Одна зима на двоих

– Спи!

Лег на бок, подтянул ее к себе и придавил рукой, не позволяя сдвинуться. Стараясь найти хоть какую-то зацепку, чтобы сохранить спокойствие, он прикрыл глаза.

…Не получалось.

Ни черта не получалось.

Ким возилась словно гусеница, пыхтела, крутилась с боку на бок, не понимая, что каждое ее движение стирало ту грань, которая еще сдерживала внутреннего зверя. Хасс чувствовал изгибы хрупкого тела, слышал, как бешено пульсирует кровь ее жилах. Ловил ее запах. Сводящий с ума, дурманящий, лишающий контроля.

Каждая мышца звенела от напряжения, от того, что приходилось сдерживать себя. Хотелось сжать сильнее, вдавить в жесткую койку, почувствовать, присвоить. Завладеть податливым телом, сминая чужой зов.

Он мог это сделать. Перебить его своим, и хорн-трава сыграла бы ему на руку…

От этих мыслей внутренности скручивало узлом. Останавливало лишь то, что он дал себе обещание доставить ее к императору в целости и сохранности.

– Ты уймешься? – процедил сквозь зубы, когда она, не в силах выбраться из-под тяжелой руки, развернулась в нему лицом.

Вся взъерошенная, красная от усилий, запыхавшаяся. Красивая…

Во взгляде полыхала гроза. Каждая эмоция как на ладони, била наотмашь. Недовольство, злость, ненависть, обида… А ему хотелось другого. И это желание, такое очевидное и такое нелепое, еще больше распаляло внутреннего зверя.

Зря он лег рядом с ней. Зря.

Сдержаться было так сложно. Хасс не мог справиться с желанием прикоснуться. Медленно пропустил сквозь пальцы светлую прядь, упавшую на лицо. Убрал ее, едва задевая кончиками пальцев бледную кожу, чувствуя, как бешено разгоняется сердце.

Так близко.

Их взгляды зацепились друг за друга, сплелись в одно целое, прожигая насквозь, вытесняя все лишнее, стирая…

Хасс так и не понял, что произошло, но в какой-то момент просто почувствовал, что больше не слышит отголосков чужого зова. Остались только они. Хмельные – он оттого, что вдыхает ее аромат, Ким от коварной хорн-травы, которая по-прежнему острым желанием звенела в крови.

Бороться с притяжением было не под силу. Ни ему. Ни ей.

Ким протянула руку, и сама впервые коснулась его. Кончиками пальцев провела по твердой, словно камень груди, спустилась ниже. Когда подрагивающие прохладные пальцы коснулись рельефно вылепленного живота, Хасс дернулся, едва сдержав рычание.

Ким замерла на мгновение, а потом продолжила, аккуратно обводя пальчиком каждую четко очерченную мышцу. Чудовище, похитившее ее из долины, было красивым. Той самой настоящей мужской красотой, от которой заходятся девичьи сердца. Его тело – сильное, поджарое, совершенное – его хотелось трогать, ощущать, как оно отзывается на неумелые, робкие прикосновения.

Она поднялась выше. Обратно к груди. Легким движением прошлась по ключице, по напряженной шее. Едва дыша, прикоснулась к виску, на котором бешено пульсировала бледно-голубая жилка и, наконец, подняла на него потерянный взгляд.

Теперь его уже ничего не могло остановить.

– К черту императора, – выдохнул через силу и впился в мягкие губы, дурея от их вкуса, от того, что она не отталкивала, а робко и неумело пыталась отвечать.

Когда рабские одежды улетели на пол, Ким смущенно отвела взгляд, пытаясь прикрыться, но Хасс позволил ей этого. Перехватил ее руки, завел за голову, прижимая к подушке.

– Не надо.

– Я…– ее голос дрожал.

– Ты красивая, – его жадный взгляд скользил по ладному стройному телу. По маленькой аккуратной груди, по талии, которую при желании он мог обхватить двумя ладонями. Скользнул по впадинке пупка, и ниже к плотно сведенным ногам, – не бойся.

– Я не боюсь.

Он знал, что это не ее слова. Это говорил хорн, сладким ядом растекшийся по венам. Завтра все будет иначе, но сегодня, глядя в ее светящиеся глаза, полные желания Хасс не хотел ни о чем думать.

Продолжая удерживать ее руки над головой, прошёлся губами по виску, вниз по шее, к ключицам. Ниже, лаская шелковую кожу. Еще ниже. Вынуждая ее прогибаться, стонать, сминать в руках шкуру и в беспамятстве шептать его имя.

– Хасс, – хныкала она, умоляя о чем-то.

Он сам был пьян. От ее вкуса, от ощущений, которые обострились до предела. Хотелось обладать ей, полностью, безраздельно. Хотелось присвоить, поставить метку, сделать своей. Чтобы никто больше не посмел к ней сунутся.

Он снова приник к ее губам, попутно раздвигая коленом стройные ноги.

– Хасс, – выдохнула она, почувствовав, как сильное мужское тело вдавливает ее в кровать.

Он выпил этот стон до дна, забирая ее боль. Останавливаться было уже поздно. Да он и не смог бы. Не хотел. Боль сменилась тягучей истомой, наполняющей каждую клеточку. Сама не ведая что творит, Ким подалась навстречу, цепляясь за плечи, пытаясь поймать ритм этого танца сплетенных тел.

Его отрывистое дыхание сбивалось, местами переходя в звериный рык, а янтарь глаз тонул во тьме. Она клубилась, сворачивалась тугими кольцами, билась, прорываясь наружу, а потом полыхнула, обрушившись всей своей мощью на хрупкую девушку, но вместо боли принесла удовольствие. Острое, как клинки кхассера, пробирающее насквозь, лишающее остатков воли. Ким выгнулась, впиваясь когтями в мужские плечи и закричала.

Хасс не мог оторвать взгляда от румяных щек, припухших от его поцелуев губ, шальных глаз. Зверь внутри ликовал и бесновался. А потом полыхнуло еще раз. Ослепительно белым, слепящим, вытягивающим жилы от экстаза. Кхассер зарычал, полностью отдаваясь этим ощущениям, растворяясь в них.

С трудом переведя дыхание откатился в сторону, тяжело опустился на подушки и подтянул ее к себе, словно боялся, что убежит. Разнеженная, утомленная Ким не сопротивлялась. Ей было хорошо. И спокойно. А стоило только прикрыть глаза, как коварная дрема незаметно утянула в свои ласковые объятия.

Хасс не спал. В голове шумело, сердце пыталось пробить ребра, мысли в голове путались, сминались перескакивали с одного на другое. Он лежал, уткнувшись носом ей в шею, и жадно вдыхал запах разгоряченной кожи. Запах желания. Запах его прикосновений.

Теперь она пахла так, как и должна.

Глава 15

Насколько ей было хорошо ночью, настолько же плохо было с утра, когда голова трещала от каждого движения, и острые стрелы пронзали насквозь, даже если просто пошевелить пальцем. Еще мучала жажда. Лютая, злая, сковывающая горло в мучительных спазмах.

Но хуже всего было не это, а осознание, что произошло что-то непоправимое.

Ким никак не могла вспомнить, что именно. Мысли, как вареные мухи неспешно ползали в голове, растекались, не позволяя себя поймать, удержать, осознать.

Ей было жарко и почему-то тяжело. Что-то придавливало ее к постели, мешая нормально дышать, шевелиться.

Не отрывая глаз, Ким прикоснулась к своему бедру, там, где тяжесть была особенно сильной и нащупала чью-то руку… Чужую, крепкую, обманчиво спокойную. Стоило только попытаться ее скинуть, как она напряглась, сильнее придавливая к кровати.

Ким замерла, даже дышать перестала, только сердце надрывно бухало в висках, оглушая своим гулом.

Размеренное дыхание на плече, обжигало своей неотвратимостью, и осознание того, что в постели она не одна, раздирала на клочья. Медленно, каждый миг превозмогая свой страх и слабость, он повернулась на другой бок и оказалась лицом к лицу с кинтом.

Хасс лениво приоткрыл один глаз.

Он уже не помнил, когда в последний раз вот так лежал в постели после того, как солнце встало. Но сейчас это было хорошо, правильно и до странного уютно. Рядом с этой бледной девочкой, из-за которой вчера рухнули все преграды, которые он так старательно удерживал. За которые так отчаянно цеплялся. Ради чего? На этот вопрос не мог ответить даже он сам. Давно надо было это сделать, присвоить и дело с концом.

Зверь внутри согласно заурчал. Ему нравилась мысль о присвоении и было мало пролетевшей ночи, полной прикосновений и стонов. Он был готов продолжать прямо сейчас и не вылезать из постели весь день напролет, вот только ужас в изумрудных глазах, столь явный, что его ни с чем не спутаешь, гасил порывы. Торопиться некуда. Нужно время Она никуда от него не денется. Теперь уже не денется.