Она демонстративно развернулась и сделал шаг в сторону своих подопечных. Но медленно так и с расстановкой, будто желала, чтобы ее непременно удержали. И я удержал.
– Да погоди ты! – шикнул я и мягко, но крепко схватил ее за руку. – Дело жизни и смерти. Не моей, конечно, но надо одному человеку помочь…
Алёна остановилась, повернулась ко мне и посмотрела прямо в глаза. Я притянул ее ближе, не выпуская руку. И поцеловал. Быстро и спонтанно. Делать этого не собирался, само так вышло, но мне понравилось.
Алёна ответила на поцелуй, но через мгновение, будто опомнившись, отпрянула от меня, чуть залившись краской. Мда… Это не Ася.
– Ты с ума сошел, Морозов! – зашипела она. – Здесь же дети…
– Эти? – я кивнул на стайку пионеров, что увлеченно корпели над плакатом и не смотрели в нашу сторону от слова совсем. – Да тут, если я на голове ходить буду, они внимания не обратят. Вон как увлеклись художеством.
– Все рано, – хмурилась Алена, но выдохнула уже с некоторым облегчением, убедившись, что нашу маленькую шалость никто не заметил. – А если увидят?
– Тогда, нам нужно найти более спокойное место для поцелуев, – обезоруживающе улыбнулся я.
– Дурак, Аську свою целуй. Говори, уже, зачем пришел, какой такой вопрос жизни и смерти?
* * *
Пистона я повез на дачу Серовых на автобусе с пересадкой. Можно было вызвать такси, или попросить отвезти Эдика, например, но я решил, что чем меньше знает народу о новом убежище алкашика – тем лучше. Как говорится, если хочешь, чтобы о чём-то узнали все, расскажи это кому-нибудь по секрету.
Дачный автобус, переваливаясь на ухабах проселка, вывез нас за город. На остановке посреди дачного общества он распахнул двери и выплюнул на притоптанную площадку пенсионеров с граблями, мамашек с корзинками и меня с Пистоном.
Я ни разу не был на даче у Серовых, но по названному мне адресу легко нашел нужный домик. Улицы здесь назывались незатейливо, не запутаешься: Яблоневая, Сливовая, Лесная и тому подобное. Вот на этой самой Лесной и были стандартные шесть соток с домиком, которые достались Алёне и Андрею Серовым от родителей.
После недолгих переговоров, она согласилась на сомнительное пребывание алкашика на ее участке. Все-таки у девчонки большое сердце. Пожалела Пистона… или быть может, согласилась, потому что именно я ее попросил? Несмотря на всю её показную ершистость, я чувствовал некую взаимность симпатии. Ну, конечно, если бы я ей не нравился, фиг бы она дала себя поцеловать.
Мы дотопали до нужного участка. Небольшой домик в тени черемухи с симпатичным оконцем, с резными наличниками, как в сказке.
– Короче, поживешь пока здесь… – я открыл калитку и стал осматриваться, Пистон несмело семенил за мной.
– Начальник! А тут телек-то хоть есть? Я же здесь с тоски сдохну.
– Лучше сдохнуть от тоски, чем от пули.
– Как от пули? – заморгал Пистон. – Ты же говорил, что под грузовик толкнут?
– Сначала толкнут, а потом еще пулю для надежности всадят, – подытожил я. – Контрольный выстрел, слышал про такой? И не вздумай никаких дружков сюда тащить. Имущество попортишь – телек у тебя, как компенсацию заберу и хозяевам дачи отдам. Понял?
– А кто хозяева? Та краля в красном галстуке пионерском?
– Не твое дело. О себе лучше думай, о безопасности.
– Хороша фифочка, – скалился сальной улыбкой Пистон, – была у меня по молодости комсорг. Вот такенная бабёнка. Ты не смотри, что все они правильные и лозунгами судачат. Если их раздеть, знаешь какие они..! У-ух!..
– Хлебальник завалил, – отрезал я. – То же мне, Казанова тряпочный нашелся.
– Да ладно, ладно, Начальник! – примирительно развел руками Пистон. – я же совет просто дал, я же старше тебя.
– Харэ базарить, бывалый. Если бы возраст придавал мозгов, то ты был бы уже кандидат наук.
– А я может и есть кандидат наук, – вдруг заявил алкаш. – В прошлом…
– А я сын Брежнева. Вот мы и встретились.
Я порылся в цветочном горшке на небольшой веранде и нашел ключ. Открыл навесной замок и распахнул скрипучую, но крепкую дверь. Мы зашли в домик.
– Вот диван, вот стол, вот кресло, – указывал я. – Все для жизни есть. Располагайся.
– А жратва где? – поджал губы Пистон.
– Завтра привезу, – сказал я. – А пока тебе тут картошки хватит. В погребе достанешь, хоть и прошлогодняя, но сказали, что нормальная еще, есть можно. Электроплита есть, кастрюля вон висит на стене. Отваришь картохи и поужинаешь.
– Картошка без сала? – грустно скривился Пистон. – Что баба без сисек…
– Эко ты привереда, будешь выкаблучиваться, поедешь таки в КПЗ.
– Да лан, Начальник, я просто чай не могу найти. Как без чаёчка-то?
– Заварка тоже есть, – я вспомнил инструктаж Алены на счет того, что где лежит.
– Где она? – Пистон уже шарил в буфете, гремя посудой. – Не могу увидеть…
– Дачные пассатижи! Какой ты, однако, беспомощный. Вон же заварка! В аптечке в банке из-под кофе с наклейкой из пластыря «соль».
– А все, нашел! Спасибо, Начальник…
* * *
Вернулся в отдел на автобусе. Во дворике в курилке дымил Баночкин.
Я подошел к дежурному:
– А ты чего на улице? Раньше в помещении дымил и ничего.
– Купер запретил, – тихо и грустно пожал широкими плечами Михаил. – Это самое… сказал, что я лицо отдела. Представляешь? Дескать, граждане приходят и видят курящего милиционера сразу, и думают, что все мы тут бездельники, ни хрена не работаем, только перекуры устраиваем.
– Сомнительная аргументация.
– Чего?
– Я говорю, темнит Купер.
– Вот и я про тоже… – закивал Михаил. – Какое я, к лешим, лицо отдела? Если исходить из соображений Купера, то глядя на мою рожу, граждане должны думать, что мы тут не перекуриваем, а жрём круглосуточно.
– Кстати, на счет еды… Ты физо-то пересдал?
– Да какой-там… – тут же сник дежурный, повесил голову на широкую грудь, – завалил опять. В область мотался, там сдавал. Думал договориться, раньше так делали частенько, а сейчас лавочку прикрыли. Чую, наш несравненный Купер постарался и науськал областных, чтобы наш отдел валили.