Запри все двери

– Ни с кем, – говорю я и, понимая, как жалко это прозвучало, добавляю несколько более оптимистичное: – Пока что.

Надеясь сменить тему, я заглядываю в приоткрытую дверь рядом с кухней. Лесли понимает мой намек и ведет меня в другой коридор, ответвляющийся от главного. Коридор ведет к гостевой ванной комнате, которой Лесли пренебрегает, кладовке и – к моему изумлению – уходящей наверх винтовой лестнице.

– Господи боже, здесь еще и второй этаж есть?

Лесли кивает – похоже, мой возглас ее позабавил.

– Только квартиры на двенадцатом этаже могут этим похвастаться. Давайте, поднимайтесь.

Я взбегаю по ступенькам винтовой лестницы, ведущей в спальню, еще более живописную, чем кухня. Цветочные обои здесь весьма удачно вписываются в интерьер – светло-голубой оттенок напоминает весеннее небо.

Как и столовая этажом ниже, спальня представляет собой угловое помещение. Скошенный потолок сходится с дальней стеной под острым углом. Массивная кровать расположена таким образом, что, лежа на ней, можно спокойно любоваться видом из окон. Прямо снаружи сидит одна из знаменитых горгулий.

Она восседает на углу карниза на согнутых лапах, сжимая когтями край крыши. Ее крылья распростерты так широко, что из окна, выходящего на север, виден кончик одного крыла, а из восточного – другого.

– Великолепная квартира, не правда ли? – спрашивает Лесли, внезапно возникшая у меня за спиной.

Я даже не заметила, что она поднялась следом за мной. Меня заворожили горгулья, спальня и невероятная мысль, что мне, возможно, заплатят за то, что я буду здесь жить.

– Великолепная, – повторяю я, не в силах добавить что-то новое.

– И весьма просторная, – добавляет Лесли. – Даже по сравнению с другими квартирами Бартоломью. Как я уже упоминала, это связано с ее изначальным предназначением. Когда-то здесь жили слуги. Они готовили внизу и работали парой этажей ниже.

Она обращает мое внимание на некоторые детали, которые я упустила из виду, – например, маленький закуток слева от лестницы, с парой кресел кремового цвета и стеклянным кофейным столиком. Я пересекаю комнату, подавляя искушение разуться и пройтись по мягкому белому ковру босиком. В стене справа – еще пара дверей. Одна ведет в ванную. Я заглядываю внутрь и вижу две раковины, стеклянную душевую кабину и ванну, покоящуюся на когтистых бронзовых лапах. За другой дверью скрывается огромная гардеробная с трюмо и таким невероятным количеством полок и вешалок, что сюда мог бы вместиться целый магазин одежды. Но все они пустуют.

– Эта гардеробная больше, чем моя детская спальня, – говорю я. – И вообще любая спальня, которая у меня когда-либо была.

Лесли, поправляющая волосы у трюмо, оборачивается.

– Раз уж вы упомянули свое жилье, то какой у вас адрес?

Еще один щекотливый вопрос.

Я съехала в тот же день, когда узнала, что Эндрю спит с одногруппницей. У меня не было выбора. Договор об аренде был оформлен на Эндрю. Я не озаботилась тем, чтобы добавить туда свое имя, когда переехала к нему. Строго говоря, это место вообще не было моим домом, хоть я и прожила там больше года. Вот уже две недели я сплю на диване в квартире Хлои в Джерси-Сити.

– Прямо сейчас у меня нет своего жилья, – отвечаю я, надеясь, что не слишком напоминаю героя Диккенса, хотя, конечно, так и есть.

Лесли моргает, пытаясь скрыть удивление.

– Нет своего жилья?

– Дом, где я жила раньше, преобразовали в жилищный кооператив, – вру я. – Мне пришлось временно поселиться у подруги.

– Полагаю, перебраться сюда было бы вам удобно, – тактично замечает Лесли.

Это стало бы настоящим спасением. Я смогла бы спокойно найти работу и новое жилье. И ушла бы отсюда, имея на счете двенадцать кусков. Всего-навсего.

– Что ж, давайте уточним последние детали и решим, подойдет ли вам эта работа.

Лесли ведет меня к выходу из спальни, вниз по ступеням и обратно к алому дивану в гостиной. Я сажусь, вновь складываю руки на коленях и стараюсь не пялиться в окно. Это непросто – близится вечер, и солнце окрашивает парк в темно-золотые тона.

– У меня осталось всего несколько вопросов, – говорит Лесли, доставая из портфеля ручку и что-то вроде анкеты. – Сколько вам лет?

– Двадцать пять.

Лесли записывает мой ответ.

– Дата рождения?

– Первое мая.

– Страдаете ли вы какими-либо хроническими заболеваниями?

Я отрываю взгляд от окна.

– Зачем вам это знать?

– На случай чрезвычайной ситуации, – отвечает Лесли. – Так как у вас нет никого, с кем мы могли бы связаться, если, не дай бог, с вами что-то случится, то мне потребуется информация о состоянии вашего здоровья. Уверяю вас, это стандартная процедура.

– Я совершенно здорова, – говорю я.

Лесли держит ручку над бумагой.

– Никаких проблем с сердцем или чего-то подобного?

– Нет.

– Что насчет вашего слуха и зрения?

– С ними все в порядке.

– Аллергические реакции?

– На укусы пчел. Но я ношу с собой автоинжектор.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны, – говорит Лесли. – Приятно встретить такую сознательную молодую особу. Последний вопрос – вы могли бы назвать себя любопытным человеком?

Любопытным. Такого я не ожидала – это ведь Лесли задает вопросы, не я.

– Боюсь, не поняла суть вопроса, – говорю я.

– Спрошу прямо, – сказала Лесли. – Вы любите совать нос не в свое дело? Задавать лишние вопросы? Рассказывать другим о том, что узнали? Как вам наверняка известно, Бартоломью славится своим умением хранить тайны. Многие хотели бы узнать, что происходит в этих стенах – хотя, как вы успели убедиться, это самое обычное здание. Пару раз, когда мы публиковали объявление, приходили люди с нечистыми намерениями. Они выискивали грязные тайны. Вынюхивали секреты этого здания, его жильцов, его истории. Гонялись за сенсацией. Я умею распознавать таких людей. Очень хорошо умею. И, если вас интересуют сплетни, нам лучше расстаться прямо сейчас.

Я качаю головой:

– Мне все равно, что здесь происходит. Мне просто нужны деньги и крыша над головой.

На этом наше собеседование подходит к концу. Лесли встает, разглаживает юбку и поправляет одно из своих тяжелых колец.