– Лучше для кого? Уж точно не для него.
– И для него тоже, – словно споря с ее мыслями, отвечает вдова.
Арина фыркает.
– Ты и правда его совсем не знаешь. Он сказал мне об этом желании еще в день нашей первой встречи.
– Ну уж извините, мне он такого не говорил, – саркастично оправдывается неожиданная собеседница.
– Дело даже не в том, говорил он или нет. Он хотел сгореть, – Ариша подчеркнула последнее слово. – Он хотел полыхать ярко, так, чтобы весь мир увидел.
Они вновь замолкают, погруженные каждая в свои мысли, глядя как две чайки извиваются рядом с мостом.
– Он посвятил тебе песню, – сообщает Алена. – Ходил по квартире и напевал какой-то мотив, а когда я спрашивала, что это, отвечал, что новая песня.
Спасибо за очередной удар в спину. Слова молодой женщины словно перекрыли Арине легкие.
– С чего ты взяла, что она была мне, а не тебе? – едва снова научившись дышать, спрашивает художница. – Он сказал?..
– Нет. Просто Леша не давал мне ее услышать. Если бы она была моя, он бы не скрывал ее.
– Он записал ее?.. – тихий голос срывается.
– Нет. Я перерыла всю квартиру, но ни стихов, ни аккордов или нот я не нашла. Может, он оставил их где-нибудь в Москве, но что-то мне подсказывает об обратном… Мне очень жаль. Я хотела бы, чтобы ты ее услышала, – говорит Алена и неожиданно для них обеих берет свою бывшую соперницу за руку.
Это совсем обезоруживает Аришу, которая в серых глазах находит подтверждение искренности. Ведь кто как не они могут друг друга понять.
– Ты не представляешь, как я ревновала к тебе, – горько усмехается Алена. – Кричала, что лучше бы он умер, чем вот так предавал меня. Сейчас я начинаю думать, что если бы я тогда не выгнала, он бы не уехал…
Она замолкает, пытаясь сглотнуть ком в горле.
– Ты не виновата.
Арина разглядывает костлявую руку пришедшей, вернее, ее безымянный палец:
– Красивое кольцо.
Алена тоже переводит на него взгляд, и вид у нее такой, будто замечает его в первый раз. Сверкающий сапфир напомнил художнице о черном обсидиане на перстне Леши. Помнится, однажды он сказал, что по поверьям этот камень приносит незаживающие раны. А еще что он переводится как «ноготь Сатаны». Девушка тогда еще пошутила, что это его печать в контракте с дьяволом, которому он продал душу за такой голос.
– Если захочешь сказать ему что-нибудь… – Алена начинает хрипеть.
Она вытаскивает бумажку из своей сумки и что-то чиркает на ней, передавая девушке в фиолетовой шапке. Адрес могилы.
– Нет, – отрезала Арина, даже не взглянув на листок. – Не нужно. Я уже попрощалась.
– Прости, что охранники не пропустили тебя. Не хотела, чтобы был кто-то… из посторонних.
Рыжая девушка позволяет себе даже немного улыбнуться. Эти мелкие ссоры, ревность и препятствия кажутся такими ничтожными по сравнению с главным.
– Да ладно. Я бы тоже, наверное, не стала пускать любовницу своего мужа, – на слове «любовница» Алена вздрогнула. – Хотя что толку делить мертвеца…
– Ужасное слово, – вдова вновь поежилась. – «Мертвец».
– Какая разница. Это всего лишь слово. Набор звуков.
– Думаю, мы обе достаточно прожили в мире музыки, чтобы относиться к звукам как к чему-то несущественному, – снисходительно улыбается блондинка.
– Этот мир от меня далек. Я не музыкант.
– Мир музыки не может быть далек ни для кого. Она повсюду!
– Ты говоришь, прямо как он, – Арине было нелегко это признать.
– Знаешь, а ты мне даже нравишься, – говорит Алена. – Где-нибудь в параллельной вселенной мы могли бы быть хорошими подругами.
– У меня тоже мелькнула такая мысль. И смешно, и грустно, на самом деле.
– Увы, я разучилась смеяться.
– Я тоже.
Чайки перестают отнимать друг у друга крошечную рыбку, которая, не доставшись никому, падает в реку.
– Если что-то понадобится, ты обращайся, – вдова поднимается со ступеней, – Принцесса.
Несмотря на то, что она произносит это фанатское прозвище без злобы, даже с некоторой теплотой, у Арины все равно такое чувство, будто Алена залепила ей пощечину. Лучше бы эту кличку забыли навсегда.
Бледное лицо девушки каменеет, и она снова на грани, чтобы начать плакать. Вдруг Алена обнимает ее. Два тела трясутся от физической боли одного. Вдова гладит ее по спине и приговаривает пустое «Все будет хорошо, время лечит». Похоже, в этот момент она убеждала и саму себя.
– Знаешь, когда раздался звонок… – голос Арины все еще дрожит, но озвученные слова по обыкновению его успокаивают. – Я почему-то вспомнила один экспонат в Пушкинском музее… «Сожженная скрипка» Фернана Армана. Он собирал совершенно разные предметы, от пробок до автомобилей, и клал их в прозрачные ящики, либо заливал бетоном. Дело не в увековечивании, просто в те времена художники желали по-новому взглянуть на уже привычные, приевшиеся взгляду вещи. И эта скрипка уже не похожа на скрипку – скорее на насекомое, застывшее в янтаре. Это больше не мертвая музыка – это хрустальное изваяние чистого вдохновения. Понимаешь, к чему я?
– К тому, что Леша стал таким же?
Арина кивает. Алена щурится, разглядывая дальние волны, и говорит:
– А я в этот момент подумала о том, что не смогу жить без него.
Две непрошенные знакомые сидят несколько мгновений, ожидая того момента, когда Нева накроет их с головой и поглотит в себя. И все закончится. Да вот только этого не происходит.
– Приятно было познакомиться, – Алена сжимает девушку напоследок и встает.
– Мне тоже.
Когда она удаляется, Ариша выдыхает дым в последний раз и растирает серый пепел, развинчивая его над Невой. В этот момент девушка почти услышала его голос, который вечно доносится из наушников, лежащих в сумке. Она прикладывает измазанные пеплом пальцы к губам, непроизвольно оставив след, и посылает проникновенный, медленный воздушный поцелуй:
– Прощай, мой Принц.
Короли ночной Вороны (Москва)