Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе

ка – а он вовсе не с ними, и глаза невеселые, хотя

тосты кричит громче всех и песни все наизусть знает. Сидит с ними за столом, а сам продолжает думать про деньги, про работу, или еще про что…

– Это ты свое состояние в нем видишь. А о чем

он на самом деле думает, только ему известно.

– Но что плохого в том, что я не хочу такого общения? Что мне не требуется притянутая за уши

радость. Если вдруг открыто заявить об этом всем

этим людям, которые для меня совершенно пусты, которые крадут мое время и отвлекают от попыток

раскопать хоть что-то в себе, – мало того что это

будет расценено как невежливость, меня еще обви-нят в скудости души. И мой выпадающий из этих

вечеринок муж сделает это первым.

– Он небось тебя, красотку, балует, наряжает?

– Он бывает щедрым. Но даже щедрость свою

всегда заранее планирует.

– Я давно уже сама себя наряжаю и балую. Но

с тобой бы местами не поменялась. Тоска( Кстати, как твой испанский?

– Как воздух.

– Что, препод симпатичный?)

– Не без того.

– Ну и позволь себе влюбиться.

– Я влюбляться не умею.

– Или все или ничего?

– В теории. А на практике давно уже ничего.

Я часто чувствую себя динозавром, окостенелыми

останками того, чем когда-то была. И то, что кем-то

была, я вспоминаю только рядом с этим мальчи-ком. Из каждого слова этого дивного языка, словно

57

Полина Елизарова

сок, сочатся чьи-то страстные ночи, чьи-то любов-ные мучения, и весной всегда пахнет, как забытой, ускользающей мечтой…

– Ты очень романтичный динозавр) А у меня

уже давно нет мечты.

– Была?

– Может, и была, лет десять назад…

– Расскажешь?

– Слушай, я тебе сюда позвоню? Рука уже затекла по клавишам бить.

– Буду рада слышать твой голос)

– Але, проверка связи.

– Есть связь!

– Ну так вот, про мечту. Больше десяти лет назад

это было. Мой тогда совсем опустился, запойным

стал. Винить я его особо не винила, скандалила, конечно, но всегда понимала, что среда вокруг него

особая, творческая. Должность свою хорошую он

к тому времени потерял, перебивались копейками за

его статьи. Сын на бабушках да на мне, и вот, помню, я в большой книжный на Тверскую отправилась —

сыну за контурными картами, чтобы уж купить наверняка. Апрель стоял свежий, дразнящий, я вышла

из магазина, и захотелось мне прогуляться. Вначале

я все на небо и на прохожих смотрела, а как дошла

до Манежки, потянуло меня к Красной площади

и дальше, на Ильинку. Иду, глазею на витрины с раз-наряженными манекенами – а приодеться я всегда

любила – и вижу одно платьице. Мечта… На первый взгляд скромненькое, черное, но каждая линия, каждый стежочек безупречны. Словно сама Коко

ободряюще с неба улыбается и шепчет мне на ушко