– Где я?
Первый голос отвечает:
– Вы в больнице, милая. Нам нужно провести еще пару обследований, чтобы понять, насколько серьезно вы пострадали.
Тут я понимаю, что двигаюсь. Я слышу звук колесиков, скользящих по полу, и ощущаю легкое покачивание каталки, на которой лежу. До этого мне казалось, будто я парю в воздухе. Я пытаюсь пошевелиться, но не могу. Мои руки и ноги привязаны к каталке. Что-то обвивает мою шею, фиксируя голову на месте.
Я не одна. Рядом по меньшей мере три человека. Двое говорящих и третий, толкающий каталку. Я ощущаю чье-то теплое дыхание на мочке уха.
– Давайте проверим, что вы помните. – Снова первый голос. Самый разговорчивый. – Можете ответить на пару вопросов?
– Да.
– Как вас зовут?
– Джулс. – Я делаю паузу – меня раздражает теплая влага на губах. Я пытаюсь слизнуть ее непослушным языком. – Джулс Ларсен.
– Здравствуйте, Джулс, – отвечает мужчина. – Меня зовут Бернард.
Я пытаюсь поздороваться в ответ, но у меня все еще болит челюсть.
Как и вся левая сторона тела, от плеча до колена.
Как и голова.
Боль накатывает на меня волной за считаные секунды, хотя до этого я почти ничего не чувствовала. Или, возможно, была просто не в состоянии ее воспринимать.
– Сколько вам лет, Джулс? – спрашивает Бернард.
– Двадцать пять. – Я замолкаю, пытаясь справиться с новым приступом боли. – Что со мной случилось?
– В вас врезалась машина, милая, – говорит Бернард. – Или же вы врезались в машину. Мы не до конца разобрались в деталях.
Я ничем не могу ему помочь. Я не помню никакой машины. И вообще ничего не помню.
– Давно?
– Всего несколько минут назад.
– Где?
– Возле Бартоломью.
Я непроизвольно распахиваю глаза.
Мне в лицо бьет яркий флуоресцентный свет. Бернард идет рядом с каталкой. Он одет в яркую больничную униформу, у него темная кожа и добрые карие глаза. Я смотрю прямо в них и прошу:
– Пожалуйста, не отправляйте меня обратно.
Шесть дней назад
1
Лифт напоминает мне птичью клетку. Просторную и нарядную клетку – тонкие прутья и позолота. Заходя в лифт, я невольно думаю о птицах. Экзотических, ярких, элегантных птицах.
В отличие от меня.
А вот женщина рядом со мной в своем синем костюме от «Шанель», с безупречно уложенными светлыми волосами и дорогими кольцами на ухоженных руках как раз такая. На вид ей около пятидесяти. Может, чуть больше. Ботокс придает ее коже упругость и сияние. Ее голос чем-то напоминает шампанское – звонкий и искрящийся. Даже имя у нее соответствующее – Лесли Эвелин.
Все-таки это собеседование, так что я тоже в костюме.
Черном.
Не от «Шанель».
Туфли я купила на распродаже. Мои каштановые волосы до плеч явно нуждаются в стрижке. Я бы зашла к парикмахеру, но даже это мне не по карману.
Кивая, я пытаюсь изобразить заинтересованность в рассказе Лесли Эвелин:
– Лифт сохранился в неизменном виде, само собой, как и главная лестница. В лобби почти ничего не поменялось с 1919 года. В те времена здания строили так, чтобы они могли простоять века.
И так, чтобы у людей не оставалось никакого личного пространства. В крохотной кабине нам с Лесли приходится стоять вплотную друг к другу. Впрочем, недостаток места с лихвой возмещается пышным убранством. Пол застелен красным ковром, потолок украшен сусальным золотом. Нижняя половина стен отделана дубовыми панелями, которые выше сменяются рядами узких окон.
Лифт оборудован сразу двумя парами дверей – одна из них, с тонкими словно проволока прутьями, закрылась сама по себе, другую, представляющую собой металлическую решетку, Лесли закрывает вручную, прежде чем нажать кнопку верхнего этажа. И вот мы трогаемся с места, медленно, но неуклонно поднимаясь на вершину одного из самых знаменитых зданий Нью-Йорка.
Если бы я знала, что квартира находится именно здесь, то ни за что не стала звонить по объявлению, сочтя это пустой тратой времени. Я не Лесли Эвелин, которая держит в руках портфель карамельного цвета и чувствует себя совершенно непринужденно. Я всего лишь Джулс Ларсен, уроженка маленького пенсильванского городка, где все занимаются добычей угля. На моем банковском счету осталось меньше пятисот долларов.
Мне здесь не место.
Но в объявлении не упоминался адрес. Там просто говорилось, что требуется кто-то, кто мог бы присмотреть за квартирой в отсутствие хозяев, и предлагалось позвонить по указанному телефону. Я могла. Я позвонила. Мне ответила Лесли Эвелин, продиктовавшая адрес и место встречи. Верхний Вест-Сайд. Но я поняла, во что вляпалась, только когда оказалась возле здания, судорожно перепроверяя адрес, не в силах поверить, что это и вправду нужное место.
Бартоломью.
Самое узнаваемое многоквартирное здание Манхэттена после Дакоты и двуглавого Сан-Ремо. Отчасти это связано с его узким фасадом. По сравнению с другими легендарными зданиями Нью-Йорка Бартоломью кажется тенью – тонкая полоска камня, всего тринадцать этажей, возвышающихся над западной частью Центрального парка. Бартоломью выгодно отличается от окружающих громадин. Он невелик, изящен и незабываем.
Но главная причина его славы – горгульи. Самые что ни на есть классические горгульи с крыльями как у летучей мыши и угрожающими рогами. Эти каменные твари здесь повсюду – парочка примостилась прямо над парадным входом, другие притаились по углам крыши. Фасад тоже украшен горгульями. Они сидят на небольших мраморных выступах, воздев руки к наружным карнизам, словно удерживая весь Бартоломью от падения. Из-за горгулий здание похоже на готическую церковь – поэтому его прозвали Сейнт-Барт.
За долгие годы Бартоломью со своими горгульями успел стать популярным объектом для съемки. Я видела его на открытках, в рекламе, в качестве фона множества фотосессий. Он появлялся в фильмах. И в сериалах. И на обложке бестселлера из восьмидесятых под названием «Сердце мечтательницы», из которого я впервые узнала о Бартоломью. Джейн часто читала эту книгу вслух, пока мы вместе валялись на ее просторной двуспальной кровати.
В книге рассказывалась история двадцатилетней сироты по имени Джинни, по прихоти судьбы и благодаря щедрости своей бабушки, которую она никогда не знала, поселившейся в Бартоломью. Джинни пытается освоиться в непривычно роскошной обстановке, примеряет множество причудливых нарядов и лавирует между несколькими ухажерами. Несомненно, это легкомысленная история, но оттого она не менее замечательна. После таких историй девочки начинают мечтать о том, чтобы найти свою истинную любовь на улицах Манхэттена.
Пока Джейн читала, я разглядывала обложку книги, на которой красовался Бартоломью. В нашей округе подобных зданий не было и в помине – лишь унылые одинаковые домишки и закопченные витрины, изредка перемежавшиеся школами или церквями. Мы с Джейн никогда не были в Манхэттене, но он манил нас. Как и мысль о том, чтобы поселиться в таком месте, совершенно не похожем на крохотный двухквартирный дом, в котором жили мы с родителями.
– Когда-нибудь, – то и дело повторяла Джейн, дочитав очередную главу, – когда-нибудь я буду там жить.
– А я буду приходить в гости, – добавляла я.
Джейн проводила рукой по моим волосам.