Альманах современной русской прозы и поэзии «Литературные встречи» №3

Лоб у Насти был сухой и горячий, тут и без градусника нетрудно было догадаться, что у неё сильный жар. Она снова застонала, не просыпаясь.

– Ох, и врача тебе не вызвать, документов-то у меня на тебя нет, Настюша, – вслух сказала Тамара. – Беда мне с тобой.

Девочка открыла глаза и непонимающе на неё посмотрела.

– Ну где у тебя болит-то? Живот болит? – спросила Тамара. – Щами ты у меня, что ли, отравилась? Пойду завтра в магазин ругаться.

Пытаясь убедить себя, что ей продали несвежее мясо, из-за которого раньше времени испортился суп, которому бы ещё стоять и стоять, Тамара тщетно пыталась заглушить голос собственной совести, укорявший её за то, что она пожадничала и не накормила ребёнка как следует.

Но девочка отрицательно покачала головой.

– Живот не болит, тёть Тома.

– И не тошнит? – робко уточнила Тамара.

Настя снова покачала головой.

– Не тошнит, тёть Тома.

– Стало быть, всё-таки простудилась. Не дай Бог грипп, – сказала Тамара с облегчением, сама испугалась своих слов, обняла Настю, и ей показалось, что она прижала к себе шпарящую во всю силу батарею.

«Температурища под тридцать девять, не меньше».

– Вот же беда мне с тобой, – повторила Тамара.

Всю ночь напролёт она провозилась с девочкой: дала ей две таблетки цитрамона, чтобы сбить жар – после него температура у Насти и вправду, кажется, немного подспала. Градусника, чтобы померить, у Тамары не было: когда все побежали сдавать ртутные, она сдуру тоже отдала свой в переработку, а нового не купила, так и осталась без градусника. Да и на что он был ей: сама Тамара никогда ничем серьёзным не болела, кроме как один-единственный роковой раз по женской части, да иногда зимой бывали у неё головные боли, на случай которых и лежал в аптечке крошащийся от времени цитрамон. От еды – даже от творожной массы – Настя отказалась, так что Тамара заварила крепкого сладкого чая, принесла две чашки в спальню и сидела рядом с девочкой, заставляя ту время от времени делать по несколько глотков.

К семи утра, как раз когда Тамаре пора было собираться на работу, у Насти снова поднялась температура. Тамара уговорила её съесть сосиску с отварными макаронами, щедро сдобренными сливочным маслом, и дала ещё одну таблетку цитрамона, но оставлять девочку дома одну побоялась и позвонила начальнице, чтобы отпроситься.

– …Не оставлять же больного ребёнка, Светлана Кирилловна, – закончила Тамара своё недолгое объяснение. В целом та давно была в курсе ситуации с Настей.

Начальница помолчала, раздумывая.

– Ты понимаешь, Тома, что сегодня пятница? – когда она наконец ответила, голос её звучал устало. – Они все сегодня припрутся – кто за пенсией, кто посылки получать, кто письма отправить. Четыре дня сидят, на пятый спохватываются, чтобы не оставлять на следующую неделю. Народищу под вечер будет как на Страшном суде.

Когда начальница упоминала Страшный суд, это означало, что уговорить её будет непросто.

– Светлана Кирилловна, да как же я ребёнка одного оставлю? – не сдавалась Тамара.

– Матери её родной отдай, пусть с ней родная мать сидит, – настаивала начальница. – Это что, твой ребёнок, что ли? А если с ней что случится? Кто тогда отвечать будет? Соседка на тебя ещё и заявление напишет, затаскает по всем инстанциям. Это сейчас ей наплевать, где она и что с ней, а как что случится – сразу примется искать виноватых. Тебе оно надо?

– Да типун тебе на язык, Светлана Кирилловна! Что ты такое говоришь!

– Да мало ли что у неё, – гнула своё Светлана. – Может быть, у неё грипп или вообще… этот, новый… ну как его там… коронавирус. Нам что, в таком случае всё отделение на карантин закрывать придётся? Люди куда пойдут получать, на Кима? Вот нам там спасибо скажут. Особую благодарность тебе выпишут.

– Нет у неё никакого коронавируса, Светлана Кирилловна, – урезонивала Тамара. – Ну откуда он у неё возьмётся, ты сама подумай. Да и никто сейчас по нему на карантин не закрывает, плюнули уже все. Застудился ребёнок, ходит в пуховике на рыбьем меху и старых ботиночках по мартовской слякоти. Одёжку её на помойку уже давно пора. Ноги промочила и простыла, долго ли умеючи…

– Я тебе как есть, так и говорю, – отрезала начальница. – О тебе же беспокоюсь, Тома. С ней что случится не дай Бог, а тебе потом отвечать – скажут, что ты ребёнка у законной матери выкрала. А это, между прочим, уголовная статья, и никто не посмотрит, что её мать алкашка, она для суда – в праве, а ты никто. Ты об этом своей умной головой не подумала? Ладно бы во вторник или в среду отпрашиваться приспичило, а тут – в самом конце недели. Нам с этим столпотворением одним разбираться. Я понимаю, если бы у тебя собственный ребёнок заболел, а тут-то что…

– А я её насовсем к себе забираю, – секунду назад собиравшаяся сказать что-то совсем другое, отчаянно соврала Тамара и тут же подумала: это решено окончательно, девочку она заберёт к себе, тут и думать больше нечего. Напишет на соседку заявление, чтобы прав лишили. Подписей, если нужно, от жильцов насобирает. Соседи её уважают, заступятся. И мелкую, Вику, тоже к себе возьмёт. А если соседка упрётся или опека откажет, тогда она письмо напишет хоть бы и в передачу на Первый канал, они уж точно помогут.

– А как же… – удивлённо начала начальница. – Мать-то её как же?

– Отказалась она от неё, – уверенно сказала Тамара.

– То есть как это – отказалась? Да разве же по нашему законодательству так можно? Вот бесстыжая, – всё ещё не до конца поверив в услышанное, протянула начальница. – А ты, значит, к себе её взять вознамерилась?

Тамара промолчала. А что тут ещё скажешь… начнёшь врать – и вконец заврёшься.

– Насовсем, что ли?

– Насовсем.

– Ну ты даёшь, Тома, вот не ожидала, – проговорила начальница и тут же скороговоркой добавила: – А и правильно, давно так нужно было, с тобой ей всяко лучше будет. Ты о ней всё равно как родная мать заботишься, родить ведь ещё полдела, ты попробуй-ка их вырасти. У меня вон мальчишки выросли, никакой жизни ради них не видела, зато теперь не нарадуюсь. Нет, ну ничего себе – отказалась! А ты, значит, вот как решила… Ладно, оставайся тогда сегодня дома, как-нибудь без тебя справимся.

– Так что, можно, Светлана Кирилловна? – обрадовалась Тамара.

– Сиди уж, – повторила начальница, – раз у тебя ребёнок заболел.

– Спасибо тебе, Светлана Кирилловна! Я отработаю!

Иллюстрация Натальи Сорокиной

Но в трубке уже едва слышно звенела тишина – начальница, как обычно, не попрощалась, отключилась и побежала по своим делам. В отделение она приходила раньше всех, уходила позже всех и жаловалась, что времени совершенно ни на что не хватает, и никакой жизни она из-за них из-за всех не видит, и глаза бы её никого не видели.

Тамара положила телефон на стол и пошла в спальню – проведать Настю.

Намаявшись за ночь, девочка крепко спала. Тамара присела рядом и осторожно, чтобы не разбудить её, провела ладонью по одеялу. В комнате было тихо, только слышалось доносившееся из кухни уютное гудение старого холодильника да наверху о чём-то приглушённо спорили соседи. Девочка засопела и заворочалась, пытаясь получше укутаться. Из-за высокой температуры её знобило.

– Ничего, Настя, я вас к себе заберу, будете со мной жить, как-нибудь справимся, в тесноте, да не в обиде, – прошептала Тамара. – Куплю вам кукол, будете играть. И злую кошку Пуговку из подвала тоже к себе возьмём. Может, как блох ей выведем, она и подобреет. Ты только выздоравливай у меня поскорее.

Она облокотилась на спинку кровати и прикрыла глаза, чувствуя, как на неё тоже наползает дрёма. Всё теперь представлялось уже делом решённым, как будто придут они с соседкой-алкашкой в «Мои документы», без очереди подпишут все нужные бумаги, и сразу же после этого Тамаре отдадут Настю и маленькую Вику и в придачу сразу и подвальную кошку Пуговку, и соседка уже не будет иметь никакого права заявляться к Тамаре в квартиру или в почтовое отделение и скандалить, чтобы Тамара вернула ей детей. Потому что это будут уже не её дети, а Тамары. Так-то вот. А как жить дальше – Тамара что-нибудь придумает. За окном занимался мутный рассвет, в котором кружились крупные мокрые хлопья, предвещающие скорую оттепель.

Артём Гуларян

г. Орёл

Жезл пророка

– Что за глупая шутка, Али? Я не это мечтал увидеть!

– Я привёл тебя, ас-сайед Джонс, туда, куда ты хотел попасть. К той священной реликвии, что ты, ас-сайед Джонс, хотел увидеть, – отрешённо ответил проводник.

– Но… Я представлял это совсем иначе… Это точно посох Моисея?

Передо мной возвышалась сучковатая палка с надетым на навершие черепом… М-да… Долгие поиски в архивах и библиотеках, утомительный разбор зашифрованного текста. Потом путешествие с материка на материк, долгие переговоры с племенем хашимитов, пока они не согласились дать мне проводника. Тяжёлый двухнедельный путь

по пескам Аравии. Ради чего?! Чтобы увидеть палку с венчающим её черепом? Да таких палок здесь, у не замутнённых цивилизованными обычаями бедуинов, двенадцать на дюжину!