Рыжая 6. Кошмар в агусте

Услышав последнюю фразу, служащая несколько оживилась:

– По этому поводу, млада пани, можете не переживать: в московском аэропорту регулярно сообщается вся необходимая информация о вашем рейсе…

– В московском аэропорту необходима я, а не информация о вашем дурацком рейсе! – сдерживать ярость было все сложнее.

Девушка в фирменной пилотке вымучено улыбнулась:

– Мне очень жаль. Может быть, я смогу вам предложить…

– Еще выпить? – у застрявшей пассажирки ноздри раздувались как у шумящей гадюки. – Я бы с удовольствием, да только в меня больше не влезает. Вот, где мне ваш сервис! – Каким-то зверским жестом она чиркнула большим пальцем по шее. – Я сыта по горло и вашим вином, и вашей авиакомпанией, будь она трижды проклята… Я в жизни столько с утра не пила!

У сотрудницы авиакомпании глаза оставались нейлоновыми:

– Мне очень жаль, млада пани.

– Вам жаль! Вам жаль! – разнообразный ассортимент выпитых на голодный желудок напитков, давал о себе знать. – Вы понятия не имеете, что означает это слово! – Голос вдруг сорвался, в нем отчетливо послышалась слеза. – Так я вам кое-что расскажу. Чтоб вы знали: у меня в Москве умирает подруга, а я вынуждена торчать в вашем чертовом аэропорту и выслушивать эти бесконечные «мне очень жаль»!

Поняв, что каждая новая фраза лишь усугубляет ситуацию, сотрудница польских авиалиний сомкнула ярко-алые уста, давая понять, что больше не произнесет ни слова. Поняв, что ответа не будет, Даша выругалась на трех языках и отошла от стойки. Она вернулась в кресло, которое уже успела возненавидеть каждым сантиметром седалища.

Хорошо одетый пожилой мужчина, подброшенный ударной волной, недовольно скосился. Тем не менее он приподнял шляпу и слегка поклонился:

– Млада пани…

– Простите. – Какие же поляки все-таки галантные… – Простите, если потревожила вас. Обычно я веду себя более сдержанно.

Мужчина ответил дежурной улыбкой, но издерганная транзитными проблемами пассажирка восприняла обыкновенную вежливость за сочувствие и принялась делиться с первым встречным, ни в чем не виновным человеком своими невзгодами.

– Вы не поверите, – сообщила она без всякого перехода, – но я сижу в этом аэропорту уже больше пяти часов. – После чего выдержала долгую паузу, позволяя собеседнику задать вопрос.

К ее несказанному удивлению, вопроса не последовало. Обескураженная этим обстоятельством, Даша продолжила, может, чуть с меньшим энтузиазмом:

– Что-то случилось в этой чертовой Америке и самолет, на который я должна пересесть, завис. – Она снова помолчала. – Причем не в воздухе, как логично было бы предположить, а в каком-то непонятном аэропорту и…

– Я в курсе, пани, – кротко заметил мужчина. – Я тоже дожидаюсь этого рейса.

– В самом деле? – Даша посмотрела на человека по соседству с уважением. Нечасто встретишь настолько уравновешенный характер. – И вы так спокойно говорите об этом?

Поляк развел руками:

– Я медик, млада пани, хирург. В моей профессии эмоции противопоказаны.

– Хирург? – веснушчатое лицо исказила гримаса. Она снова вспомнила Юльку, страдающую от неизвестного заболевания. – Какой ужас…

– Почему ужас? – Поляк глянул недоуменно. – Извините, но я вас не понимаю. Я горжусь своей профессией и не знаю миссии благороднее.

– Да, да, конечно, – мысль снова скакнула в сторону. – С другой стороны, резать живых людей… Как-то противоестественно.

Возникающие в диалоге паузы заполнял громкий, хорошо поставленный голос из репродуктора: «Attention, please…»

– …не понимаю как можно резать живого человека…

– Если живых людей не резать, они очень быстро становятся мертвыми, – холодно парировал новый знакомый – Это, конечно, процесс более естественный, но по странному стечению обстоятельств большинство человечества предпочитает именно первый вариант.

– Тоже верно. – Даша задумчиво смотрела на табло. – А вы какой хирург?

Поляк сухо поджал губы:

– Я предпочел бы поговорить на другую тему.

Впервые за это тяжелое утро на бледных губах промелькнуло нечто похожее на улыбку.

– А хотите, я угадаю?

Поляк несколько удивился:

– Попробуйте.

– Вы женский врач.

Незнакомец удивился еще больше:

– Да, но… Как вы догадались?

– Очень просто, – Даша прищурила один глаз. – У меня друг – стоматолог.

– Стоматолог? – На лице случайного знакомого обозначился напряженный поиск причинно-следственной связи. – Простите, но я не понял. Ваш друг сказал, что я женский врач?

Даша рассмеялась.

– Мой друг тоже никогда не признается, кем он работает. Особенно если знакомство происходит за столом.

– Ммм… Почему?

– Потому, что едва заслышав слово «стоматолог», люди раскрывают рты с такой скоростью, что даже не успевают проглотить разжеванное. – Она молитвенно сложила руки перед собой, явно передразнивая кого-то: – «Доктор, а этот зуб еще можно спасти? Что? Вам не видно? Минуточку, сейчас я салат сдвину… И здесь вот, под бифштексом, знаете, так реагирует на горячее! Нет, доктор, это не кариес, это перец…» – Веснушчатое лицо снова приняло нормальное выражение. – И хорошо, если во рту бифштекс или хоть какое-нибудь мясо. На рыбу, например, у моего приятеля аллергия.

– Что? – ошалело переспросил поляк.

Даша наклонилась к нему и повысила голос:

– Я говорю: у него аллергия, а тут вдруг изо рта какая-нибудь стерлядь выглядывает.

У случайного знакомого взгляд стал, как у той самой стерляди – дикий и непонимающий.

– Простите?

Даша мысленно чертыхнулась: собеседник или глуховат, или туповат.

– Короче. Свою визитку мой приятель дает только в официальной обстановке, и то, когда прощается.