Вояджер

завари настоящего, терпкого Я, и себя так на кухне под телек с собой распей;

дай расстаться себе; с тем, что долго уже с душком,

есть ли место для нового, для него?

Встреться с худшим сегодня и только лицом к лицу.

Будь с собой откровенен, пусть близкие не поймут.

Ты увидишь, что лучшее, вот же, не агрится впереди,

а сидит в настоящем и ждёт, чтоб ты дал войти.

Если хочешь, конечно, не хочешь – другой вопрос,

и не важно, как скоро ты выправился, дорос,

и не важно, как сложно себя самого нести

в этот мир.

Если хочешь, то время давно пришло. Очнись.

Lifeis a dream

Ты поёшь мне о том, что устала взросло,

с нерастраченной нежностью в виде отравы

мозга. Я тебя обнимаю, ты засыпаешь,

просыпаясь ребёнком, стоящим на перекрёстке.

Мама держит за локоть, машины, слякоть,

ты не смотришь налево, направо, перед собою.

Кто-то должен вести тебя, звёзды сдирая

с пожелтевшего неба кусачих неврозов.

Бесенята голодные по машинам,

шумных улиц беседы, не люди – глухая рвань.

Помнишь, ветер над полем из синих люпинов

и стаканов на подоконнике блика два.

Состояние яростной непохожести

на других, –

«да и пусть».

Состояние всех понять

и уйти взагас.

И как было легко по ночам говорить о разном,

как сияние юности, понятой наконец,

обещает быть вечным. А бесенята

наблюдают исподтишка, к ним зовут подсесть.

Чтобы ехать без прав и без права выжить

на колдобинах лучшей у родины из дорог.

Ты теперь невозможна и толстокожа,

просыпаясь во сне, что-то любишь да что-то пока поёшь.

Там намного спокойней. Теплее дома,

у которого сердце ты слушала чутким своим виском.

Моя милая, неинтересно больше? Ну и что ж.

Вот реальности пьяная, брюзглая рожа:

чья-то тачка ещё стоит, дожидается под окном.

25 кадр

…пьёт со мной режиссёр и попозже в ауте,

пьёт со мной сценарист и всецело в омуте,

пью со всеми и мне без особой разницы,

кто покажет внутри мелодраму пошлую.

Пьют стрижи талый снег, им напиться хочется,

пьёт росу по заре моё утро впроголодь,