к Смоленску, он состоял при особе Великаго Князя Цесаревича Константина Павловича, а в начале августа, по отбытии Его Высочества из Смоленска в Петербург, поступил к князю Багратиону, и находился с ним, августа 24-го, при защите Шевардинскаго редута и, 26 го, в народном побоище Бородинском. При этом он вдавался в величайшие опасности, а посылаемый несколько раз князем Багратионом к Кутузову с донесениями, до такой степени снискал благорасположение Светлейшего, что, после раны, полученной Багратионом, главнокомандовавший оставил его при себе. Сделавшись ревностным почитателем Кутузова, Сипягин состоял при нем от битвы Бородинской до половины октября, и часто был употребляем в разных посылках, которые всегда исполнял к удовольствию вождя. Светлейший вскоре полюбил молодого капитана и постоянно приглашал его к своему обеденному столу, за коим красноречие и любезность Михаила Иларионовича были неистощимы. За обедом князь забывал и бранные, вокруг него шумевшие тревоги, и громадное бремя предводительства всех вооруженных сил России против Наполеона. Хозяин самый гостеприимный, Кутузов очаровывал гостей своих разговором, с величайшею легкостию переходя от предметов самых возвышенных в предметам забавным, шутливым.
В сражении при Чернышной, 22-го сентября, и особенно в упорном бое под Малым Ярославцом, 12-го октября, Сипягин с честию участвовал и по распорядительной, и по исполнительной части, а когда, после последнего сражения, Наполеон начал отступать, и потом Великая Армия искала спасения в бегстве, Николай Мартьянович, желая ближе участвовать в преследовании врага, выпросился[11 - Биография в издании Император Александр 1. По «Воспоминаниям», помещенным в Московском Альманахе (стр. 83): «Кутузов, привыкнувши судить о людях по личным их достоинствам, отправил туда Сипягина с особенными распоряжениями своими».] у Кутузова к Милорадовичу, неутомимо теснившему и блистательно поражавшему цвет европейского воинства. Сипягин, находясь в этом авангарде главных наших сил, принимал деетельное участие в поражении вице-короля Италийского и маршала Даву под Вязьмою, 21-го октября, и сражался: 3-го ноября – при селе Ржавке, 1-го – при селе Мерлине, где имел в команде особый отряд, и 5-го – при дер. Уваровой, при разбитии корпуса маршала Даву и вице-короля Италийского, и 6 го – под Красным, при совершенном истреблении корпуса «храбрейшего из храбрых», князя Москворецкого, маршала Нее, и во многих авангардных делах.
12-го декабря[12 - По Формулярному списку. Московский Альманах показывает, что это назначение последовало чрез два дня по производстве Сипягина в полковники.] Николай Мартьянович был назначен начальником штаба авангардных войск и оправдал эту доверенность самым блистательным образом. Неутомимою деетельностию и совершенным знанием военного дела, он успел сохранить в этом отряде наилучший порядок посреди беспрерывных движений и неприятельских действий. В то же время он был одним из первых очевидцев повсеместного разорения и ужасов последних месяцев славного года. «Невольно увлекаясь мыслию к прошедшему, – писал Николай Мартьянович спустя четыре года[13 - Военный Журнал, издаваемый при Гвардейском Штабе, 1817, книжка 1, стр. 32–33.], – не могу без содрогания взирать на страшные картины войны, свирепствовавшей в Отечестве нашем. Вторжение французов было нападением необыкновенным. Все бедствия древних нашествий сопровождали его, и самое бегство врага пагубно было тем странам, чрез которые лежал обратный его путь. Ужас предшествовал неприятелю, опустошение сопровождало его. Повсюду видны были зарева пожаров, везде дымились остатки сожженных сел и деревень. Так опустошали путь от Москвы до Смоленска враги России и человечества! Но справедливый гнев Божий постиг и покарал их среди соделанных ими злодеений. Безостановочное бегство, быстрое преследование наших войск, болезни, голод изнуряли и губили их очевидно. Трудно изобразить, до какой степени отчаяния, доводил их голод. Конское мясо было общею и, можно сказать, единственною их пищею; но многие – чему потомство, конечно, с трудом только поверить может – пожирали тела товарищей своих. Я опишу то, чему сам был свидетель. На пути от Вязьмы к Дорогобужу, водном месте, где, среди разломанных повозок, побитых лошадей и разбросаннаго оружия, лежали кучи умерших и умирающих французов, я увидел одного, который без всякаго содрогания резал куски тела своего товарища и, обжаривая оные на огне – ел! Другие, вероятно не решаясь прибегнуть к столь ужасным средствам для утоления голода, от чрезмернаго страдания впадали в какое-то оцепенение до того, что не чувствовали, как собственное тело их сгорало в огне, к которому приползали согреваться от стужи. На дымящихся развалинах одного селения услышал я жалобный голос француза, просившего хлеба. Желая облегчить участь несчастнаго, я подъехал к нему, но с удивлением и ужасом увидел, что обе ноги его отгорели до самых колен! Сей несчастливец, сжигаемый тихим огнем, думал еще о продолжении жизни. Два сии случая почел я обязанностию передать в точности будущему историку нашего времени, как отличительные черты той ужасной картины бедствий, которую представляло неслыханное бегство разорителей Отечества нашего, разимых гневом Вышняго и победоносным оружием Россиян».
Наградою Сипягину – за отличия, оказанные в незабвенную годину – был чин полковника, Всемилостивейше ему пожалованный 26-го декабря.
Первое поручение, возложенное на Милорадовича, по переходе за границу России, состояло в понуждении князя Шварценберга отступить из Варшавского герцогства в Галицию. Переговоры о том вел Кутузов с австрийцами, чрез действительного статского советника Анстетта, а Сипягин неоднократно был посылаем Милорадовичем к Шварценбергу, с секретным поручением условиться о движениях корпуса его, таким образом, чтобы не произошло столкновения между русскими и австрийскими войсками. Полный успех увенчал эти переговоры.
Вступив в Варшаву, Милорадович немедленно отправил Николая Мартьяновича к Государю с ключами столицы Польши, – говоря словами мэра, подносившего их победителям, – «залогом ее покорности знаменитому орудию Всеавгустейшаго Императора Александра Павловича».
Найдя Монарха и главнокомандовавшего в Плоцке, Сипягин там имел счастие повергнуть к Августейшим стопам эти трофеи.
«Сей новый успех Российских войск, – говорил Сипягин[14 - Военный Журнал, издаваемый при Гвардейском штабе, 1817, книжка 11, стр. 38–39.],– тем более приятен был Венценосному Вождю, что обошелся без пролития человеческой крови, столь много Им дорожимой. Благоволение и милость Его излились на храбрых покорителей древней польской столицы в рескрипте, который вручил Он мне для доставления командовавшему корпусом, генералу Милорадовичу. Возвратясь с означенным рескриптом, подал я оный генералу Милорадовичу[15 - Этим Высочайшим рескриптом Милорадович назначен состоять при Государе.],– и радостныя ура! раздались по рядам храбрых».
Император, оценяя военные и дипломатические подвиги Николая Мартьяновича, тогда же хотел дать ему чин генерала. Сипягин, с благородною откровенностью отвечал: «Государь! Позвольте мне заслужить то, что я получил» и был Всемилостивейше пожалован крестом Св. Владимира на шею. «Он заслужил сию награду, – говорит один из участников похода[16 - Глинка, Письма Русского офицера, ч. II, стр. 82.] – неусыпными трудами и прилежанием к важной своей должности».
Вскоре потом, 20-го мая, Сипягин был назначен начальником штаба вверенных Милорадовичу войск, называвшихся авангардным корпусом.
Жизнь авангардная, при всех трудах и опасностях, имеят свои наслаждения. В том месте, где голос смерти, раздаваясь с выстрелами, поражает часто слух и невольно напоминает о краткости жизни, – в том месте связи бывают надежнее, откровенность непритворнее. При таком генерале, каким был Милорадович, – при этом беззаветно-храбром рыцаре без страха и упрека, – в авангарде не мог не царствовать истинно военный дух. Сипягин здесь был вполне на своем месте.
При всех отношениях в движении, – которые в первое время были иногда продолжительны, – при самой несносной погоде, главная квартира проводила время нескучно. «По вечерам собираемся, – писал тот же офицер[17 - Там же, стр. 106–107.],– в феврале, когда распутица заставила расположить авангардные войска на кантонир-квартирах, – к доброму почтенному нашему полковнику Сипягину, пьем чай и все вместе идем к генералу (Милорадовичу). Там читают, говорят, шутят. Снисходительность начальника и приятная свобода в обращении украшают сии вечерние беседы. Не правда ли, что у вас очень часто какой нибудь штатской советник представляет лицо великого человека, требует всеобщего уважения и холодною важностию своею застужает беседу, где сердца хотят раскрыться для искренности и приязни. А здесь полный генерал, генерал саном и делами, славный в России, известный в Европе, так ласков, великодушен, любезен!.. Зато всякой подчиненный его любит, уважает его в душе и умереть с ним почитает удовольствием».
Под громом пушек Глогау, которого несколько времени блокировал Милорадович, офицеры танцевали и веселились. 9-го марта Сипягин «удивил и забавил» город Фрауштадт, – лежащий в двух милях от крепости, в котором была главная квартира, – великолепным балом; угощение было прекрасное; гости веселились до белаго дня. Вообще в это время всякой день после развода и перед вечернею зарею играла у Милорадовича музыка; народ толпился слушать ее. Великодушное снисхождение начальника удаляло строгую взыскательность. Приязнь и свобода украшали авангардную жизнь офицера. Смененный под Глогау прусскими войсками, под начальством генерала Шелера, корпус Милорадовича получил повеление следовать чрез Бунцлау, Герлиц и Бауцен к Дрездену, в который прибыл 3-го апреля. Отсюда он следовал, чрез Фрейберг и Одеран, к Хемницу.
19-го апреля, находясь еще в Альтенбурге и не имея предписаний о дальнейших движениях, Милорадович почел нужным послать Сипягина в главную квартиру Государя Императора к начальнику главнаго штаба, генерал-адъютанту князю Волконскому, для получения нужных повелений.