II. Маска Зорро. Голубой бриллиант

– Отчего же? – впервые за последние несколько минут раздался сильный низкий голос.

Дон Антонио осекся на полуслове, Кери пискнула и захлопнула рот руками.

– То есть, я имею в виду, что… – пожалуй, впервые столь опытный и искушенный всеми видами празднеств собеседник Зорро оказался не готов к происходящему диалогу и не мог найти подходящих для него слов. – Это касается только Вас и семьи сеньориты.

– Разве ей не положено знать, кому она отвечает? – усмехнулся Зорро.

– Да она уже согласна, – замахала ручкой Кери, опасливо озираясь по сторонам.

– Может, мы все-таки дадим сеньорите Изабелле шанс ответить самостоятельно? – произнес дон Антонио.

– Она слишком устала и взволнована, чтобы говорить, – ответил Рикардо, притягивая к себе неподвижную, как фарфоровая статуэтка, фигурку сестры. – Я отвечу за нее: она согласна. И можно на этом закончить.

В зале снова воцарилась тишина.

– А если я прихожусь кузеном сыну сестры главного повара дома Линарес, я могу числиться членом семьи и потребовать, чтобы Зорро сказал свое имя? – внезапно выкрикнул знакомый голос, который пять минут назад напомнил всем о свадьбе Рикардо и Керолайн.

Со всех сторон раздалось негромкое фырканье и попытки спрятать вырывающийся наружу смех. Хотя надо отметить, что он был более, чем напряженным, и, скорее, происходил по инерции после остроумного замечания какого-то неугомонного весельчака, чем из-за естественного желания засмеяться.

– А мы тоже волнуемся за сеньориту, и хотим знать, за кого ее отдают, – донеслось тонкое и многозначительное хихиканье из женских рядов.

– Да пусть он уже скажет свое имя, в конце концов! Столько лет ждем! – раздался не очень трезвый голос с самого конца зала.

– Имя! – присоединился еще кто-то.

– Пусть скажет свое имя!

– Имя! Имя! – медленно заскандировала толпа, с каждым новым повторением набирая все больше давления и звука.

Наверное, именно такие моменты во все времена вызывали легкое покалывание в руках и холодок на спине. У королей и королев, у принцев и графов, у шейхов и у султанов, у адмиралов и генералов, у всех предводителей, которые занимали ту или иную высокую руководящую должность. В любом месте. На воде и на суше, во дворцовых палатах и на улице. В любое время: в праздники и в будни, днем или после захода солнца. Жуткое ощущение силы толпы, слившейся в едином порыве своего желания, вынуждающее того, против кого она направлена, безысходно сдаваться ее напору.

– Дамы и господа! Пожалуйста, успокойтесь! – попытался криком образумить публику дон Антонио, но его голос моментально потонул во взорвавшемся гуле.

Пестрый океан за пределами маленького круга неистово ревел и требовал жертву.

– Имя! Имя! Имя! – грохотало в воздухе.

Рикардо поджал губы, быстро осмотрелся по сторонам и, еще больше притянув к себе Изабеллу и Керолайн, обратился к Зорро, но его слова, конечно, остались за границей чьего-либо слуха. Первые ряды тем временем, вынуждаемые общим напором, сделали шаг вперед и сузили круг до такой степени, что уже почти касались своими нарядами всех, кто в нем находился.

– Имя! Имя! – захлестывало с головой.

И в этот момент Зорро поднял руку.

Было ли это влияние его известности и авторитета, или костюма, или маски, или всего, что сейчас происходило в самом большом зале Калифорнии, но гремящие до этого момента далеко за пределами крепостного двора голоса оборвались после первого же слога и не смогли произнести следующий, чтобы доскандировать требование до конца. Осекшееся слово так и повисло в воздухе коротким эхом, никем более не упоминаемое.

– Если Изабелле будет так угодно, – донеслось из подернутых легкой усмешкой губ.

Высокий темных облик не спеша сдвинулся с места и сделал шаг по направлению к Рикардо, все еще держащему Изабеллу и Керолайн подле себя.

– Сеньор Зорро, – попытался встать у него на пути дон Антонио. – Наши гости уже успокоились и, уверен, поймут, если Вы уясните все личные вопросы с сеньоритой наедине.

Но за его речью не последовало никакой реакции.

Зорро приблизился к трем замершим фигурам и протянул руку. Невесомые тонкие пальцы, унизанные изысканными украшениями, поднялись наверх в его черной перчатке и дополнили коллекцию золотым кольцом с рубином, а затем, поймав на себе горячий поцелуй, прикоснулись к густым черным волосам…

"Ничего… Совершенно ничего…"

Одно неслышное движение и тонкая рука в полупрозрачном рукаве медленно опустилась вниз с черным лоскутом ткани.

– Честь имею, – развернулся молодой человек в сторону окаменевшей аудитории и прищелкнул каблуками. – Энрике Монтеррей.

***

– Может, крепкого чая? – произнесла дрожащим голосом Кери и смяла в руках маленькую диванную подушечку.

Изабелла сделала легкое отрицательное движение и снова застыла в своем кресле.

Он не пришел… Не пришел…

Каменная хватка сеньора Энрике сжала ее сердце в тот же момент, когда и ее пальцы, чтобы надеть на нее кольцо и потом снять маску. Но в отличие от ее руки, которая уже через минуту была свободна, ее сердце он так и не отпустил.

В груди было холодно и душно одновременно, голова кружилась, глазам было больно даже от всегда столь мягкого и успокаивающего лунного света.

– А если с сахаром? – прошептала фрейлина.

Изабелла почувствовала, как ее моментально замутило, и непроизвольно содрогнулась всем телом. Лучше еще раз выйти на воздух. Даже несмотря на то, что во дворе можно будет снова столкнуться с сеньором Монтерреем. Уж лучше увидеть его, но при этом слышать шорох ветра с пением птиц и при этом дышать полной грудью, чем сидеть хоть и с Керолайн, но на одном месте и в замкнутом помещении.

– Ты куда? – испуганно приподнялась Кери над одеялом.

Изабелла только мотнула головой в сторону окна и, словно в ее теле не было совершенно никакого каркаса, соскользнула с кресла.

Она ничего не почувствовала в тот момент, когда сеньор Энрике взял ее за руку. Совершенно ничего. И для нее это означало только одно: Зорро не вернулся.

Непередаваемая боль стрельнула в груди. Такая сильная, что Изабелла перестала видеть. И все остальное после этого для нее перестало существовать. Все стало пустым, бессмысленным и черно-белым. Предложение от сеньора Монтеррея, согласие Рикардо, как ее главного попечителя, шок всех присутствовавших в зале после открытия имени Зорро, всеобщий взрыв эмоций от его карнавального костюма и представления, которое, надо отдать должное, было исполнено на недосягаемом уровне, последующее безоговорочное признание его и Изабеллы королем и королевой бала и сборы и уход после окончания праздника под оглушительные аплодисменты. Все это было далеким и излишне шумным.

Изабелла, Керолайн и Рикардо добрались до дома в одной карете, у сеньора же Монтеррея был собственный экипаж, и он неотрывно следовал за ними всю дорогу, поэтому, едва нога фрейлины ступила с подножки на землю, она под предлогом сильной усталости сразу же утащила подругу в ее спальню и начала приводить в чувство. Что касалось молодых людей, то Изабелла даже не знала, что они стали делать дальше. Да и, признаться, это ее сейчас мало волновало. Она молча сидела в кресле, пока Кери занималась их карнавальными костюмами, украшениями и волосами, и смотрела в одну точку.

Он не вернулся…

Она урывками вспоминала о том, что почти сразу же после открытия имени сеньора Энрике вновь зазвучала музыка, скорее всего, не без участия дона Антонио, подавшего знак оркестру, чтобы та ошеломленная тишина наконец исчезла, и как ее новый жених тут же закружил ее в чувственном танце.

То, что он был прекрасным танцором, она поняла с первых же шагов. Равно как и то, каким опытным он был стратегом и оратором. Он рассказал ей о том, как увидел ее в день прибытия в Эль Пуэбло, когда он также находился здесь по своим делам, как он услышал ее голос, увидел ее движения и как с тех пор не мог забыть ее образ ни на минуту. Как он принял решение влить капитал в строительство порта именно в Калифорнии, а не в Мексике, чтобы обеспечить свою невесту всем необходимым и при этом не отрывать от семьи, потому что историю ее жизни ему уже пересказали десятки раз. Как он поражен в самое сердце ее мужеством, выдержкой и хладнокровием и как он понял, что другого способа добиться ее благосклонности, кроме как удивить и сделать то, что еще не делал никто, не существует, потому что истории обо всех отказах ее претендентам он также знал наизусть.

Он сказал еще очень много красивых и в обычной ситуации будоражащих душу вещей, и это было совершенно не похоже на запинающиеся признания влюбленного студента, не имеющего за плечами ничего, кроме властвующих над ним ощущений и невменяемого взгляда. Напротив, он говорил об этом так, словно о само собой разумеющемся и не предполагающим каких-либо возражений. Впрочем, он общался так всегда и со всеми. По крайней мере, те сутки, которые Изабелла уже его знала. Он практически поставил ее перед фактом их свадьбы, осуществив помолвку в несколько минут и при этом заручившись поддержкой не одной сотни людей, сердца которых после этого вечера теперь явно были только на его стороне и уже не приняли бы других кандидатов.

О том, что он ненастоящий Зорро и это было карнавальное представление, все поняли сразу и с восторгом отметили их невероятную схожесть. Настолько сильную, что даже Рикардо не смог обнаружить подмену. Хотя он и не пытался, потому что у него в голове тогда не могло возникнуть подобной мысли. Равно как и у всех остальных.

Он был так похож… Так похож на него…