Буквы. Деньги. 2 пера. Том второй

– А это возможно? – с надеждой спросил Данилка Михалыча. ?

– Понятное дело, – ответил тот, и они принялись ремонтировать технику. ?

Что-то подпилили, что-то пошкурили и подкрасили. Заменили все колеса и отреставрировали дверцы, которые теперь открывались, как по маслу. Данилка старательно закручивал порученные ему гайки и тихо радовался. Наконец, ремонт был завершен. Мальчишка с нескрываемым восторгом смотрел на любимый тягач. Машина выглядела почти как новенькая.

?

К сожалению, детдомовское счастье продлилось недолго. Однажды территорию детского дома красили и белили, и подопечных отпустили гулять в соседний двор. Сироты играли на одной площадке с другими детьми. Данилка как всегда не отпускал из рук свой военный трофей.

Когда игра была в самом разгаре, его остановил незнакомый мальчишка и заявил, что это его тягач. Он привел доказательства: царапины на корпусе, наклейка на борту «Let's dо fight» и что-то еще. Данилка его не слушал. Сказал, что это неправда, что они со сторожем Михалычем его сами чинили и красили, а если не верит, пусть приходит в детский дом, сторож подтвердит. Данилка смело назвал наглому мальчишке адрес.

Вечером того же дня незнакомый мальчик пришел вместе со своим отцом к заведующей детдома. Та выслушала аргументы ребенка, его родителя, затем Михалыча и сказала Данилу: ?

– Этот тягач придется вернуть! ?

– Как же так? Это же несправедливо! – возмутился Данилка, и слезы выступили у него на глазах.

Через несколько минут мальчик сидел в подсобке у Михалыча. ?

– Ничего не поделаешь, он его хозяин! Только снимем то, что мы поменяли и поставили, и вернем. ?

Через некоторое время Данилка вручил мужику тот самый тягач на двух колесах и со сломанной дверкой, который нашел на свалке и сказал: ?

– Нам чужого не надо! Забирайте!

Мужик хотел было что-то сказать, но, посмотрев на сторожа и заведующую, стоящих за спиной Данилки, вздохнул, взял «тягач», и они с сыном ушли. На следующий день Данилка снова нашел на свалке тот же сломанный тягач, но не стал его брать. Он хорошо запомнил слова сторожа и заведующей о том, что чужого брать не надо.

Прошло полгода. Близился новогодний вечер. Детский дом за это время нашел мецената в лице депутата городского законодательного собрания, поэтому кроме сладких подарков дети получили игрушки. Данилка в руках держал новенький военный тягач с вертолетом на борту. Мальчик был счастлив. Михалыч, наблюдая за ним в сторонке, часто моргал, смахивая влагу с ресниц.

Нити

Во все стороны тянутся нити. Каждая нить – судьба, каждая нить – человек.

Нити лежат на ладонях, оплетая пальцы, как паутина, шелестят подобно струнам арфы, рождая невероятно красивую мелодию жизни. Те, кто ходит там внизу, даже не подозревают, что к их сердцу через родничок тянется красная дорожка судьбы. И даже мысли не возникает в их головах, что эти нити кто-то держит.

А он перебирает их, любуется миллионами оттенков алого, бордового и многих иных тонов красного, высматривает прозрачные или совсем тонкие, что вот-вот порвутся, растворяясь в воздухе вместе с последним вздохом человека. Такие нити следует подлечить, накручивая на них шерсть новых событий. Но их много, а он один, а потому не всегда успевает прийти на помощь.

Порой нить рвётся, сразу тая у него в руках. В такие моменты он поджимает губы, все ещё не веря, что достоин вести судьбы людей этого города. Сердце болезненно сжимается. Он знает, что мог успеть. Он знает, что собственными руками выбрал спасение другой души. Ощущает, как тяжелеют и темнеют от горя связанные с этой нитью судьбы. Каждая порванная нить оседает чувством вины в его душе. Как у каждого врача есть свое личное кладбище, так и у него оно все растёт, давит безжалостно на плечи.

Некоторые нити рвёт он сам. Склизкие и прогнившие, они пускают заразу на все остальные, подрывая сотни и тысячи. Наркотики, убийства и изнасилования разрушают судьбы изнутри, распространяя неприятные запахи. Он терпеть их не может, каждый раз выуживая такие из пучка хороших. Они извиваются, выскальзывая из пальцев и стремясь уйти, спрятаться среди других, но запах выдает их. Как бы хорошо ни скрывалась судьба, прикидываясь милой и радушной, если она гнилая, то стоит лишь хорошенько принюхаться, поднеся нос поближе, и всё сразу становится ясно. К сожалению, именно в эти моменты, упускается время, что могло бы быть потрачено на спасение других, но…

Вздохнув, он в сотый, нет, в тысячный раз ловким привычным движением перебрал нити в руках. Они отозвались тонким звоном, ластясь к пальцам. Он уже привык к ним, научился разговаривать, подсказывать. Нити называли его по-разному: провидение, дар, ясновидение, интуиция…

С крыши небоскрёба открывался чудесный вид на город. Слегка тусклое от смога солнце окутывало здания, смягчая их контуры. Оно словно матушка ласково скользило лучами по окнам, деревьям, машинам, людям и по его лицу, желая спокойной ночи и обещая вернуться завтра. И город отзывался, тихо шебурша колесами машин. Нити тоже отзывались: люди поднимали головы, щурясь на солнце, ощущали уют и тепло родного окружения.

Стемнело. Сегодня было безоблачно, город уже спал? и можно было рассмотреть, куда тянется каждая ниточка.

Возможно, он бы с удовольствием полюбовался панорамой, что так полюбилась за этот год службы, но было не до этого. Пальцы нащупали двойную нить, что истончалась с каждой секундой. Внутри что-то заледенело, обмирая. Мама и малыш – такое он упустить не мог.

Щелчок пальцев, и время замирает. Бросив все остальные нити, он хватает двойную, черпая пряжу из воздуха. Краем глаза замечает судьбу молодого парня, что так не вовремя зашел в подворотню около дома. Душа рвется на части, вымаливая прощение у нити, что тает, извиваясь и цепляясь за крышу. Если бы он мог… Если бы он только мог помочь сразу троим…

Всего двадцать секунд есть у стража, чтобы спасти молодую девчонку, попавшую в аварию на последнем месяце. Двадцать секунд, что отнимут у него двадцать месяцев жизни. Это – его последнее спасение, месяцев больше не осталось. Надо обязательно спасти их, чтобы не уйти просто так, чтобы всё это было не впустую.

Силой духа отрешаясь от всего мира, он заставляет себя забыть о парне, что тихо всхлипывает, и тает без следа. Не сейчас, он подумает об этом позже.

События оплетают нить, уплотняя: замена интерна на опытного врача, которого вызвали на работу внепланово, понимающие водители, уступающие дорогу машине скорой помощи, уцелевшие артерии и вены, не допускающие кровотечения, присутствие в больнице кувеза, куда сразу поместят малыша, и медсестра, знающая своё дело.

Нить утолщается, крепчая с каждой секундой и высасывая жизненную силу из рук, что высыхают на глазах, покрываясь пигментными пятнами. Стараясь не обращать на это внимания и не думать, он работает, продолжая упрямо плести.

Последний штрих…

Готово.

Время пошло, нити затрепетали, и малыш сделал первый вдох, а старый страж устало сел на край крыши. Он взял в руки лишь эту двойную нить. Полуслепые глаза наблюдали, как расслаивается нить, сплетаясь в две тонкие, но крепкие ниточки. По той, что была тоньше, до него долетел детский крик. Тонкий голосок резанул по ушам, и старик чуть крепче её сжал, желая увидеть спасёныша.

Пальцы уже бледнели, исчезая. А он все смотрел в синие глаза того, кто был спасён ценой его жизни.

Слеза прочертила дорожку на щеке, падая на ласковую улыбку, что могла согреть каждого, кто её увидит.

Что же… Это стоило того.

Ничья

– Мам, там женщина.

– Где это – там? – отрываюсь от смартфона.

– На крыше.

– О боже! Сумасшедшая… Куда звонить-то?

– 112.

– Да, да… Как она туда попала? Алло! Тут девушка на крыше! Адрес? Какой тут адрес, сын?..

– Не надо звонить, барышня. Мы уже здесь, – тяжелая рука на моем плече. Легкий взгляд, грузная фигура. – А вам домой пора. Поздно уже.

Он заходит в открытый настежь подъезд новостройки. Хватаю сына за руку, бежим прочь мимо машины МЧС. Метрах в ста опять задираю голову.

– А юбка-то, смотри… Это ж Тонечка наша! Они с мужем… Погоди, погоди, у меня есть номер…

Город. Как на ладони… И жизнь твоя – тоже. Дома, дороги… Кольцо реки, чуть дальше – зеркальце озера. Там, во дворе, школа – и Валеркины глупые шутки… А здесь – парк, чертово колесо и Валеркин смех… Загс с елками у дверей – и его взгляд. И Собор – совсем близко… Тогда казалось – навсегда.

Говорят – «наш небоскреб». Двадцать пять этажей. Много? И тебе двадцать пять. Всего? Или – уже? Когда ты успела сойти с ума? От чего? Турагентство – хорошая работа. Валерка – хороший муж. Почему всё пропало? Как жить теперь? Пожалуй – никак.

Ветер… Обвивает юбку вокруг ног. Леденящий ладони парапет. И греющий душу голос ниоткуда:

– Тоня. Расскажи мне.