Евреи, иудеи и все остальные… Израиль – взгляд изнутри

Одна только мысль, что я окажусь в стране, где вокруг меня будут только одни евреи, приводила меня в ужас. Израиль в моём представлении был неким интеллектуальным монстром, сверхдержавой – супергосударством!

Помню, как мы когда-то, сидя в одном из уютных каунасских ресторанов, обсуждали, что мы будем делать в Израиле, в каких городах будем жить – звучали незнакомые мне названия городов. Точнее, обсуждали родственники жены и их друзья, а я хранил молчание, мне нечего было сказать. Я просто слушал, как они делились впечатлениями о израильской жизни, о чудесных технических новинках, придуманных в этой стране, о квадратных арбузах и голубых помидорах. Да и что я мог им рассказать? Правда, многое из того, о чём тогда говорилось, в итоге оказалось мифом.

«Вы знаете», – сказал один из наших общих знакомых, – «в Израиле всех новоприбывших инженеров сразу же ставят к кульману»[96 - Чертёжный прибор пантографной системы в виде доски, установленной вертикально или под углом (изобретатель немецкий инженер Франц Кульман).].

Кульман, кто не помнит, – это такая большая чертёжная доска, за которой работали конструкторы, рисуя чертежи, до появления компьютеров и компьютерных программ. Позже, уже находясь в Израиле, я вспомню об этом нашем разговоре. Но тогда я думал: «Что я буду делать, глупый не еврейский „мальчик“ с периферии, в стране, где все такие умные, я даже с кульманом-то не умею обращаться?!»

Однажды я высказал свои опасения родственникам жены.

«Не переживай», – успокаивали меня они. – «Израиль – это демократическое государство, и там есть место и таким, как ты…»

«Ты посмотри кругом», – говорили мне. – «Закрываются заводы, рушится страна, рэкетиры[97 - Рэкет (англ. racket от итал. ricatto «шантаж») – вымогательство, обычно принимающее формы организованной преступности с применением угроз, жестокого насилия, взятия заложников.] (появившееся в этот период новое словечко), инфляция, пустые полки продуктовых магазинов, безнадёга, нищета».

А ещё утюги и паяльники – кто меня понимает.

«И вправду», – думал я. – «Что ждёт меня и мою семью здесь?»

А там, в Земле Обетованной[98 - Исторический термин и понятие в иудаизме и христианстве, относящееся к региону, сегодня наиболее тесно связанному с государством Израиль, на протяжении всей истории, начиная от библейских времён до наших дней.], нас ждали вожделенные корзина абсорбции[99 - Это денежная помощь репатриантам, предназначенная для обустройства на первоначальном этапе по приезде в Израиль.] (денежное пособие, которую получал, приезжая в эту страну, каждый новоприбывший иудей), море, солнце и бананы… Как против такого соблазна можно было устоять?

Таким образом, после долгих и мучительных колебаний и огромного количества выпитого мной коньяка и водки, я всё же согласился. Самым главным аргументом в принятии мною решения о переезде в Израиль стали для меня слова, сказанные моей женой: «Там нашим детям будет лучше».

Семья и судьба детей – это самое важное в нашей жизни!

И вот, морозным ноябрьским утром 1990 какого-то года я со своей женой и детьми покидал город Каунас[100 - Второй по величине и значению город Литвы, административный центр Каунасского района, в 1919—1940 годах – временная столица Литовской Республики.], нашу уютную квартиру, в которой мы с женой и детьми прожили несколько счастливых лет. Мы покидали наших друзей, соседей и всё, что нам было дорого и хорошо знакомо.

Я родился и вырос на Южном Урале, но волей судьбы и военкома[101 - Начальник военного комиссариата (военкомата) – органа местного военного управления в Советском Союзе, ответственный за военно-мобилизационную и учётно-призывную работу в Вооружённых Силах Союза.] я оказался в Прибалтике[102 - Включающая современные Литву, Латвию, Эстонию (в совокупности называемые страны Балтии или прибалтийские страны), а также бывшую Восточную Пруссию (в том числе Калининградскую область России).] – в Литовской ССР[103 - Одна из республик СССР в период 1940—1990 годов.]. Литва не была моей родиной, но несмотря на это, мне нравилось здесь жить. Я полюбил Каунас. Мне нравились люди, живущие в этом городе, – немногословные и не суетливые. Нравились его старинные мощённые[104 - С настилом из камня или другого твёрдого материала.] булыжным камнем[105 - От устаревшего славянского слова – bula – шишка, желвак, ком. Природный камень твёрдой породы округлой формы.] тихие улочки; дома с островерхими, в готическом стиле[106 - Стиль средневековой западноевропейской архитектуры, характеризующийся остроконечными сооружениями, стрельчатыми сводами, обилием каменной резьбы и скульптурных украшений.], крышами из красной черепицы[107 - Кровельный штучный материал.]. Здесь я встретил свою будущую жену – мы полюбили друг друга, и меня совершенно не интересовало, какой она национальности. Через некоторое время я сделал ей предложение, и мы решили создать семью, у нас родились дети. Думаю, что в то время ни у неё, ни у меня не возникало мысли, что однажды мы уедем из этого города, из этой страны – навсегда (во всяком случае, у меня никогда не было такого желания). Нам казалось, что у нас всё должно быть хорошо. Казалось…

Но грянула перестройка! И всё покатилось в тартарары[108 - Подземное царство мёртвых, место, где души грешников после их смерти подвергаются вечным мукам; ад, преисподняя.].

Теперь мы навсегда покидали нашу родину и отправлялись в чужую и незнакомую страну, где нас ждала другая жизнь и полная неизвестность.

В аэропорту Вильнюса[109 - Столица и крупнейший город Литвы.] мы долго ждали вылета, непрерывно общаясь с «бравыми ребятами» – двумя молодыми людьми, работниками «Сохнута»[110 - Еврейское агентство (JAFI), известно также как агентство «Сохнут» – международная сионистская организация с центром в государстве Израиль, которая занимается репатриацией в Израиль (алия) и помощью репатриантам, а также вопросами, связанными с еврейско-сионистским воспитанием и глобальным еврейским сообществом.], которые пытались вытрясти из нас деньги за оказание неких услуг. Они запугивали нас тем, что в случае неуплаты наш багаж будет подвергнут самому тщательному досмотру. Я не стал платить, посчитав, что в моём багаже нет ничего противозаконного – золота, бриллиантов, антиквариата и валюты я не вывозил, только личные вещи: одежда и кое-что из домашней утвари, что могло понадобится нам в Израиле на первое время. Мы не были богачами. Но несмотря на это, наш багаж действительно весь перетрясли и тщательно, с пристрастием, досмотрели. И нам с женой пришлось затем в спешке, с огромным трудом всю эту уйму тряпья и барахла впихивать обратно в чемоданы.

Я был на взводе и даже в какой-то момент решил, что не хочу лететь в Израиль. Меня провожала моя сестра. Единственный родной человек, который у меня остался после смерти обоих наших родителей и трагической гибели старшего брата. Я вышел проводить её – она должна была лететь обратно в Уфу[111 - Один из крупнейших городов России, столица Республики Башкортостан.], в Башкирию[112 - Башкортостан, или Республика Башкортостан – субъект Российской Федерации.]. Мы долго молча стояли на улице, каждый погрузившись в свои мысли.

«Я не хочу лететь в Израиль», – сказал я. – «Давай я сейчас уеду с тобой».

«А как же твои дети? Как же твоя семья?» – спросила она, внимательно посмотрев на меня.

Я не знал, что ей ответить. На душе было так муторно[113 - Неприятно, тревожно и тоскливо.] и гадко… Мы обнялись, поцеловались на прощание, и она пожелала мне счастливой дороги. Уже сидя в самолёте, я с тяжёлым сердцем смотрел на падающий за иллюминатором снег и понимал, что уже никогда не смогу вернуться обратно в эту жизнь, которую я оставлял. Но мне всё ещё не верилось, что это происходит со мной в реальной жизни, мне всё это представлялось каким-то сном – наваждением, чем-то нереальным, казалось, что вот я проснусь, и всё это исчезнет, и я снова буду в своей квартире, лёжа в своей постели, и меня будут окружать привычные для меня вещи.

Самолёт медленно выруливал на полосу рулёжки[114 - Рулёжная дорожка (РД) – часть лётного поля аэродрома, соединяющая между собой элементы лётного поля, специально подготовленная и предназначенная для руления и буксировки воздушных судов (летательных аппаратов).], выехал на взлётную полосу[115 - Взлётно-посадочная полоса – определённый прямоугольный участок сухопутного аэродрома, подготовленный для посадки и взлёта воздушных судов.], затем короткая остановка, рёв турбин[116 - Воздушно-реактивные двигатели.], и вот он понёсся вперёд, оторвался, полетел и далеко внизу стали виднеться заснеженные поля, лес, дорога, машины, город… «Прощай, страна, прощай, прошлая жизнь: детство, юность, друзья, родные. Прощайте все, всё, к чему я привык, и что было для меня дорого!»

Весь полёт в салоне самолёте стоял невообразимый гвалт[117 - Разговорный – крик, шум (обычно голосов людей или животных).]. Едва мы взлетели, люди начали расхаживать вдоль рядов, делиться впечатлениями, что-то возбуждённо обсуждать, курить… Стюарды и стюардессы абсолютно не обращали на это никакого внимания – люди таким образом прощались с прошлой тоталитарной системой[118 - Политический режим, подразумевающий абсолютный (тотальный) контроль государства над всеми аспектами общественной и частной жизни.]. Я всю дорогу пил. Мне «повезло», у одного из моих попутчиков – израильтянина, который возвращался домой в Израиль, была припасена литровая бутылка виски, купленная им там же в аэропорту, перед самым отлётом. И мы всю дорогу опустошали её содержимое. Мы не были знакомы до того момента, как оказались в салоне самолёта. Но пара стаканчиков крепкого алкоголя моментально сблизила нас, и уже через несколько минут мы стали чуть ли не самыми закадычными друзьями. Он рассказал мне о себе, а я поведал ему историю своей жизни. Я не помню, как его звали, и после приземления в аэропорту имени Бен-Гуриона[119 - Международный аэропорт в Тель-Авиве, главный израильский аэропорт. Основан в 1936 году британскими властями.] мы уже больше никогда не виделись, хоть он мне и написал свой телефон, и я обещал, что обязательно позвоню ему, как только смогу устроиться. Но я так и не позвонил.

Когда мы прилетели, у меня страшно болела голова.

Вопреки расхожему мнению, что у трапа самолёта нас будет встречать восторженная толпа людей, размахивающих израильскими флагами, и приветствовать нас на нашей «исторической родине»[120 - Все евреи считают Израиль своей исторической родиной.] – всего этого не было. Как не было и красной ковровой дорожки, выстеленной от трапа самолёта до здания аэропорта, приветственных речей, музыки и кружащихся в весёлом танце молодых людей. Всё было обычно, буднично, не так, как это изображалось на рекламных плакатах и в рекламных роликах.

Была жаркая и душная ночь. Слышалось стрекотание цикад[121 - Семейство насекомых из подотряда цикадовых отряда полужёсткокрылых.], пробивавшееся даже сквозь рокот самолётных двигателей. Мы стояли одной большой кучей у входа в здание аэровокзала, пытаясь успокоить капризничающих детей, – сказывалась усталость, бессонная ночь и долгая и изнурительная дорога. Дети непрерывно спрашивали нас: «А зачем мы сюда приехали и почему мы не можем вернуться домой?» Что мы им могли ответить на это? Что у нас теперь нет дома, что он остался далеко, и мы никогда в него не вернёмся…

Я помню, как моего старшего сына, которому на тот момент едва исполнилось восемь лет, пришёл проводить его друг-одногодка. И как они оба плакали навзрыд, сидя на кухне. Дети, они каким-то шестым чувством понимали, что больше никогда не встретятся в этой жизни. Трудно представить, что происходило в этот момент в их душах.

Есть такое высказывание, которое приписывают Конфуцию[122 - Кун Чжунни – древний мыслитель и философ Китая (ок. 551 до н. э., близ Цюйфу – 479 до н. э.).], древнему китайскому мыслителю: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен».

И вот мы стоим угрюмые, как нашкодившие школярята[123 - Школьники.], ожидая, что с нами произойдёт дальше. Через некоторое время из здания вышел строгого вида «дядька» в голубой футболке с короткими рукавами и белых шортах и стал объяснять, что нам следует делать дальше. Я слушал его невнимательно, то и дело отвлекаясь и с любопытством оглядываясь по сторонам. Всё вокруг было для меня непривычным и новым. И вдруг я услышал:

«Молодой человек! Молодой человек!»

Я машинально оглянулся.

«Да, да. Это я к вам обращаюсь, мужчина. Вам всё понятно, что я сейчас сказал?»

Я с недоумением посмотрел на «строгого дядьку». По правде говоря, я пропустил большую часть из того, о чём он говорил. Но, несмотря на это, я твёрдо ответил:

«Всё прекрасно слышал и всё прекрасно усвоил».

Но судя по тому взгляду, каким он на меня посмотрел, этот человек не очень-то поверил мне.

«Надеюсь, что у вас не будет потом вопросов?» – недовольным тоном заметил он.

Потом была долгая и утомительная процедура оформления, бесцеремонное обращение всё тех же работников «Сохнут» (о которых я уже упоминал недобрым словом выше), и вот она – Земля Обетованная!

Никогда не забуду, как мы выходили через огромные ворота, с трудом толкая перед собой тяжело нагруженные тележки с «бесценным грузом» – нашими вещами, большая часть которых потом оказалась грудой ненужного и бесполезного барахла.

Итак, мы направлялись к выходу или скорее к входу – входу в новую для нас жизнь, к новой судьбе. И в то мгновение, когда высотой в три метра ворота с грохотом захлопнулись у меня за спиной, я вдруг осознал: «Всё, теперь у меня уже не будет обратной дороги. Обратный путь отрезан – навсегда, я перешёл свой Рубикон[124 - Перейти Рубикон (перейти реку Рубикон – небольшая река на Апеннинском полуострове) – крылатая фраза, выражение, означающее готовность к решительным действиям, сделать бесповоротный шаг, совершить решительный поступок, пройти «точку невозврата».]». Словно Цезарь[125 - Гай Юлий Цезарь (12 июля 100 года до н. э. – 15 марта 44 года до н. э.) – древнеримский государственный и политический деятель, полководец, писатель. Консул 59, 48, 46, 45 и 44 годов до н. э., диктатор 49, 48—47 и 46—44 годов до н. э., великий понтифик с 63 года до н. э.], пересёкший запретную реку и воскликнувший – «Жребий брошен!»

Так вот и прошло моё восхождение – алия – в «землю, истекающую молоком и мёдом»[126 - Шмот, глава 3, стих 8.], как рассказывали о ней разведчики, посланные Моисеем[127 - Еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма, организовал Исход евреев из Древнего Египта, сплотил израильские колена в единый народ.] в Земли Ханаан[128 - Земли Ханаана были, согласно библейской легенде, заселены потомками Хама.] (или Канаан) – древних жителей Палестины[129 - Историческая область на Ближнем Востоке.], чтобы разузнать об этих местах.

Теперь нужно было начинать новую жизнь и устраиваться на новом месте.

Но для начала немного истории. Порой бывает полезным покопаться в нашем прошлом, чтобы лучше понять нашу современность…

Лех-леха[130 - В буквальном переводе с иврита – иди к себе. (Глава 3, Бытие, когда Господь говорит Авраму: «…иди из страны твоей»).]

Аврам взял отца, которому на тот момент стукнуло 205 лет (!), жену и родственников, имущество, рабов, наложниц, прочий движущийся и не движущийся скарб и отправился исполнять повеление Господа.

В то время в Месопотамии[131 - Историко-географический регион на Ближнем Востоке, расположенный в долине двух рек – Тигра и Евфрата, в зоне Плодородного полумесяца; место существования одной из древнейших цивилизаций в истории человечества. В научной литературе встречаются альтернативные обозначения региона – Двуречье и Междуречье, в которые вкладывается различный смысл.] правила династия арамейских царей[132 - Несколько древних государств арамеев (потомков Арама) на территории Месопотамии.]. Как оказалось, не самые лучшие правители, и народ вынужден был бежать из этой некогда процветающей и благословенной земли.

Аврам родился, в окрестностях города Ур-Касдим[133 - Один из древнейших шумерских городов-государств древнего южного Междуречья (Месопотамии).], или Ур Халдейский, или, как этот город записан в шумерских клинописных письменах, Урим, один из древнейших городов-государств в Месопотамии[134 - Древняя страна в Западной Азии в долине рек Тигр и Евфрат; место возникновения и развития древнейшей цивилизации.], в то время входившей в Аккадское царство[135 - Государство, существовавшее в XXIV – XXII веках до н. э., а также древняя область в северной части Южной Месопотамии, на территории современного Ирака. Столица – город Аккаде.], ведущей свою историю за несколько тысячелетий до начала Новой эры[136 - Текущий период времени, начиная с 1 года по юлианскому и григорианскому календарям.] и расположившейся на южной оконечности Междуречья[137 - Древняя страна в Западной Азии в долине рек Тигр и Евфрат.], в долинах рек Тигра[138 - Крупная река Месопотамии и Ближнего Востока.] и Евфрата[139 - Река в Турции, Сирии и Ираке, самая крупная в Западной Азии.].

Сразу же приходят на память строки из поэмы великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова[140 - Русский поэт, прозаик, драматург, художник (3 [15] октября 1814, Москва – 15 [27] июля 1841, Пятигорск).] – «Мцыри»:

«Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи…»

Возможно, что некоторым из читателей знакомы эти замечательные поэтические строки, рассказывающие о судьбе молодого пленника, который не желал смириться со своей участью?