Неизвестные Вязники. О чем писали газеты, но не расскажут на экскурсиях

Давайте попробуем доказать, что это не что иное, как лингвистико-топонимический анекдот. В легенде говорится о славянском князе Кие, правившем в наших местах в XIV веке. Но, позвольте, такого имени ни у славян, ни тем более у русских этого века не было. Ссылаются на название города Киева, который, дескать, также образовался от имени князя. Учёные до сих пор ищут князя с таким именем. Не находят…

Единственное, что удалось предположить, что на этом месте был перевоз через Днепр, и город мог быть назван по этому перевозу, ведь «кий» – это длинный шест, при помощи которого и двигался плот от одного берега к другому. В одной древней «бумаге» он (перевоз) и назван тем древним словом – «киев». Некоторым учёным очень хотелось всё объяснить с этимологической точки зрения. Они даже записали, что давно было такое мужское имя – Кий, и что по этому имени и назвали тот перевоз – Киев перевоз.

К сожалению, точного объяснения до сих пор нет. И только «Словарь русских личных имён» под редакцией Н. А. Петровского узаконил эту ошибку. Правда, там говорится уже не о длинном шесте, а о молоте (?), и говорится далее, что Кий – это имя «одного из основателей города Киева». Предположим, что в то далёкое время (полторы тысячи лет тому назад) и жил человек с таким именем. Но в наших-то местах, когда людям при рождении в XIV веке уже давали только православные имена! Да и в те далёкие, но уже исторические времена на Руси не было ни одного князя с этим именем. Да и имена трёх князей, основателей Киева, – только легенда.

«Язь! Рыба моей мечты!». Кадр из популярного видеоролика (2011 г.)

Тот, кто создал «нашу» легенду, предполагал, что Вязники как населённый пункт уже существовали в XIV веке. Теперь мы точно знаем, что не было тогда никаких Вязников, как не было и не могло быть никакого князя русского с этим именем. Это всё народная выдумка, анекдот, как мы теперь скажем. Помню, как наш поэт Юрий Васильевич Мошков возмущался появлением этой «легенды», в которой нарушен всякий логический и языковой смысл. Он говорил мне: «Давай создадим новую „легенду“! В Клязьме, в районе Вязников, водится много язей. Пусть жители нагорных деревень, уходя на рыбалку, говорили: „Пошёл на Клязьму, в „язники“ (места обитания язей) “. „Куда пошёл?“ – переспрашивали их. „Вязники“. Так, мол, и повелось – в язники да вязники, и получилось – Вязники». Однако даже Мошков не пошёл дальше этих разговоров, видя в этом полнейший абсурд.

И печально, когда местные экскурсоводы до сих пор (до недавнего времени) рассказывают гостям эту «легенду» и остаются довольны тем, что нигде, кроме Вязников, нет подобной дури, и рады, что им верят. Но уж если вы очень хотите «прославить» наш город, то, рассказывая эту «легенду», в заключение говорите, что она по красочности не уступает таким классическим примерам топонимических анекдотов, какими являются анекдоты про Яхрому, Хотьково или Кинешму. Давайте уважать и наш город, и уши наших гостей, если сами уже привыкли к этой чепухе…

    Донат ОБИДИН
    «НВГ плюс», №20 (33) от 22 мая 1997 г., «Районка, 21 век», №38 (256) от 22 октября 2015 г.

1.5. «Хозяин Вязников» трижды

отказывался от российского трона

В канун Дня народного единства, который отмечается 4 ноября, учреждённого в память о событиях начала XVII столетия, когда в 1612 году ополчение князя Дмитрия Пожарского и нижегородца Козьмы Минина освободило Москву от польских интервентов, принято вспоминать о событиях четырёхвековой давности в России. Однако, несмотря на то, что они изучены достаточно неплохо, до сих пор ретроспективное внимание соотечественников в основном привлекают главные персонажи исторической драмы Великой Смуты: Борис Годунов, Василий Шуйский, те же Минин и Пожарский, Михаил Романов, патриарх Гермоген, Авраамий Палицын, Прокопий Ляпунов, Дмитрий Трубецкой, Лжедимитрий, гетманы Ходкевич и Сапега, Сигизмунд III и королевич Владислав. Но куда реже среди этих романтических, героических или зловещих персонажей встречается фигура боярина князя Фёдора Ивановича Мстиславского, которого историки по аналогии с английским графом Ричардом Невиллом Уориком – ярким деятелем времён войн Алой и Белой Розы – называли «делателем королей».

Князь Мстиславский примечателен вдвойне, так как именно ему принадлежала Вязниковская слобода и множество окрестных сёл, включая село Минино в пределах нынешней городской черты Вязников, а также Воскресенский погост на Гоголевой горе на реке Тетрух, погост Преображенский, погост Успенский на Суворощи, Никологоры и Архидиаконский погост на Клязьме с десятками деревень. Фактически именно боярин Мстиславский являлся хозяином всей территории нынешних Вязников и значительной части его окрестностей.

Ф. И. Мстиславский – последний князь Гедиминович из рода Мстиславских, один из руководителей думской аристократии, боярин

Фёдор Иванович Мстиславский – потомок старинного княжеского рода, происходящего от великого князя Литовского Гедимина. С начала XVI века Мстиславские служили московским великим князьям, а потом и царям. Дед Ф. И. Мстиславского князь Фёдор Михайлович Мстиславский получил известность в качестве воеводы и дважды разбил татарские отряды. До сих пор в Оружейной палате хранится его сабля. Сын последнего от брака с племянницей великого князя Василия III Иван Фёдорович был боярином царя Ивана Грозного и пользовался большим влиянием при дворе. И. Ф. Мстиславский в известной мере способствовал выдающейся карьере своего отпрыска, названного в честь деда-полководца Фёдором. Правда, князь Фёдор Иванович Мстиславский, как впоследствии оказалось, не столько перенял полководческие таланты своего деда, сколько стал непревзойдённым политическим интриганом.

Сабля князя Фёдора Михайловича Мстиславского

Уже в 27-летнем возрасте в 1577 году молодой князь Мстиславский стал боярином, что примерно соответствовало нынешнему министру. Тогда же он стал первым воеводой (главнокомандующим) при походе русского войска против Крымского ханства. Заслужить такое положение в столь молодых летах в ту пору было почти нереально. Однако так как род князей Мстиславских при Иване Грозном был признан самым знатным в России после царского, то Фёдор Иванович Мстиславский стал первенствующим членом Боярской думы, в которой заседали представители высшей аристократии, после своего отца, а после его кончины возглавил бояр-думцев.

Уже в 1598 году после смерти последнего царя из династии Рюриковичей Фёдора Ивановича, второго сына Ивана Грозного, тёзка скончавшегося государя князь Фёдор Мстиславский рассматривался в качестве кандидата на российский престол. Но сам он отказался царствовать, не желая рисковать враждой с всесильным тогда шурином царя Фёдора боярином Борисом Годуновым. Став монархом, Годунов с большим подозрением относился к своему потенциальному сопернику. Лишь осенью 1604 года в разгар борьбы с самозванцем Лжедмитрием I царь доверил Мстиславскому командование войском, посланным против «царя Дмитрия Ивановича», однако 18 декабря князь был разбит под Новгородом-Северским, получив рану в бою. Затем, однако, Фёдор Иванович одержал верх над отрядами самозванца, в том числе и над поддерживавшими его поляками 21 января 1605-го при Добрыничах (в нынешней Брянской области). Но спустя несколько месяцев, 23 апреля, умер Борис Годунов, и князь Мстиславский, не жаловавший семейство Годуновых, завязал контакты с самозванцем. Возглавлявший политический сыск при молодом царе Фёдоре Борисовиче Годунове его родственник боярин Семён Никитич Годунов, узнав об измене Мстиславского, даже отдал приказ убить князя, но вскоре Фёдор II был убит, а Лжедмитрий вступил в Москву.

Сохранив своё положение первого боярина при «царе Дмитрии Ивановиче», Мстиславский вскоре решил, что дальнейшее пребывание самозванца на престоле, при котором поляки и прочие иноземцы приобретали всё больший вес, нежелательно. Князь инспирировал заговор против Лжедмитрия, в результате которого 17 мая 1606 года тот был убит. Тогда в Москве опять заговорили о том, что новым царём надо выбрать Мстиславского. Но государем Фёдором III он вновь не стал. Рассудив, что в последние годы цари умирают на Москве слишком часто, князь Фёдор Иванович поддержал кандидатуру князя Василия Ивановича Шуйского. Во время венчания на царство царя Василия IV князь Мстиславский держал над ним Шапку Мономаха – корону московских царей. После начавшейся войны с новым самозванцем Лжедмитрием II, на стороне которого опять выступили поляки и казаки, а также во время подавления восстания Болотникова, Мстиславский стал одним из первых воевод нового царя.

Новый царь Василий IV сполна оценил помощь Мстиславского. Именно он в 1609 году пожаловал и без того обладавшему огромным богатством князю «за Московское осадное сидение в Володимерском уезде в Ярополческой дворцовой волости Вязниковскую слободку да село Минино, да Зарецкий стан, да три пятины».

Когда в июле 1610-го Василий Шуйский был свергнут, то князь Мстиславский возглавил правительство из семи бояр (семибоярщину). Ему вновь предложили трон, но Фёдор Иванович уже в третий раз от Московского царства категорически отказался. Так как Лжедмитрий II и находившиеся при нём поляки под командой воеводы Сапеги, располагавшиеся в подмосковном селе Тушине, угрожали захватом столицы, Мстиславский высказался за избрание царём сына польского короля Сигизмунда III принца Владислава, дабы власть не досталась новому самозванцу. Он объявил, что сам не хочет быть царём, но не хочет также видеть царём и кого-нибудь из своих братьев бояр, а что должно избрать государя из царского рода.

Царь Михаил Фёдорович Романов с боярами

Однако будущий Владислав IV до Москвы так и не добрался. А когда в 1612 году ополчение Минина и Пожарского выбило интервентов и их сторонников из столицы, Мстиславский участвовал в избрании царя Михаила Фёдоровича Романова. Во время венчания нового государя князь осыпал его золотыми монетами, а Шапку Мономаха на этот раз держал дядя нового царя боярин Иван Никитич Романов.

Михаил Романов подтвердил за Мстиславским пожалования всех его предшественников, в том числе и Василия Шуйского «в Ярополческой волости слободку непашенную Вязниковскую на речке на Волошне, да к непашенной Вязниковской слободке село Минино на речке на Волчнике, да за рекою стан, да горнего стану три пятины».

Нынешние Вязники могли бы стать центром обширного частного имения и, как следствие, никогда бы не стали городом, так как в позднейшей истории России во владельческих имениях новые города не учреждались. Однако брак князя Фёдора Ивановича Мстиславского с княжной Домной Михайловной Темкиной-Ростовской оказался бездетным. После кончины боярина в 1622 году его обширные владения, в том числе вязниковские вотчины, унаследовала вдова, принявшая иноческий постриг с именем Ирина (их дочь княжна Ольга Фёдоровна умерла ещё в 1609-м). После кончины старицы единственной наследницей Мстиславских стала сестра князя Фёдора Ивановича княжна Ирина Ивановна Мстиславская, принявшая в иночестве имя Александры. Она умерла 15 ноября 1639 года в московском Вознесенском монастыре, после чего огромные богатства Мстиславских были отписаны на великого государя.

    Николай ФРОЛОВ
    «Районка, 21 век», №42 (209) от 30 октября 2014 г.

1.6. Вязники в конце Смутного времени

Перелистывая недавно трёхтомную «Историю Российскую» Василия Татищева, в конце последнего её тома я обнаружил такие строки: «Саадашный перешел Оку, а казаки, отойдя от Волконского, стали в Владимирском уезде в Ерополческой волости и делали великие разорения». «Ерополческая волость», понятно, что Ярополческая. Но на этом обширный труд Татищева практически заканчивается. Восстановить дальнейшие события помогла книга Александра Станиславского «Гражданская война в России XVII в.» с подзаголовком «Казачество на переломе истории». Книга интересна тем, что в ней целая глава отводится событиям на Вязниковской земле, которым без малого 400 лет. Перелистаем же некоторые её страницы.

Кто интересовался историей русской Смуты, помнит ту значительную, хотя порой весьма противоречивую роль, сыгранную в ней казаками. Поэтому и отношение к ним в различных слоях русского общества было далеко не однозначным. Василий Ключевский так пишет об участии казаков в решающих битвах того времени: «В октябре 1612 года казаки взяли приступом Китай-город. Казацкие же атаманы, а не московские воеводы, отбили от Волоколамска короля Сигизмунда, направлявшегося к Москве, чтобы воротить ее в польские руки, и заставили его вернуться домой». На Вселенском соборе, избравшем нового царя в марте 1613 года, слово казаков в поддержку Михаила Романова было, по свидетельству того же историка, весомым. Бесспорно, казаки уже ощущали себя и военной, и политической силой. С избранием царя Смута не закончилась. Народное море ещё волновалось и лихо бродило по Руси. Забрело оно и в наши края. Об этом можно прочитать в одной из глав упомянутой выше книги.

Называется глава «Вязниковский лагерь» и описывает события, произошедшие вслед за переправой запорожских казаков гетмана Сагайдачного (у Василия Татищева – Саадашного) через Оку. Запорожцы поддерживали польского королевича Владислава, не оставившего надежды на русский престол, а казаки держали сторону Михаила Романова, к тому времени уже шестой год царствовавшего. Между ними был бой как раз при переправе через Оку. Рубились два дня. Сначала казацкие воеводы Волконского отбросили запорожцев на правый берег, но они вновь переправились и оттеснили казаков Волконского к Коломне. Местные дворяне их в город не пустили, а открыли стрельбу: четверых убили и многих ранили. Оказавшись между двух огней, казаки «не сердитым делом» решили на своём круге идти «кормиться» в село Высокое, что в 40 верстах от Коломны. «8 сентября, – читаем в предыдущей главе, – за два часа до рассвета они ушли от Волконского, захватив часть обозов; за ними последовали служилые татары и астраханские стрельцы. Последние по пестроте состава имели с казаками много общего».

Казаки гетмана Сагайдачного, начало XVII века (реконструкция)

Именно такое разношёрстное возмущённое «войско» появилось в наших краях спустя 20 дней после вынужденного ухода из-под Коломны. «Между тем казаки, миновав село Высокое, перешли во Владимирский уезд и остановились в Туголесской волости. Здесь они нанесли поражение большому отряду украинских казаков пана Миневского, захватив знамёна, литавры и много пленных. Затем казаки двинулись дальше на восток, 27 сентября 1618 года вошли в Ярополческую волость и в Вязниковской слободке разбили свой лагерь». Почему казаки пришли именно сюда? Случайно или у них были свои резоны? Автор уверен, что такие резоны были: «Ярополческая волость, – пишет он, – была выбрана как место стоянки казацкого войска едва ли случайно. В царствование Василия Шуйского она была пожалована возглавлявшему Боярскую думу князю Ф. И. Мстиславскому. В 1611 г. руководители Первого ополчения решили „испоместить“ здесь дворян Вязьмы и Дорогобужа, потерявших свои владения, однако скоро волость попала в приставство к казакам, которым Заруцкий приказал „выбити“ оттуда дворян. По крайней мере, для некоторых казаков, пришедших сюда в сентябре 1618 г. это было хорошо знакомое место, где они жили и собирали „корма“ задолго до описываемых событий».

Смута постепенно заканчивалась, но не всё ещё улеглось: государственная казна была пуста, из-за невыплаты жалованья произошли крупные волнения служилых и ратных людей в самой Москве. Что уж спрашивать с казаков, людей вольных и решительных. «Первоначально, – пишет А. Станиславский, – в Вязниках расположилось 2000 казаков и 160 татар во главе с „табунными головами“. Позднее в Вязники приехали из Москвы ещё не менее 170 казаков. Во второй половине октября 1618 г. численность войска доходила до 2500—3000 человек, среди них упоминаются 12 атаманов и 16 войсковых есаулов. Ярополческую волость и часть Гороховецкого уезда казаки разделили на приставства по станицам, а внутри станиц – по десяткам: „на десять человек выть“. Для обеспечения своей безопасности они возвели в Вязниках острог, а местных крестьян заставили обнести его рвом. Острог в Вязниках был сложен из заострённых кверху брёвен („стоячей на иглу“). В него вело двое ворот с надвратными башнями, площадь острога равнялась четырём десятинам».

Относительно места нахождения острога у вязниковских краеведов нет единого мнения. Виктор Николаевич Маштафаров указывал на городскую площадь, хотя в то время она не была ещё обстроена, а представляла собой болотистую, поросшую кустарником луговину. Донат Андреевич Обидин «отводил» ему место на пересечении улиц Пролетарской и Орджоникидзе. Лев Иванович Аносов привязывает предполагаемое место острога к Муромской дороге и церкви (есть указания на нахождение её внутри этого острога). По его предположению, это район Покровского кладбища. Во всяком случае, нынешним краеведам есть над чем поразмыслить.

А пока перенесёмся вместе с автором книги в то время: «Первые дни в войске поддерживалась строгая дисциплина. Употребление и даже хранение вина запрещалось под угрозой смертной казни. Однако так продолжалось недолго: казаки стали привозить в „таборы“ вино и пиво, а хмельные напитки из мёда делали тут же, в Вязниках. Сбор „кормов“ и денег в Ярополческой волости осуществлялся подчас в жёстокой форме. Казаки забирали у крестьян больше, чем было необходимо для пропитания и экипировки, а затем продавали за бесценок коров и лошадей приезжавшим к ним „закупщикам“. Многие крестьяне, спасаясь от казаков, бежали в другие уезды („Из Ярополческой-де волости бежит беж на Балахонскую сторону через Клязьму многие люди зжоны и ломаны“. ) Приезжавшие в Вязники видели на дорогах убитых казаками крестьян». Из Вязников казаки ходили за добычей и в соседние уезды – Муромский, Нижегородский, Луховский, Гороховецкий.

Но и сами казаки (а с ними и местные крестьяне) подвергались опасности – нападению со стороны запорожцев. Однажды те окружили и сожгли 40 казаков в деревне, где они были на «приставстве». В другой раз казаки атамана А. Реброва одержали победу над запорожцами и отослали несколько пленных из Вязников в Нижний Новгород. «Ходют, государь, около нас литовские люди вёрст по пятнадцати и по двадцати, – писали казаки, – и бои у нас с ними бывают частыя».

Вольно или невольно казаки оказывались защитниками крестьян, но в первую очередь они ощущали себя частью, возможно, наиболее значительной, чуть ли не центром, казацкого мятежа. Иначе как объяснить следующее место из книги А. Станиславского: «К мятежному войску К. Чермного из Вязников отправилась делегация во главе с атаманом Д. Пальчиковым – казаки призывали своих товарищей соединиться с ними в Вязниках. Этот призыв не остался без ответа, чем и можно объяснить появление казаков Чермного в середине октября в районе Мурома. Во второй половине октября – в ноябре 1618 г. оба казачьих войска, вероятно, объединились».

Автор книги допускает вероятность объединения казаков в одно большое мятежное войско в Вязниках. По крайней мере, Нижегородский воевода Борис Лыков свои грамоты направлял именно сюда. 4 октября грамоту привёз можайский дворянин В. Ларионов, а 7 октября он доставил «отписку» казаков назад. 11 октября в Вязники приехали нижегородский дворянин И. Никитин и посадский человек И. Андреев и вручили казакам ещё одну грамоту воеводы Лыкова. Ответ на грамоту доставила в Нижний Новгород целая делегация из есаулов и рядовых казаков. И наконец, 20 октября нижегородский дворянин М. Коблецкий доставил в Вязники третью грамоту воеводы. Четырёх курьеров задействовал воевода в этой переписке с казаками.

Общий вид Ярополи (сейчас ул. Киселёва)

Не только из Нижнего Новгорода, но и из Москвы, порой с риском для жизни приезжали гонцы. «27 сентября с царской грамотой к вязниковским казакам выехали из Москвы белевский дворянин Иван Муромцев, бывший „загурский“ атаман Пятой Зелейщик и войсковой дьячок Юрий Десятого. До Вязников они добрались 2 октября, причём с большими трудностями: в 30 верстах от Владимира на них напали украинские казаки, и Ю. Десятого был ранен саблей. 13 октября все трое отправились из Вязников в Москву в сопровождении есаула Подковыри Родионова и трёх казаков – представители вязниковского войска везли царю челобитную, подписанную всеми станичными атаманами».

Хотя наш край играл в описываемых событиях, скажем так, «страдательную» роль, но тем не менее в истории Смуты о нём сохранилась память благодаря именно этим событиям. Он же вошёл и в историю казачества, оставшись на страницах её летописи в таких, на первый взгляд, «временных» (были здесь казаки всего-то ничего – около двух месяцев) терминах как «вязниковский лагерь», «вязниковское казачье войско», «вязниковские казаки», наконец.

Но какова же была развязка, чем всё закончилось? «Приезд в Вязники представителей московского правительства и нижегородского воеводы, – читаем дальше, – вызвал описанные в сохранившихся документах казачьи сходки и круги. Сходка, связанная с приездом в Вязники М. Колбецкого, происходила внутри острога: на церковной паперти стояло несколько атаманов, вокруг собралось около 200 казаков». Казаки требовали выплаты «полного» жалованья, вознаграждения за своё участие в освобождении Москвы, сохранения внутреннего устройства своего войска.

Были происходившие в Ярополческой волости события маловажными, незначительными? Думается, что нет, и вот почему. В это же самое время мятеж казаков происходит и в Москве: тысячи три казаков, «проломиша за Яузою острог побегоша из Москвы». Куда? По Владимирской дороге – в Вязники: «О том, что там расположились ушедшие со службы казаки, знали, – предполагает автор книги, – хотя бы со слов П. Родионова и других вязниковских челобитчиков, приехавших в столицу ещё 19 октября». Значит, Вязники притягивали к себе казаков как центр мятежа. Казаков удалось вернуть в Москву. Но эта последняя капля, видимо, стала основанием для «боярского приговора о вязниковских казаках от 9 ноября 1618 г». Казакам было обещано жалование «перед прежним с прибавкою», оставление в станицах «всяких людей», но в дальнейшем таковых «без государеву указу» не принимать. «В соответствии с приговором 12 ноября, – читаем в конце этой главы, – в Вязники была послана царская грамота, а на следующий день находившимся в Москве представителям вязниковского войска выдали жалованье из Казанского приказа – «по четыре аршина без чети сукна аглинскова зеленово, цена по тридцать алтын аршин».

Из Вязников казачье войско двинулось в Ярославль к боярину князю Черкасскому. Летописец, видимо, значительно завышая цифру, называет 13 тысяч казаков. Как бы там ни было, вязниковские события – это не рядовое возмущение казаков, требовавших повышения содержания («кормления»), а вспыхнувший было мятеж, захвативший не одно казачье подразделение, но который удалось погасить в самом его начале, и уже, добавим, в конце Смутного времени, заключительная страница которого, так или иначе, оказалась связанной с нашей землёй.

    Сергей АПОСТОЛОВ
    «Маяк», №89 
    от 03 ноября 2009 г.

1.7. Кто плавал по Клязьме мимо Вязников 370 лет назад

Об истории судоходства на реке Клязьме написано уже немало. Однако по большей части речь идёт о XIX—XX веках – со времени появления первых пароходов и до «Зарниц» и речных буксиров. Что же касается Средневековья, то тут сведения о том, кто и на чём плавал (или, как говорят моряки и речники, «ходил») по клязьминским водам, куда менее конкретны. И тем интереснее сведения, которые содержатся в любопытнейшем документе – «Книги речных проходных пошлин и оброчных сборов Вязниковской слободы». Эти «книги», точнее лишь небольшой фрагмент от, по-видимому, навсегда утраченных больших фолиантов, хранятся в фонде «боярских и городовых книг», причём почему-то среди материалов по далёкому городу Вологодского края Тотьме, отстоящего от Вязников почти за 700 километров. В данных книгах записаны проплывавшие по Клязьме мимо Вязниковской слободы у города Ярополча и уплачивавшие пошлины (иначе называемые мытом) на местной таможне 370 лет назад в далёком 1645 году. В том самом, когда умер первый царь из династии Романовых Михаил Фёдорович и на российский престол взошёл государь Алексей Михайлович, по прозванию Тишайший, отец Петра Великого. Без преувеличения можно сказать, что на ветхих, пожелтевших от времени страницах наша, ныне достаточно сонная, обмелевшая и почти всегда пустынная Клязьма точно по волшебству оживает, а меж её берегов появляется множество весельных и парусных лодок самых разных размеров.

Струги XVI—XVII вв.

Итак, кто же плавал-ходил по Клязьме 370 лет назад? Например, в апреле 1645 года мимо Вязниковской слободы прошёл струг владимирца Дементия Иванова. Струг – плоскодонное парусно-гребное с одной съёмной мачтой и используемым при попутном ветре прямым парусом судно, длиной от 20 до 45 метров и шириной от 4 до 10 метров. На нём имелось от 6 до 20 гребцов. Гребли обычно дружно, порой даже с песнями. Известно, что иногда речные струги для защиты от разбойников могли нести от одной до четырёх небольших пушек. Некоторые струги имели так называемый «чердак» – так тогда называлась каюта. Известно, что в Вязниковской слободе существовала струговая пристань, а позже, уже при Петре I, появилась и речная верфь.

Вязниковская слобода в 1665 году