Сборник страшных рассказов. Voice

Догнать?

Но я чувствую себя разряженной батарейкой. Как будто у меня заряда хватает на убийство – рраз – и потом я – вдруг – не могу понять как это случилось?!

Я пошатываюсь. Всё плывёт перед глазами.

Я только что – своими руками – я смотрю на ладони, к основанию большого пальца прилип сухой лист – убила человека.

Валечку. Или Валечка – это собака? Собаку я изрезала чуть ли не на куски. Кто – я?!

Я это делаю уже не первый раз.

Мной будто что-то выстреливает, будто у меня нет выхода, выбора, и вся моя жизнь сосредотачивается на острие ножа.

Я точно знаю, что если не дам вытечь крови, если не отворю ей двери – в июль, в сентябрь и вот, в ноябрь, – меня саму разорвёт на куски. С тех пор как я в июне нашла этот нож на дорожке в нижнем парке, во мне это стучит, пульсирует.

Как будто я с июня бегу интервальную тренировку. Убийство – быстрый нож кромсает податливую плоть, сильные руки тащат тело в кусты – короткий спринт. Пульс под сто восемьдесят.

Следующий месяц – заминка, легкая трусца, я восстанавливаю дыхание. Новое убийство – новый рывок. И снова – размеренный бег, глубокое дыхание.

– Валечка! – уже за поворотом. Затихает.

Поздно.

Сейчас она ещё побегает какое-то время по парку. Потом пойдёт домой, проверить, не вернулся ли её драгоценный Валечка с драгоценной шавкой.

А потом – вызовет полицию.

Значит, через час-два здесь будут сирены, оцепление, поисковые собаки.

И менты.

Я поворачиваюсь и начинаю бежать в сторону, противоположную той, куда ушла бабка. У меня, очевидно, осталось не так много времени. День? Два? Сколько им понадобится времени, чтобы вычислить по приметам девчонку, которая бегает в парке ежедневно и которую видели здесь почти всё завсегдатаи – и собачники, будь они неладны, и старухи с палками, особенно старухи – эти мне всем стадом улыбались летом, когда уступали дорожку.

Я бегу.

Воздух пахнет специями – чем-то вроде корицы, но острее – и подвальной гнилью. Лежалой картошкой, такой вялой, на которой уже глазки проклёвываются. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Я восстанавливаю дыхание, чуть прикрываю глаза и бегу, почти не глядя на дорожку. В парке я знаю каждую тропку, каждый поворот, каждый куст и каждый камешек; я могу бежать на ощупь, я могу бежать в абсолютной темноте.

Я бегу.

Я чувствую запах дыма и чернослива, приоткрываю глаза и успеваю затормозить перед знакомым поворотом.

Мужик, значит, на месте. Странно, но я чувствую, что должна к нему заглянуть и посмотреть ему в глаза – последний раз.

Это, похоже, единственный человек, к которому я чувствую привязанность. Я вдруг понимаю, что по дому, по однокурсникам скучать не буду. По маме – не буду.

По мужику – буду.

Глаза у него оказываются тёмно-карими.

Он улыбается.

* * *

Из газеты «Калмыковский вестник»:

«Арестована жительница Калмыковского района по подозрению в убийстве. Накануне в Лиственном парке, расположенном на границе Калмыковского и Первомайского районов, было обнаружено тело шестидесятилетнего мужчины с признаками насильственной смерти в виде девяти колото-резаных ран. По подозрению в убийстве задержана семнадцатилетняя студентка Политехнического университета района Неведова Мария. Нельзя исключить причастность подозреваемой к совершённым ранее в этом же парке убийствам с применением колюще-режущего оружия. Ведётся следствие».

* * *

У меня тысяча имен, но лицо я не меняю.

Обычное такое лицо, неприметное, да и смысл его менять – кто меня запомнит, кто свяжет меня с убийствами? Глаза мне нравятся: тёплые, тёмные. Такие внушают доверие.

Я, признаться, полюбил это лицо, привязался к нему. За годы.

За долгие годы.

А девочка оказалась хороша. Я давно заметил: почему-то именно среди таких юных бегунов попадаются самые восприимчивые экземпляры. Бег вводит человека в своего рода транс – если, конечно, не слушать во время пробежки аудиокнигу или лекцию. Многие творческие люди – писатели, сценаристы, художники – говорят про инсайты во время пробежек. Физическая нагрузка снимает с мозга ментальные оковы, летишь себе, дышишь – …и ловишь психоволну.

Девочка – молодец. Быстро поймала, почти с первой попытки. А остальное – рутина. Нож, быстрое лезвие, бегущая кровь – она сама этого хотела, сама двери открыла. Я только подтолкнул.

Самую малость.

Как она верно сформулировала про интервальные тренировки!

Я ведь тоже так живу. Спринт – заминка. Спринт – отдых.

Теперь я могу отдышаться. Теперь какое-то время жизнь будет течь спокойно. На завтра заказана машина, грузчики уже, наверное, закончили упаковывать вещи.

Я перебираюсь в Лартоваала. Городок небольшой, да мне – какая разница, на удалёнке-то. Пару лет можно спокойно пожить. Дыхание выровнять.

В Лартоваала, говорят, парк отличный – на горе. Карельские ели, сосны – и дорожка грунтовая поднимается к вершине серпантином. Бегуны любят. В Лартоваальских холмах в прошлом году на этих самым дорожках марафон проводили.

Хорошее место.

Мужчина делает последнюю затяжку и выпускает в ноябрьский воздух струю сизого дыма. Дым пахнет черносливом и специями.

Потом он не спеша чистит трубку, убирает её в поясную сумку, складывает кресло и удаляется к выходу из парка.

Олеся Левина

Мелкая рыбёшка

«Акулы-людоеды способны выслеживать жертву по запаху крови, который они ощущают за много километров. Бывали случаи, когда человек, спасшись от нападения акулы в одном месте, сталкивался с ней на совершенно другой части побережья, куда она приплывала, ведомая неутолимым чувством голода и желанием убивать», – громко и отрывисто вещал телевизор.

«Странные передачи в 7 утра», – подумал Денис.

«Такого хищника может не интересовать другая добыча, даже если от её поимки зависит его выживание. Игнорируя простых обитателей океана, акула рыщет в поисках человека, а не найдя, умирает от истощения».