Небо над нами

– Твою мать! – воскликнул Крылов хриплым голосом.

– Что за херня? – крикнул выбежавший за ним Ромка.

Оба еще не заметили меня и Сорокина. Скукожившись, они терли глаза и откашливались. Последним выскочил Осокин. Мне очень хотелось поставить ему подножку, но я с трудом удержался от этой пакости, несмотря на то, что именно он сейчас бесил меня больше остальных.

Щурясь и то и дело смахивая со лба стекающую с волос пену, Кирилл уставился на меня и обозвал словом, которое, хоть и было ругательным, к мату не относилось, и которое еще называли «литературным».

– Я просил по-хорошему, – развел руками я. – Ты мне ответил плохо.

– Антонов, мать твою! – взвыл Кирилл, но так и не договорил, потому что на шум сбежались другие солдаты и теперь, глядя на злых мужиков в коридоре, чью наготу частично прикрывала лишь стремительно исчезающая пена, смеялись во весь голос, а некоторые даже решили запечатлеть это на видео.

Осокин злобно зарычал и заорал на них по-английски. Кирилл был весьма авторитетным среди миротворцев, и поэтому все тут же затихли и разошлись по своим делам. Душевые долго проветривали и, разумеется, ни мне, ни Пашке в этот день так и не удалось помыться.

Мне же вообще Осокин пообещал сделать выговор и запер меня и рядового Райана – пацану досталось за то, что позволил мне просто так забрать «дымовуху» – на складе на целые сутки. Жаль, что там были одни консервы, которые ничем нельзя было вскрыть, и черный чай в пакетиках.

Выпуская меня из заключения ровно через сутки, Кирилл хмуро спросил:

– Неужели мы тебя так взбесили?

– Просто был плохой день. Вы стали последней каплей, – ответил я, разминая затекшую спину.

– Если бы не знал тебя, то подумал, что тебя кинула девчонка, – усмехнулся Кирилл и, хлопнув меня по плечу, пошел по своим делам.

Я посмотрел ему в след и тихо буркнул:

– Экстрасенс хренов.

Выговора, разумеется, не последовало – командир у нас слишком уж мягкий в этом плане. Сказал лишь, что в следующий раз моя выходка тайной не останется и дойдет до штаба, а там уже и выговор и, возможно, дисциплинарный арест. Рядовой Райан тоже отделался только заключением на складе и продолжительной руганью командира своего отряда.

Так как меня освободили вечером, никакой работы на сегодня уже не было, поэтому я принял душ и повалился на койку, которая располагалась у стены и соседствовала с койкой постоянно храпящего Ромки.

Пару минут глядел в потолок, вспоминая, как в детстве я с дедом мог часами так лежать на скрипучем разобранном диване и фантазировать.

– Вот это пятно в углу – наш дом в деревне, – говорил я.

– А вон там, ближе к окну – кукурузное поле, – вторил мне дед.

– Родители к нам едут, – тыкал я маленьким указательным пальцем с обкусанным ногтем в засохшую муху. Муха, разумеется, была машиной, а не родителями.

– Везут тебе гостинцы и мне пиво, – мечтательно говорил дед.

Из кухни доносился шум льющейся воды из-под крана и грохот посуды – бабушка хлопотала по хозяйству, а мы с дедом терпеливо ждали, когда нас позовут обедать. Хорошо тогда было, безмятежно и совсем не одиноко.

Бабушки с дедом уже давно не стало. Одна мамка у меня осталась, тянула меня, бедного, на своих хрупких плечах. Работала так много, что заработала болезнь суставов. Я поэтому и пошел еще служить по контракту – как зарплату озвучили, так я тогда, девятнадцатилетний, так варежку и раззявил. Подумал, что нам с мамкой за глаза этого хватит, да еще и счет откроем, будем проценты получать. Мама домик купит за городом, как мечтала. Будет у меня всегда нарядная ходить, косметику самую лучшую покупать. И не работать – что самое главное.

Лежащий на тумбочке телефон загудел, сообщая о входящем вызове. Я потянулся за ним, взглянул на экран и улыбнулся. Вспомнишь солнце, вот и лучик!

– Привет, мам! – бодро произнес я, приняв вызов.

– Боже, Илюш, я вся извелась! До тебя так долго нельзя было дозвониться! – затараторила мама.

Каждый раз одно и тоже. Сколько ей не говори, что я могу неделями не выходить на связь – и это нормально, она все равно волнуется. Ну, она – мама, ей это свойственно. Мама не может не волноваться за своего единственного ребенка.

– Неполадки со связью были, – объяснил я. – Сейчас все починили, но, возможно, опять что-то полетит, так что будь готова.

– Я из-за твоей работы уже вся седая!

– Зато благодаря моей работе ты можешь закрашивать седину дорогой краской, – заржал я.

– Была бы рядом, леща бы тебе дала, – буркнула мама.

– Мой затылок чувствует твоего виртуального леща, – заверил я ее.

Мама хохотнула и тихо спросила:

– Как ты там? Кушаешь хорошо? Не болеешь?

– Ма, тут жара дикая. Какой болеть?

– Болезни бывают разные!

– Желтые, белые, красные, – передразнил я. – Не болею я ничем, все хорошо. И ем тоже хорошо. И сплю. Не переживай.

Не переживать она, разумеется, не могла, но и я не мог упустить эту фразу. Она должна понимать, что я за нее тоже беспокоюсь.

– Ты там как? – перевел стрелки я, чтобы избежать дальнейших расспросов о моей жизни.

– Без тебя грустно, – сказала она. – Хожу по магазинам, сериалы смотрю. Что мне еще делать?

– Правильно, отдыхай. Сходи в салон, деньги же есть, не экономь, – посоветовал я ей.

– Схожу. На следующей неделе с подругой схожу. Ой, кстати! – мама заметно оживилась. – Я тут тебе невесту нашла!

Тут я оторопел.

– Невесту? – переспросил я. – Прям так уж сразу невесту?

– Ну девушку, – раздраженно заметила мама. – Как там у молодежи сейчас говорят? Она – дочь моей старой знакомой. Твоя ровесница. Из хорошей семьи, да и сама прелесть. Мама так ее хвалит. Говорит, девочка домашняя, работает в издательстве редактором. Всегда родителям помогает деньгами. А главное, выглядит как девчонка восемнадцатилетняя. Ну, знаешь, без всяких там пошлостей типа длиннющих разноцветных ногтей, накаченных губищ и макияжа в три слоя. Естественная такая, загляденье!

Слушая мамин восторженный рассказ о какой-то дочке ее знакомой, я невольно заулыбался и сказал, когда она закончила:

– Так ты прям настоящий клад нашла! Таких днем с огнем не сыщешь.

– Вот и я о том же!

– Только почему она все еще одна, раз такая хорошая? – задал вытекающий из ее рассказа вопрос.

– Наверное, одни дураки попадались, – тут же ответила мама.