Рыжая 6. Кошмар в агусте

Если бы они случайно встретились и разболтались за чашкой кофе, Даша, возможно, и промолчала бы, но в данной ситуации любопытство не было праздным. Бывший муж, это почти всегда конфликт. Но кроме того, хоть Паэгле и мало походила на женщину, стремившуюся к браку, но еще меньше она походила на женщину, допустившую развод.

– Извини, что спрашиваю, а его отец…

– У него не было отца. – Фраза прозвучала настолько обыденно, будто речь шла не о второй необходимой составляющей, а о каком-нибудь запасном колесе.

Даша продолжала смотреть сквозь лобовое стекло, пытаясь сформулировать вопрос, чтобы он не прозвучал глупо или бестактно.

– Гм. Это, конечно, интересно… но… Господи, ну не в капусте же ты ребенка нашла? – на большее у нее ни ума, ни деликатности не хватило.

Юлька ответила холодно, не поворачивая головы.:

– Не в капусте. В банке доноров.

Даша как-то странно прихрюкнула:

– А что, с живым мужчиной, м-м-м… никак нельзя было?

– Напрасно иронизируешь. – Голос звучал напряженно, но ровно. – Ребенок, это слишком серьезно, чтобы доверить такое дело первому встречному.

– Первому встречному?! Ты это серьезно?! Дети – это прежде всего плоды любви.

– Плоды любви – это прежде всего букет половых инфекций, – сухо отрезала Паэгле. – А также генетические заболевания. А у меня слишком мало времени, чтобы экспериментировать над собственным организмом. Я хочу иметь троих детей, а это возможно только в том случае, если будет совпадать с моими рабочими планами и, разумеется, если дети не будут болеть.

– Да как же дети могут не болеть?!

– Я не имею в виду формирование иммунной системы. Детские болезни – явление естественное, и для этого существуют няни. Речь идет о патологии. То, что можно лечить всю жизнь и абсолютно безуспешно. У нас и так население генетически загрязнено. Практически каждый второй.

И поскольку Паэгле второй быть, ну никак не могла, речь судя по всему шла о ней. Генетически и гигиенически загрязненная пассажирка невольно поежилась. Юлька тем временем продолжала:

– Болезни, от которых люди погибали в прошлом, теперь вылечиваются. Вернее, подлечиваются. Эти люди имеют потомство, естественно, еще более ослабленное и нездоровое, чем они сами. И так далее, по нарастающей. Не удивлюсь, если через пару сотен лет нашу планету сплошь заселят мутанты.

– Так что же, теперь людей не лечить, что ли? – поинтересовался Даша, радуясь, что сама она до столь радужной перспективы не доживет.

Юлька пожала плечами:

– Я бы запретила лечить определенный набор болезней. Или запретить после их лечения воспроизводство.

«Воспроизводство»

– И сколько твоему Антошке лет?

– Семь.

– А что ты ему говоришь про отца?

– Пока ничего.

– Почему?

– Он не спрашивает. – В голосе послышалась досада. – Наверное, еще не подошел возраст.

– А о чем же он тогда спрашивает?

– В рамках программы.

Спрашивать на кого похож ребенок было глупо и Даша решила переменить тему.

– Значит, ты предлагаешь мне взять этих троих в оборот и…

– Ни в коем случае. – Как всегда, Паэгле не стала дослушивать. – Тебе ни в коем случае нельзя первой идти с ними на контакт. Ни у кого не должно возникнуть даже малейшего подозрения.

Даша растерялась.

– Но как же тогда проводить расследование?

– Очень просто. Ты станешь моей домработницей.

– Кем?!

– Домработницей. Не кричи. Разумеется, не реальной, а номинальной. Это самый простой путь. Тебя никто из моих знакомых не знает, поэтому ничего не заподозрит. Тот, кто задумал меня уничтожить, должен довести дело до конца и потому, через какое-то время, попытается вступить с тобой в переговоры.

– С какой это стати?

– С такой. Ты кто?

– Кто?

И поскольку Даша непонимающе моргала глазами, Паэгле снисходительно пояснила:

– Ты домработница. Потенциальный предатель.

Дашу так и подмывало послать бывшую одноклассницу в какое-нибудь соответствующее место, но она не могла не согласиться – задумка была неплоха.

– Это еще ничего не значит, – тем не менее возразила она. – Ты ведь не думаешь, что предполагаемый преступник тут же побежит ко мне с соответствующим предложением?

– Как раз думаю. Тот, кто отравил рыб, знает, что больше я никого в квартиру не впущу, значит, остаешься только ты. – И, не скрывая раздражения, добавила: – Слушай, Рыжая, давай решай быстрее, а то время идет, а мы ни с места. Речь идет о неделе, максимум месяце, не о всей же жизни.

Даша посмотрела на часы. День клонился к закату, а она еще толком не спала, не ела и даже руки не мыла уже часов шесть. В конце концов, какая разница, как она проведет следующие семь дней: неделю на это дело потратить можно, а больше… А больше и не понадобится. Или пусть все катятся к чертям.

Она потянулась к двери.

– Ладно, считай, что договорились.

– Спасибо.

В голосе бывшей одноклассницы не было и капли теплоты, но Даше было уже все равно.

Перед входом в подъезд Юлька на секунду замешкалась: