Прорвемся, опера!

– Договорились, – он кивнул. – Спасибо, выручил, Паха. А то бы пришлось уезжать, если бы гайцам корочку показал. Всем бы разболтали, считай, что раскрылся. И хана операцию.

А я подумал, что он либо простофиля, либо пытается выглядеть таковым. Но для чего? Чтобы вот так на сотрудничество выйти? Не знаю…

– Ну, ты мне раскрылся, – сказал я.

– Тебе верю. Ты не гаишник.

Конечно, и у спецслужбы сейчас не лучшие времена, раз людей не хватает. Аналитиков в «поля» отправили. Если он, конечно, не хитрит. Ладно, зато будет кого спросить, если понадобится что-то, что не смогут сделать товарищи из нашего ГОВД.

Вылез я за перекрёстком. Хоть и клонило в сон, решил, что лучше зайду к отцу, он уже должен вернуться домой. Повернул направо, прошёл по центральной улице, потом направился вдоль дороги, идущей мимо оптического завода.

Он пока ещё работал, но в нулевые закроется, и на его месте будет торговый центр. А сейчас там проблемы с зарплатой, но скоро им привезут деньги…

Точно, близнецы бабы Маши, про это тоже нельзя забывать. Вскоре я понял, почему это вспомнилось.

Увидел белый «Москвич» отца на том месте, куда он иногда приезжал, чтобы купить пирожки. Торговля ещё велась. Высокая женщина, сидевшая на табуретке у стены, полезла в сумку на колёсиках. В ней стояла кастрюля, укрытая полотенцами, из которой пошёл густой пар. Сразу вкусно запахло жареным.

– Здорово! – отец меня заметил. – Успели с тобой, ещё свежие, горячие.

– Только сегодня испекла, – похвасталась продавщица.

– Здрасьте, баба Маша, – по привычке ляпнул я.

И зря. Высокая женщина выпрямилась и громко захохотала, показывая золотой зуб во рту.

– Какая я тебе баба Маша, Павлик! – она продолжила смеяться. – Мне сорок два всего, а ты сразу – бабушка! Вот, бери, полторы тыщи всего. Тебе с картошкой, как всегда? А тебе не дам, – тётя Маша посмотрела на собаку. – Тебе нельзя горячее.

Пёс недоумевающе заскулил, поднял уши торчком и помахал хвостом, а тётя Маша сунула мне большой пирожок, перед этим ловко завернув его в газетку. Но даже через бумагу он сразу обжёг пальцы.

Я посмотрел на отца, уплетающего пирожок с ливером. Будто ничего и не случалось. Когда его не стало, мне очень сложно было в это поверить. Я всё знал, и всё равно казалось, что вот-вот услышу его кашель, сейчас раздастся стук в дверь рукой, он зайдёт в квартиру, погладит собаку, спросит новости, поговорит со мной, посидит немного, а потом опять уйдёт на работу. Так и не свыкся с этим, хотя умом понимал, что так больше уже никогда не будет.

Но вышло не так. Он снова стоит передо мной, именно таким, как я его запомнил, живым. И как будет дальше – зависит от меня, а я свой шанс не упущу.

– М-м-м, – отец тем временем уже доел пирожок. – Машка, дай ещё один. Целый день катаюсь, даже поесть некогда.

– Держи, Лёша, с капусточкой вот. Пеку помногу, с работы пришла – тесто уже стоит, – тётя Маша достала из благоухающей кастрюли ещё пирожок. – Зарплату-то не платят уже полгода, крутись как хочешь. Ленка хоть дома, помогает мне.

– А сын где? – спросил отец, откусывая чуть ли не половину за раз. – Ещё не вернулся?

– Да вот ждём, – женщина вздохнула и полезла в карман куртки. – Ждём со дня на день. Мир же там подписали, должен вернуться, другие уже приезжают. Смотри, у меня они какие. Отец-то ведь из ваших был, милиционер, красавец, близнецы в него пошли, не в меня. Как в журнале, смотри.

Эту полароидную фотку я видел десятки или даже сотни раз, когда тётя Маша, а потом уже баба Маша, каждую неделю после того случая ходила в милицию, а потом и полицию, прося, чтобы мы нашли её детей. Никак не могла смириться с их трагической смертью, которая произошла буквально в двух шагах от этого места…

Нет. Ещё не произошла, и я смогу на это повлиять. Фотку эту я знаю как облупленную, но теперь взял снимок и рассмотрел внимательно ещё раз. Симпатичные ребята улыбались, парень и девушка, очень похожие друг на друга, только парень высокий, а девушка – пониже. Светловолосые, у девушки длинные волосы, заплетённые в косу, пацан коротко пострижен, под машинку, но без модной тогда чёлки от полубокса.

Сфотографировались на фоне ёлки, надпись внизу пока ещё видно, 01.01.94 – это ещё до того, как парень отправился в армию весной. В конце года угодил в Чечню, прошёл её от штурма Грозного до самого вывода войск. Там выжил, а вот погибнет здесь, недалеко от этого самого места, от рук опасных обдолбанных отморозков вместе со своей сестрой, которую будет прикрывать до последнего…

Ещё ничего не случилось. И уже не случится. Я над этим поработаю.

– Красавцы они у тебя, – сказал отец, вытер пальцы и взял фото в руки. – Пацана куда пристроишь? На завод к себе?

– Не, я договорилась, чтобы в железнодорожный технарь его взяли, на первый курс. Занятия идут уже, но там он пропустит немного.

– А к нам не хочет? – спросил он. – Пацана-то я у тебя помню, боевитый, подойдёт.

– И я присмотрю за ним, – пообещал я. – И за ней тоже. Хорошо всё будет.

– Конечно, а что плохого-то теперь может случиться? – тётя Маша засмеялась и убрала фотку. – Торговли чего-то сегодня нет. Куда и девать всё… Может, кто ещё придёт?

– Стемнеет скоро, – я доел пирожок и опустил руку. Сан Саныч тут же её обнюхал. – А вам далеко идти.

– А меня никто по темноте не трогает. Во, главный клиент едет! Наконец-то!

Красный джип «Шевроле» ехал слишком быстро, пользуясь тем, что гаишников поблизости не было видно, а про засаду в паре улиц отсюда водитель не в курсе. Он проехал через лужу на перекрёстке, но сбавил скорость и притормозил рядом с отцовским москвичом.

– Какие люди, – проговорил отец, внимательно глядя на приехавших. – И с охраной.

Я потянулся было к пистолету, но вскоре понял, что это ложная тревога. Пока угрозы нет, и даже Артур, пахан зареченских, не такой отмороженный, чтобы нападать на подполковника РУОП в центре города, тем более собственноручно.

Водителя, мордатого бритоголового парня, я не знал, но вот пассажир, сидящий впереди, был мне смутно знаком. Чернявый мужик с залысинами, грузный, но высокий и крепкий, одетый в тесную для него кожанку, выбрался из машины и захлопнул дверь.

А в салоне, кроме водителя, осталось сидеть трое детей на заднем сиденье, двое смуглых и чернявых, лет десяти примерно, и один светловолосый, высокий и тощий, повзрослее, он ещё хмуро посмотрел на нас.

– Какие люди, – тоже сказал Артур, сильно растянув фразу, и развёл руки в стороны. Улыбка до ушей. – Подполковник Васильев лично и его сын кушают пирожки.

– А ты здесь чего забыл? – грубо спросил отец.

Отец, сотрудник УБОП, никогда с ними не любезничал, для него они все враги. И я его понимал, тоже навидался, знал, на что способны такие бандиты. Хотя это только Артур мог так запросто подойти и попререкаться с моим отцом, остальные два пахана для этого были слишком важные.

– Как – чё, тоже пирожков хочу, – он показал на сумку тёти Маши и достал купюру. Судя по цвету, это были не рубли. – Говорю же, лучшие в городе. Заверни-ка мне, Маша, штук десять, разных. Сдачи не надо.

– Ты не лопнешь? – с усмешкой спросила она.

– Мне в самый раз, – Артур засмеялся и похлопал себя по пузу. – Если начальник не против.

– А ты кушай, кушай, Артур, – сказал отец, хитро глядя на него. – Пока ещё можешь.

– Может, и потом выйдет попробовать, – добавил я. – Будут тебе передачки отправлять, с воли. Хотя, говорят, в «Чёрном дельфине» с этим строго, могут не пропустить.

Отец одобрительно хмыкнул.

– А у тебя сын в тебя пошёл, Лёха, – Артур заулыбался и подмигнул. – Даже завидую. Но вы бы лучше шпану гоняли, а то вечером без монтировки идти страшно по темноте. Тогда вот у Машки кошелёк отобрали. Вернули же?

– Вернули-вернули, – тётя Маша закивала, протягивая ему завёрнутые в газету пирожки, целый кулёк. – Пришли потом, всё вернули. И извинились даже.

– Вот, видите, – он прижал пирожки к себе. – Поговорил и всё решил. Вот я за вас работаю, а это вы должны были искать.

– Вот если бы не вы все, – неодобрительно сказал отец. – Мы бы и мелочь приструнили, а так все силы на вас тратим, потому что вы без дела не сидите.