Кругом одни татары. Книга первая

Кругом одни татары. Книга первая
Раф Гази

Татары оставили заметный яркий след не только в местах своего нынешнего компактного проживания на Волге и Урале, в Сибири и Крыму, Беларусь и Литве. Но и в истории России и Европы, в хронике восточных и западных стран. Следы татар и сегодня обнаруживаются в топонимике географических территорий от Татарской горы в Европе до Татарского пролива на Дальнем Востоке. Практически все международные языки имеют тюркско-татарские заимствования, особенно много их в русском языке. Десятки тысяч русских и иных фамилий имеют татарские корни.

В серии книг "След татар в истории" в легкой и увлекательной форме рассказывается о знаменитых правителях, ученых, писателях, политиках и общественных деятелях, в чьих жилах текла татарская кровь и чьи судьбы так или иначе перекликались с татарской историей.

Раф Гази

Кругом одни татары. Книга первая

Предисловие

1

На одном из интернет-форумов вспыхнул спор: Риза Фахретдин татарский или башкирский ученый? Подобные вопросы сегодня возникают часто. Это имеет прямое отношение и к теме наших книг «След татар в истории». Поэтому остановимся подробнее на данном примере и объясним, о каких «татарах» мы собираемся рассказывать в наших книгах.

Сто лет назад, во время жизни самого Ризы Фахретдина, ученого муфтия Духовного управления мусульман России, такого вопроса – татар или башкир? – даже возникнуть не могло. Он никому тогда и в голову не мог прийти, потому что вопрос совершенно глупый и бессмысленный. Все было совершенно очевидно. Хоть татарский, хоть башкирский – никакой разницы нет. Кстати, некоторые известные деятели бывшей Казанской губернии в официальных советских документах в графе национальность писали – «татаро-башкиры». Когда на время открыли архивы КГБ, то обнаружилось, что в деле известного «террориста» Заки Валиди (он тоже, кстати, был тептяр, как и Риза Фахретдин, и первый президент Татарстана Минтемир Шаймиев – он сам это признавал), так вот, в графе национальность у Валиди было записано – «татаро-башкир».

Приведем одну любопытную цитату той эпохи из авторитетного научного журнала "Известие Общества археологии, истории и этнографии" (Том XXIII, вып. 5. – Казань, 1908.) На странице 340 известный в то время историк Гайнетдин Ахмаров, относящийся с большим пиететом к Ризе Фахретдину, написал буквально следующее:

«Член Оренбургского Магометанского духовного собрания Ризаутдин Фахретдинов, пользующийся среди мусульман округа сего Собрания репутацией образцового писателя и историка, познакомившись с содержанием напечатанного в XIX томе "Известий Общества археологии, истории и этнографии" очерка "О языке и народности мишарей", написал мне, как автору этой статьи, письмо с выражением своего удовольствия за такое научное исследование о мишарях. В этом письме ТАТАРСКИЙ ученый между прочим коснулся и тептярей…»

Оставим пока в покое мишар и тептяр (но в скобках заметим, что они тоже татары, как доказывает это Ахмаров). Сосредоточим внимание на словах «ТАТАРСКИЙ ученый». В 1908 году, задолго до прихода к власти большевиков, публично, в печати Ризу Фахретдина его коллега называет «ТАТАРСКИМ ученым». И как на это реагирует сам Риза Фахретдин? Может быть, он оскорбился, перестал здороваться с автором этого обращения или просто затаил обиду? Мол, какой я тебе татарин, я булгар, тептяр, башкир…. Ничего подобного! Он продолжал сохранять с историком Ахмаровым дружеские отношения, да он просто не заметил этого обращения, потому что оно было в порядке вещей.

До революции 1917-го года и в первые годы Советской власти было общепринято Тюрков называть Татарами, и так к ним обращались не только русские или европейцы, но и сами представители разных тюркских народов в общении между собой. Это очень важный момент. Сама тюркская интеллигенция ясно осознавала свои общие корни, свою общую причастность к татарам Золотой Орды, хотя при этом знала и помнила и свои племенные роды. Суперэтноним «Татары» в их глазах не носил никакого оскорбительного тона, он скорее был нейтральным, привычным, общеупотребительным. Хотя кое-кто, конечно, очень старался придать ему уничижительный оттенок. И то, что не смогла сделать царская, позже успешно завершила советская пропаганда.

Самый большой «грех» непрофессиональных историков, да часто и профессиональных тоже – это аберрация исторического сознания. Не пугайтесь мудреного термина, на самом деле все довольно просто.

Вот в одном Энциклопедическом словаре дано очень толковое разъяснение этого понятия.

Аберрации исторической дальности – «искажение смыслов, самой исторической реальности изучаемых эпох, достояния культур прошлого вследствие подмены мироощущений – отождествления сегодняшнего мировоззрения с мировоззрением предыдущих времен».

То есть, говоря простым языком, наши сегодняшние взгляды и представления, которые у нас сложились к началу 21-го века, разительно отличаются от взглядов и представлений наших предков, живших 100 и более лет назад.

У астронома, чтобы наблюдать за звездами есть свой инструмент – телескоп. У биолога, чтобы наблюдать за жизнью клеток есть микроскоп. А у историка, изучающего прошлое нет никого прибора, кроме собственного ума и воображения, поэтому он видит прошедшие события в расплывчатой дымке и часто создает о них ложное представление.

Возьмем, к примеру, такое понятие, как «национальная самоидентификация». В СССР у каждого советского гражданина в паспорте, как на лбу, было написано – русский, татарин, башкир и т. д., и человек с детства знал свою национальность.

Но 100, а тем более 150 лет назад всё было по-другому, нельзя оценивать события прошлых эпох с позиции сегодняшнего дня. Тогда понятие «национальность» только-только начинало зарождаться, и простой человек жил и не заморачивался, кто он – татар, башкир, тептяр, мещеряк, ногайбак… Если говорить о наших предках, то им достаточно было знать, что они мусульмане и говорят по-татарски, или на тюрки, что было одно и тоже. Это лишь высоколобые интеллектуалы, вслед за Европой стали выносить свой мозг вопросом «а кто я по нации?»

Вот Шихабетдин Марджани (1818 – 1889), казанский историк, ученый, богослов, авторитетный не только среди тюркских народов, но и во всем мусульманском мире. Его центральный труд называется «М?ст?фадел-?хбар фи ?хвали Казан в? Болгар».

Как автор этой в свое время знаменитой книги трактовал «национальный вопрос»? Он сильно огорчался, что темный народ даже не задумывался над своим происхождением. Марджани пишет, что многие его соплеменники не знают и знать не хотят, какие у нас в прошлом были великие ученые, правители, они думают, что мы всегда находились под пятой Российского государства. А когда им начинаешь рассказывать о величие древней Казани и Болгар, о святых памятниках, о ханской мечете, о других знаменательных событиях, о собственных ханах и великих государственных деятелях, то они равнодушно роняют «Хай, это давно забытое ханское время», – и не проявляют к нему ни малейшего интереса (здесь и далее перевод стр. 43-44, по изданию 1989 года – кто не верит, может проверить).

Из-за своей дремучей неграмотности, следуя за сартскими (сарты) племенами Средней Азии, наши единоверцы готовы считать себя «нугаями», сокрушается Марджани. Поскольку русский народ не любит и давит на татар, многие готовы отказаться от этого имени, говоря «мы не татары, мы мусульмане». (Хотя со времен падения Болгара, с эпохи Чингиз-хана было уже всеми принято имя «татары», а старые имена забыты).

Как жаль! – продолжает сокрушаться Марджани, – ведь «между этими именами (татар и мусульман) такая же разница, как расстояние между реками Нил и Ефрат». И далее восклицает: И-и, бедняга! Если твои враги не будут знать ни одного твоего имени, кроме «мусульман», на тебя и с этим именем все равно будут смотреть, как на врага! «Если ты ни араб, ни таджик, ни нугай, а также ни китаец, ни рус, ни француз и ни немец, не хочешь быть и татаром, тогда кто ты?»

«Хорошо еще, – иронизирует Марджани, – не знали, что есть такие народы, как «сарт, чирмеш, сукшы, ар… А если б тебя назвали чирмеш или мукша, ты был бы этим доволен?!»

Но призывая соплеменников именовать себя «татарами», Марджани делает акцент на преемственности, подчеркивая, что народы Волго-Уральского региона в разные эпохи назывались по-разному. Собирательными именами: хазары, булгары, кипчаки; и государства у них тоже назывались по-разному: Булгар, Улус Джучи, Кипчакский юрт, Татар иле, Урда Батыя…

Мы не случайно привели такой длинный перевод-пересказ из книги Шихабетдина Марджани, которую он выпустил в 1880 году, за девять лет до своего ухода из этой бренной жизни. Такое индифферентное отношение к вопросу о своей национальности было присуще не только татарам, а всем народам Российской империи. Русские мужики тоже долго чесали свои затылки, а потом одни говорили – мы псковские, а другие – мы вятские. Редакторам Первой Всероссийской переписи 1898 года пришлось немало потрудиться, чтобы привести собранные данные в удобоваримый вид. Согласно этой переписи, лишь 47 процентов подданных Российской империи назвали русский язык своим родным.

Эти поиски национальной идентификации отобразились не только в научной, но и художественной литературе той эпохи: Фатих Амирхан – рассказ «Татарка», Мажит Гафури – «Девушка булгарка Айсылу». Гаяз Исхаки в своем незрелом сочинении «Исчезновение через 200 лет», которого он потом сам стыдился, тоже затрагивал эти вопросы.

В итоге все же большинство в среде тюркско-мусульманской интеллигенции стало склоняться к точке зрения Марджани, которое примиряло все начала – и татарское, и булгарское, и иные прочие.

Подобные метания и искания в 19-м столетии были присущи не только татарскому обществу. Люди во всех странах и на всех континентах прошли через эту стадию мучительной национальной самоидентификации. А особую остроту этот вопрос в Европе приобрел при Адольфе Шикльгрубере, который довел его до бешеной экзальтации. С тех пор политики заполучили в свои руки грозное оружие – «национальный патриотизм», научившись взращивать его и в нужный момент искусственно разжигать. Еще Отто Бисмарк понял, что «войны выигрывают не генералы, а школьные учителя истории и приходские священники».

Сегодня вновь взвинчивается национально-патриотическая тема (далеко ходить за примерами не надо, каждый их с легкостью приведет сам), словно мир к чему-то готовят.

2

Ахун Фахретдин, как и мулла Марджани, тоже писал исторические сочинения – история не была тогда еще отдельной светской наукой и пребывала в лоне ислама.

Над своим главным историческим трудом «Болгар в? Казан т?рекл?ре» Риза Фахретдин работал около 10 лет с 1908 по 1918 годы, но издан он был лишь в 1993 году.

Как и Марджани, он видел прямую преемственность современных тюрков-мусульман Поволжья и Урала от Волжской Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства. Но в отличие от своего учителя, делал несколько иные «этно-акценты», как это видно даже из названия его книги «казан т?рекл?ре» – «казанские тюрки». Кроме казанских тюрок, Риза Фахретдин отмечает также «чуваш, ар, чирмеш, башкорт, миш?р, типт?р кебек аерым исемн?ре» (стр.24).

К какому из этих племен причислял себя сам Риза Фахретдин, какая у него была «национальная самоидентификация» и кем он числился по официальным документам?

Ответ очень показательный.

В 1889 году 30-летнего Фахретдина, выпускника престижного Казанского медресе приглашают на службу муллой сначала в деревню Ильбак Бугульминского уезда, а потом и в родную деревню Кичу-Чаты, ранее Самарской губернии, ныне Альметьевского района Татарстана. Как его род там оказался? Как рассказывает сам Фахретдин, его предки после падения Казани бежали на пустующие юго-восточные земли Казанского ханства из деревни Шырдан (это ныне Зеленодольский район Татарстана, до Казани отсюда всего 40 км). Вот откуда истоки его рода.

Во время Первой Всероссийской переписи 1898 года Ризу Фахретдина записывают тептяром. В его подворной карточке за номером 299 позже так и запишут: «домохозяин Ризаетдин Фахрытдинов, по народности тептяр, 42 года, грамотен по-русски и по-татарски, окончил медресе».

Есть еще один документ – паспортная книжка за N 333, выданная в 1906 году сроком на пять лет волостным старшиной Бугульминского уезда Самарской губернии Шарафутдиновым и заверенная подписью начальника Оренбургского губернского жандармского управления полковника Бабича.

В этой книжке на второй странице значится следующее:

«1. Владелец книжки – Ризаитдин Фахретдинов.

2. Сословие – башкирец дер. Кичучатовой».

Обратите внимание, не национальность, не народность, а сословие – башкирец. Хотя в подворной карточке записали – тептяр.

Царские чиновники Российской империи расчленяли для своего удобства и контроля за поступлением налогов некогда единый тюркский народ, как хотели и сами часто в этом путались…

Твердого разграничения между понятиями «сословие» и «народность» тогда не было, и в них часто путались не только чиновники, но и сами подданные Российской империи. И с высоты нашего предельно четко к 21 веку разграниченного национального самосознания нам трудно понять ту этно-национальную размытость и аморфность, что царили в головах у людей и официальных документах столетней давности.

Самого же Ризу Фахретдина если и волновали национальные вопросы, то больше как историка-исследователя. В своей обычной жизни он, похоже, не придавал этому большего значения, он идентифицировал себя прежде всего, как мусульманина.

3

Рассмотрим еще один весьма показательный пример. Для этого нам нужно обратиться к стенографическому отчету «Четвертого совещания ЦК РКП с ответственными работниками национальных республик и областей в Москве 9-12 июня 1923 г». Совещание проводилось под председательством «товарища Сталина».

Документ архиважный, ключевой для понимания национально-территориального устройства СССР и России (поэтому на него был наложен гриф «На правах рукописи. Строго секретно» – и только в 90-е годы он был впервые напечатан). Именно тогда, в том далеком уже для нас 1923 году закладывались основы унифицированного государства. Но эта тема для другого исследования.