Историческая психология: прошлое, настоящее, будущее

Кремнев Н. Т. Историческая социология: Вопросы теории общественного развития. М.: ЦСПиМ, 2016.

Киященко Л. П., Моисеев В. И. Философия трансдисциплинарности. М.: ИФ РАН, 2009.

Кон И. С. К проблеме национального характера // История и психология: Сборник трудов / Под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. М.: Наука, 1971. С. 122–158.

Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры. XVII–XVIII вв. М.: Наука, 1990.

Лаппо-Данилевский А. С. История политических идей в России в XVIII в. в связи с общим ходом развития ее культуры и политики. Кельн, 2005.

Лахман Р. Что такое историческая социология? М.: ИД «Дело» – РАН-ХиГС, 2016.

Лурия А. Р. Психология как историческая наука (К вопросу об исторической природе психических процессов) // История и психология: Сборник трудов / Под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. М.: Наука, 1971. С. 36–63.

Миронов Б. Н. Историческая социология России: Учеб. пособ. СПб.: ИД СПб. гос. ун-та – Интерсоцис, 2009.

Морен Э. Метод. Природа природы. М.: Прогресс-Традиция, 2005.

Парыгин Б. Д. Социальное настроение как объект исторической науки // История и психология: Сб. трудов / Под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. М.: Наука, 1971. С. 90–105.

Поршнев Б. Ф. Состояние пограничных проблем биологических и общественно-исторических наук // Вопросы философии. 1962. № 5. С. 117–129.

Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1966.

Селезнева Е. И. Историческая культурология. М.: Ритм, 2015.

Соболев Г. Л. Источниковедение и социально-психологическое исследование эпохи Октября // История и психология. М.: Наука, 1971. С. 226–241.

Спицына Л. В. Историко-психологическая реконструкция становления норм и способов общения в советском обществе в послереволюционный период, 10–20-е годы XX столетия: Дис. … канд. психол. наук. М., 1994.

Харитонова Е. В. Социально-исторические детерминанты агрессивного поведения: психолого-историческая реконструкция на материалах 20-х гг. XX в.: Дис. … канд. психол. наук. М., 1999.

Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991.

Федоркова И. Р. Психолого-историческая реконструкция Московского Купеческого Общества как субъекта предпринимательской активности: Дис. … канд. психол. наук. М., 2000.

Шкуратов В. А. Историческая психология. Книга первая. Введение в историческую психологию. М.: Кредо, 2015.

Эриксон Э. Г. Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование. М.: Московский философский фонд «Медиум», 1996.

Теоретические и эмпирические предпосылки становления исторической психологии в русской науке второй половины XIX – начала XX вв.

В. П. Позняков

doi: 10.38098/thry.2020.25.72.003

Статья подготовлена по Госзаданию № 0159–2020-0006.

Некоторые теоретические и методологические проблемы исторической психологии

В условиях интенсивных и зачастую непредсказуемых изменений, происходящих в современной российской экономике и обществе в целом, все больший научный интерес вызывает история российского государства и, в частности, роль психологических факторов в этой истории. Взаимосвязи истории и психологии имеют в отечественной науке глубокие корни (см., напр.: История и психология, 1971; Поршнев, 1979; и др.). Но именно в последние два десятилетия происходит становление и развитие исторической психологии как относительно нового научного направления (Журавлев, 2011; Историческая психология…, 2004; Королёв, Журавлев, Кольцова, 2011; Самохвалов, 2016; Шкуратов, 2015; и мн. др.). Проводятся научные конференции, посвященные исследованиям в этой области (История психологии и историческая психология, 2001; История отечественной и мировой психологической мысли, 2006, 2010, 2016; и др.). Создаются научные подразделения, специально ориентированные на проведение историко-психологических исследований. Отмечается рост числа публикаций, которые можно с уверенностью отнести к данному научному направлению. В этих публикациях делаются попытки рассмотрения и определения предмета исторической психологии как научного направления или как отрасли психологической науки, ее структуры и основных задач, теоретических и методологических проблем, а также результатов конкретных эмпирических исследований. Не ставя перед собой задачу детального рассмотрения и анализа результатов этих исследований и взглядов отдельных авторов, попытаемся выделить некоторые общие черты, по которым наблюдается сходство в позициях и взглядах их авторов, и сформулировать собственные представления по этим вопросам.

Не вызывает сомнения, что историческая психология как научное направление или отрасль психологической науки является междисциплинарной областью знаний, формирующейся на стыке материнских дисциплин – истории и психологии. Поэтому, как и некоторые другие научные направления и отрасли психологического знания – например, этническая, экономическая, экологическая, политическая психология и др. (подробнее об этом см.: Журавлев, 2011, с. 65–84), – она изначально имеет двойной статус: исследования в этой области проводились и проводятся как психологами, так и историками. Однако если рассматривать историческую психологию как научное направление или отрасль психологической науки, то при определении ее предмета, методов и задач логично исходить из представлений о предмете, методах и задачах психологической науки. В таком случае сразу необходимо определиться с областью психологического знания, с которой тесно связана или в которую включается историческая психология. Думается, что с большим основанием эту область правомерно определить как социогуманитарное направление психологического знания (см., напр.: Кольцова, 2018), или область социально ориентированных отраслей психологии (Журавлев, 2011, с. 217–226). Заметим сразу, что этим объясняется изначальная специфика методологии историко-психологических исследований, которая гораздо ближе к методологии социальных и гуманитарных наук, нежели к методологии естественно-научного знания. В качестве основного, но не единственного отличия назовем невозможность (или крайне ограниченную возможность) использования классического лабораторного эксперимента в качестве метода историко-психологического исследования. Если говорить более конкретно, то по своему предмету и методам, как представляется автору данной статьи, историческая психология наиболее близка к социальной психологии, поскольку область объектов и явлений, относящихся, по мнению исследователей, к историко-психологическим и составляющих предметное поле исторической психологии, практически совпадает с предметным полем психологии социальной. Оговоримся при этом, что и по данному вопросу (о предмете социальной психологии) существуют разные мнения.

В своих теоретических положениях и эмпирических исследованиях мы придерживаемся представлений о предмете и задачах социальной психологии, сформированных в научной школе Института психологии РАН – школе Б. Ф. Ломова, К. К. Платонова и Е. В. Шороховой – и развиваемых в работах А. Л. Журавлева и его учеников. Согласно этим представлениям, предметом социальной психологии выступают психические явления, возникающие в процессе социального взаимодействия и взаимоотношений людей в различного рода группах, а также психологические особенности этих групп. Основными объектами социально-психологических исследований выступают личность, человек как социальный индивид, член общества, а также человеческие общности – большие и малые группы, которые, как и отдельные личности, являются (и как таковые изучаются) субъектами социальной жизнедеятельности и участниками общественной жизни, в том числе и исторического процесса (см., напр.: Социальная психология, 2002; и др.).

Исходя из развиваемых в данной научной школе положений об общественно-исторической детерминации социально-психологических явлений (подробнее см.: Журавлев, Кольцова, 2018; Историогенез…, 2016; Социально-психологическая динамика…, 1998; и др.), мы полагаем, что любые социально-психологические явления (или, говоря другими словами, социальная психология, понимаемая в онтологическом смысле этого термина, как сфера явлений общественной жизни) являются исторически специфичными. И в этом смысле социальная психология как отрасль психологического знания или социальная психология, понимаемая в гносеологическом смысле этого термина, как наука, изучающая психические явления общественной жизни, является наукой исторической. Это ее первое методологическое ограничение.

Изучая те или иные социально-психологические явления – процессы, состояния и свойства социальных индивидов и человеческих общностей, – исследователь всегда изучает реальных людей, живущих в конкретное историческое время, включенных в конкретные социальные группы, являющихся носителями и выразителями современных им общественных отношений. Из сказанного следует второе методологическое ограничение исследований в области исторической психологии: трудность использования в качестве основного метода эмпирического исследования лабораторного эксперимента даже в его социально-психологической версии. Объектами эмпирических исследований в области исторической психологии должны быть в первую очередь реальные социальные группы и входящие в них индивиды, включенные в реальные социальные отношения и взаимодействия, участники реальных исторических событий и процессов.

Наконец, третье методологическое ограничение историко-психологического исследования связано с невозможностью (а если говорить точнее, то с принципиальной ограниченностью) непосредственного эмпирического исследования реального социального взаимодействия и социальных отношений индивидов и групп как участников исторических событий и процессов. Поскольку историческая психология, как и историческая наука в целом, имеет объектом своих исследований, как правило, события прошлого, нередко – чрезвычайно далекого прошлого, у исследователя нет возможности наблюдать и эмпирически исследовать реальные процессы социального взаимодействия и связанные с ними социально-психологические явления. Основным источником эмпирической информации в исторических и историко-психологических исследованиях выступают артефакты (продукты и результаты человеческой деятельности, в большинстве своем – письменные источники, документы и т. п.). Поэтому сама процедура историко-психологического исследования получила название психолого-исторической реконструкции (Барская, 1998; Кольцова, 2008; и др.). Это мысленное восстановление хода исторических событий, особенностей поведения, мыслей и чувств участников, является основным методом исторических исследований в целом, поскольку непосредственное наблюдение и фиксация этих явлений (по крайней мере, из области далекого прошлого) невозможны.

С другой стороны, и в рамках эмпирических социально-психологических исследований (не историко-психологических, а связанных с изучением реального социального взаимодействия, происходящего «на глазах» исследователя, наблюдателем, а нередко и участником которых он сам является), непосредственное постижение явлений внутреннего мира исследуемых людей также крайне затруднено. И психолог-исследователь восстанавливает, интерпретирует и объясняет эти явления на основе данных, получаемых с помощью двух основных эмпирических методов социально-психологического исследования – наблюдения и опроса. В этом смысле любое социально-психологическое исследование является не чем иным, как психологической реконструкцией, в терминах психологической науки, эмпирических данных, полученных прежде всего в результате наблюдений и опросов.

Из высказанного положения, которое может восприниматься как свидетельство принципиального ограничения возможностей получения психологического знания, вытекает, однако, и важное позитивное следствие, касающееся методологических оснований эмпирических исследований в области исторической психологии. Оно состоит в том, что эмпирические данные, полученные в результате психологических исследований (прежде всего эмпирических исследований в области социальной психологии, проведенных в реальных социальных, а значит, и в конкретных социально-исторических условиях), могут и должны рассматриваться как эмпирические источники данных для историко-психологического исследования того исторического периода, в который эти исследования проводились.

Эмпирические предпосылки становления исторической психологии в российской науке

В этой связи специальный интерес представляет исторический анализ процесса становления исторической психологии в России. В рамках данной статьи в качестве исходного материала для анализа были выбраны материалы, представленные в монографии Елены Александровны Будиловой «Социально-психологические проблемы в русской науке» (Будилова, 1983, 2019). Анализируя зарождение социально-психологических исследований в русской науке во второй половине XIX – начале XX в. (т. е. в период, предшествовавший революции 1917 г.), Е. А. Будилова отмечает, что первые эмпирические исследования, которые можно классифицировать как исследования социально-психологические, проводились на стыке зарождающейся психологии и других отраслей социального знания: социологии, этнографии, юриспруденции, языкознания, военной науки, психиатрии и др. Эти исследования имели ярко выраженный прикладной характер и были направлены на анализ актуальных проблем развития российского общества и государства.

В ходе данных исследований были собраны обширные и уникальные научные материалы, содержащие фактические данные в том числе и о социально-психологических явлениях, характеризующих жизнедеятельность представителей самых различных слоев и социальных групп российского населения в исследуемый исторический период. Сам интересующий нас исторический период развития российского общества и государства можно с полным правом обозначить как период осуществления масштабных преобразований. Речь идет в первую очередь о проведении земельной, военной и судебной реформ в России, реализация которых имела серьезные последствия, связанные с изменениями в образе жизни, мировоззрении, идеалах и т. п. Поскольку эмпирические данные собирались квалифицированными исследователями, с использованием последних достижений науки того периода, их вполне можно назвать первыми эмпирическими свидетельствами историко-психологического знания.

Результаты этнографических исследований русского народа, выполненных научными сотрудниками, членами Русского географического общества, по программе Н. И. Надеждина (Надеждин, 1847; и др.), сразу после их появления привлекли внимание отечественных и зарубежных ученых. В них содержится разносторонний и многообразный материал, характеризующий социально-психологические особенности представителей различных российских регионов, и в первую очередь – российского крестьянства. Будучи представителями самой многочисленной социальной группы российского населения того исторического периода, являясь коренными носителями социально-психологических особенностей российского народа, его менталитета, российские крестьяне в этих исследованиях практически впервые стали объектом серьезного научного анализа, в том числе и социально-психологического. Именно поэтому их результаты до сих пор представляют большой научный интерес для специалистов в области исторической психологии.

Последующее обращение исследователей к изучению социально-психологических особенностей российского крестьянства на разных этапах исторического развития российского общества и государства позволило выявить как базовые, устойчивые их характеристики, которые с полным правом можно отнести к особенностям российского менталитета (Журавлев, Кольцова, 2018; Историогенез…, 2016; Кольцова, Синякина, 2018; и др.), так и закономерности их динамики в условиях радикальных социально-экономических изменений (Позняков, 1997; Позняков, Журавлев, 1992; Шорохова, 1999; и др.).

Не меньший интерес для исторических психологов представляют и результаты многолетних исследований психологических особенностей жизни тюремных, ссыльных и бродяжнических общин, проведенных Н. М. Ядринцевым (Ядринцев, 1872). В этих эмпирических работах, выполненных на уникальном и малодоступном для научного исследования объекте, анализировались типичные социально-психологические феномены: совместная деятельность и общение, взаимоотношения коллектива и личности, групповые нормы и др. В ходе данных исследований автор активно использовал такие методы сбора эмпирических данных, получившие впоследствии широкое распространение в социально-психологических исследованиях, как наблюдение (в том числе включенное) и беседа. Полученные результаты содержат эмпирические данные и факты, характеризующие социально-психологические особенности представителей этой своеобразной и самобытной субкультуры российского общества в рассматриваемый исторический период. Обращение современных исследователей к изучению социально-психологических особенностей представителей криминальной субкультуры российского общества и факторов ее формирования подтверждает актуальность этого направления исторической психологии (Королёв, 2016).

Особый интерес для исторических психологов представляют исторические периоды, характеризующиеся высокой интенсивностью происходящих в обществе изменений, высокой активностью мыслей, чувств и поведения участников исторических событий (об относительно недавних подобных исследованиях см.: Социально-психологическая динамика…, 1998; и др.). К таким историческим периодам, помимо уже обозначенного выше времени радикального реформирования, можно отнести периоды войн и революций. Российская история на рубеже XIX–XX веков дает нам яркие примеры таких периодов и событий, нашедших свое отражение в эмпирических исследованиях, которые в настоящее время с полным правом можно отнести к разряду историко-психологических. В качестве примера рассмотрим период русско-японской войны, а также хронологически и исторически тесно связанные с ним события первой русской революции 1905 г.

Ученик и соратник В. М. Бехтерева Г. Е. Шумков, более двух лет служивший в действующей армии врачом во время русско-японской войны, проводил регулярные психологические исследования солдат и офицеров. Результатом стала книга «Психика бойцов во время сражения», однако вышел в свет только первый ее том (Шумков, 1905), содержащий введение и описание метода исследования, и ряд научных статей, опубликованных в журнале «Военный сборник». Особый интерес представляют результаты исследования, связанные с описанием и анализом коллективных чувств бойцов, возникающих в условиях боевой обстановки, – в частности, коллективного чувства тревоги (Шумков, 1914). По сути, эти исследования положили начало научному изучению коллективных чувств, которое не потеряло своей актуальности и сегодня. В настоящее время к числу научных работ, результаты которых вполне относятся к историко-психологическим, можно привести исследования синдрома посттравматического стрессового расстройства участников войны в Афганистане (Зеленова, Лазебная, Тарабрина, 1997; и др.).

Военный юрист Д. Д. Безсонов, взявшись за разработку проблемы массовых преступлений в общем и военно-уголовном праве, в качестве объектов исследования рассматривал в том числе, стачки, вооруженные восстания, мятежи, крестьянские волнения 1905–1906 гг. Специальное внимание автор уделяет анализу социально-психологических факторов, определяющих преступное поведение толпы. К их числу он относит прежде всего чувство страха перед сплоченной массой, которое испытывают воинские части, направляемые против «бунтовщиков», и осознание толпой своей силы, своего могущества как основной ее признак и свойство. Под влиянием осознания этой силы у отдельных людей, участвовавших в массовых волнениях, формируется чувство солидарности и стремление присоединиться к толпе, подчиниться ей. Это чувство, по мнению автора, особенно усиливается, когда в толпе появляются вожаки. Исследование Д. Д. Безсонова является одной из первых (если не первой) попыток социально-психологического анализа, настроений и чувств участников революционного движения. В дальнейшем к этой проблеме исторической психологии обращались многие ведущие российские исследователи-социологи: П. Л. Лавров, Н. К. Михайловский, Г. В. Плеханов и мн. др., и она до сих пор не потеряла своей актуальности.