Воспоминания одной звезды

Воспоминания одной звезды
Пола Негри

Me?moires de la mode от Александра Васильева
Пола Негри – актриса и секс-символ эпохи немого кино. Она работала в Польше, Германии, но особую популярность получила в Голливуде, сотрудничала с известными режиссерами, такими как Виктор Туржанский, Эрнст Любич, Макс Рейнхардт и др. Ее обожал Чарли Чаплин, в нее был влюблен Рудольф Валентино, а Сара Бернар признала ее своей наследницей. Полу Негри называли первой женщиной-вамп Голливуда и femme fatale немого кино.

Перед вами необыкновенные воспоминания этой яркой и неординарной женщины.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Пола Негри

Воспоминания одной звезды

Посвящаю свои воспоминания моей матери,

а также Маргарет Вест[1 - В е с т, Маргарет (1904–1963) – близкая подруга Полы Негри, дочь владельца огромного ранчо, крупного скотопромышленника в штате Техас. Одной из первых стала выступать в программах водевилей с ковбойскими песнями, впоследствии стала ведущей передач на радио. – Здесь и далее прим. пер.] – самым лучшим друзьям за всю мою жизнь

Выражаю особую благодарность Альфреду Аллану Льюису[2 - Л ь ю и с, Альфред Аллан (род. 1929) осуществил литературную запись этих воспоминаний Полы Негри. Автор семнадцати книг и двух пьес, большого числа телевизионных шоу. Работал на Бродвее как актер и помощник режиссера.] – за его помощь в подготовке этой книги;

Мари Русси, моей секретарше – за ее труд по напечатанию рукописи;

а также Лоренсу Эшмиду[3 - Э ш м и д, Лоренс (1932–2010) – литературный редактор издательства Doubleday, которое выпустило эти мемуары в 1970 г. Также работал в других крупных американских издательствах (Simon & Schuster, Lippincott, Harper & Row), притом с такими известными авторами, как Айзек Азимов, Майкл Корда, Сьюзан Айзекс, и многими другими.] за его неустанные усилия, направленные на то, чтобы эта книга состоялась

Pola Negri

Memoirs of a Star

© В. Белугин, перевод, 2022

© А.А. Васильев, предисловие, фотографии, 2022

© ООО «Издательство «Этерна», издание на русском языке, 2022

Пола Негри, 1930 – Александр Васильев, Москва, 2007. Фото Джеймса Хилли

Предисловие к русскому изданию

Верно выбранный псевдоним и правильно составленный гардероб, положенный на яркую легенду еще при жизни – секрет успеха звезды немого кино Полы Негри. Подобно многим красавицам и знаменитостям начала ХХ века, Пола тщательно скрывала свой возраст, очевидно, пытаясь найти эликсир вечной молодости. Ей, увы, не нравилась дата ее рождения, и она придумала запоминавшуюся и вымышленную дату: «Я родилась в последний день прошлого века,» – любила повторять она. Но как бы заманчиво и выигрышно не выглядела дата 31 декабря 1899 года, это не соответствовало истине. Она родилась в Польше под именем Аполонии Барбары Халупец, в местечке Липно 31 декабря 1894 году в семье словацкого эмигранта-жестянщика Ежи Халупца и Элеоноры Келчевской, тщетно выдававшей себя за наследницу польских королей. В таком случае, брак жестянщика и аристократки голубых кровей был бы полным мезальянсом. Итак, отец будущей актрисы за революционную деятельность был сослан в Сибирь в 1902 году. Вскоре Поля с матерью переехали в Варшаву, где она поступила в балетную школу. Там они встретили давнего друга матери Каземира Гулевича, выходца из старинной западно-белорусской шляхетской фамилии. Он стал покровителем Полы и помогал ей всю свою жизнь. Туберкулез помешал девочке танцевать, но, видя ее талант, мать отдает девочку в драматическую школу. Изначально в семье Халупец было трое детей, но двое скончались во младенчестве, и Поля воспитывалась одна. Аполония Барбара Халупец умно и заблаговременно выбрала себе сценический псевдоним Пола Негри, по имени популярной в начале ХХ века итальянской поэтессы Ады Негри. Она сохранила лишь домашнее имя Поля, уменьшительное от Аполонии, в первой части псевдонима, который принес ей позднее мировую славу.

Так как детство актрисы прошло в Царстве Польском, бывшем в то время частью Российской империи, по-русски она говорила очень хорошо, хоть и с легким польским акцентом, что естественно. Сохранились записи русских романсов в мелодичном исполнении Полы Негри, обладательницы глубоко сопрано, близкого к меццо.

Следующая глава жизни Полы перенесла ее на Варшавскую сцену, где в 19 лет она дебютировала в восточном представлении «Сумурун». Ее уже фотографировали и печатали на фотооткрытках, то есть выделяли из тысячи претенденток на звездность. На сцене в Варшаве юную и сексуальную Полу заметили кинопродюсеры немого кино, и в 1914 году она снялась в фильме «Раба страстей, раба порока». После событий 1917-го Полу Негри, уже популярную варшавскую актрису, увидел эмигрант из России, киевлянин Виктор Туржанский, муж знаменитой русский кинозвезды Натальи Кованько, и в 1918 году снял ее в фильме «Суррогаты любви». Следует отметить, что о любви молодая актриса знала к тому времени немало. После успешной премьеры этого фильма, Аполония вышла замуж в 1919 году за польского графа Евгения Домбского. Этот брак продлился два года и был неудачным. Граф был состоятелен и влюблен, но семья мужа не приняла молоденькую актрису неизвестного происхождения. После успеха в Варшаве, где актриса успешно снялась в десятке немых фильмов, последовал Берлин и первые съемки в немецком немом кино. Туда она отправится вместе с Виктором Туржанским. Этот период продлится до 1923 года и памятен двадцатью семью картинами немого кино, в которых снялась Пола. Ее роли были часто в стиле «страдающая вамп», в период женской эмансипации подобное амплуа было редким и оплачивалось высоко. В Берлине она работала со знаменитым режиссером Максом Рейнхардтом и даже снималась в фильмах гениального Эрнста Любича, сыгравшего важнейшую роль в ее судьбе. Это было прекрасным началом долгой кинокарьеры. Пола была музыкальна, свежа, пластична. Ее яркая внешность напоминала библейскую, что впоследствии дало повод для подозрений со стороны нацистов, когда она вновь приедет в Германию в 1930-е годы. Пола Негри быстро овладела немецким языком, возможно, потому что с детства знала кроме польского и русского еще и идиш, либо просто понимала его. Тем более что происхождение ее матери Элеоноры Келчевской так и осталось загадкой.

Именно с Эрнстом Любичем Пола Негри в 1923 году отправилась в Голливуд, где подписала контракт со студией Paramount. Следует отметить, что первые успехи Полы на экране были связаны с новым течением в мире искусства – кубизмом. В моду вошел новый тип красоты – дамы с рублеными, не очень женственными, а скорее геометрическими фигурами. Кроме сцен танца живота в кинопостановке «Сумурун», актриса редко раздевалась в кино. Ее скорее укутывали в экзотические меха, она снималась в крупных шляпах геометрических форм, тюрбанах и модных по окончании Первой мировой войны низких налобных повязках, имитировавших бинтование ранений в голову. Она часто украшала себя колкими перьями хохолка цапли. Ей шел песец, мех шиншиллы, горностай. Но самой геометрически выраженной частью ее внешности было лицо с полу-славянскими, полу-иудейскими чертами, с выпуклыми скулами, модными в 1920 году. Подобный кубический тип лица был и у Асты Нильсен, знаменитой датской дивы немого кино. Но мода изменчива, она быстро меняет свою траекторию, и типаж Полы Негри к середине 1920-х годов вышел из моды. Ей пришлось продумывать новую форму лица и закрывать его набриллиантиненными локонами, стараясь придать ему более узкую и вытянутую кукольную форму.

В макияже Пола Негри часто пользовалась глубокими темными тенями, характерными для образа женщины-вамп, выбеливала лицо и нередко рисовала себе пикантную мушку – то над губой, то у глаза. Но главным ее «изобретением» был красный лак для ногтей. Введение его в моду в 1920-е годы в Голливуде, как правило, приписывают именно Поле Негри. Красные, или окровавленные, как говорила сама актриса, ногти были важным элементом образа женщины-вамп, кого часто играла героиня этой книги. Особенно запоминающимся костюмом Полы Негри был ее образ русской царевны Федоры в фильме «Москвичка» 1928 года, где она появилась в высоких сапогах-казаках из кожи белого цвета на каблуках, песцовой шубке в русском эмигрантском стиле с шапкой из меха белого песца. Этот головной убор потом повторила Джеральдина Чаплин в фильме «Доктор Живаго» (1965) и Барбара Брыльска в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром» (1976), что ввело подобный зимний головной убор в моду. Следует отметить, что Поле Негри также приписывают соперничество или даже вражду с Глорией Свенсон, другой голливудской дивой, американкой с европейским корнями. Обе были притчей во языцех, хедлайнерами модной кинопрессы, миллионершами и кинозвездами, известными своими любовными похпждениями. Одним из мужей Полы стал грузин из Батуми, самозванный «князь» Сергей Мдивани (1903–1936). Брак продлился 4 года, начался гламурно в 1927 году и окончился печально в 1931-м. Братья Мдивани, дети грузинского офицера царской армии, а их было пятеро – три брата и две сестры, попали в эмиграцию через Константинополь и самолично провозгласили себя князьями, так как это было очень модно в те годы. Атлетически сложенные, любившие конный спорт наездники, спортивные плейбои с кавказской внешностью, они отличались обходительными манерами и были известны рекордным количеством браков со знаменитыми и богатыми дамами в США, тем самым создав себе прозвище «женящихся Мдивани». Среди их жертв была и Пола Негри, богатая, успешная и верившая в искренние чувства молодого мужчины. Известен анекдот той поры: отец самозванных князей, Захарий Мдивани, любил повторять, что он единственный, кто унаследовал титул от своих детей. Но Пола либо не знала о подлоге с титулом ее молодого грузинского мужа, либо была сама соучастницей. К аристократам ее тянуло, как, впрочем, и ее конкурентку, Глорию Свенсон, ставшую однажды французской маркизой де ла Фалез де Кудрэ. Как бы то ни было, но после первой брачной ночи с «грузинским князем» Пола сообщила журналистам, что это ее настоящий брак по любви.

До этого брака Пола даже была помолвлена в Голливуде с Чарли Чаплиным, но предпочла красавца и звезду немого кино Рудольфа Валентино. Его слава в ту эпоху была всеобъемлющей. Валентино, бывший исполнитель танго, попал в кинематограф благодаря помощи всемогущей звезды немого кино, уроженки Ялты, Аллы Назимовой и был кумиром публики в 1920-е годы.

Научно-технический прогресс в искусстве и появление звукового кино жестко ударил по карьере всех голливудских звезд иностранного происхождения и даже по американских актеров, чья дикция или мелодика речи были не поставлены педагогами-речевиками. Так, в одночасье, великая звезда немого кино Пола Негри вдруг оказалась обладательницей забавного польского акцента. Ее акцент стал резать слух, и количество предложений к 1930 году резко сократилось. Конечно, такая участь постигла не только Полу, кино выбило из колеи и американок Глорию Свенсон, Клару Боу, Мэй Мюррей, русских актрис Ольгу Бакланову, Аллу Назимову и латиноамериканцев Раймона Наварро и Долорес дель Рио. Этот драматический поворот событий прекрасно показан в знаменитом голливудском мюзикле «Поющие под дождем» с Джином Келли и Дебби Рейнольдс в главных ролях. Прогресс в кино и приход звука больно ударил по американской кинокарьере Полы Негри, но на этом ее несчастья не закончились. Ее любимый грузинский муж Серж Мдивани резко потерял интерес к своей супруге в 1929-м, после биржевого краха на Уолл-стрит в Нью Йорке. Пола лишилась в одночасье всех своих сбережений – огромной суммы в 5 миллионов долларов, а также прославленного голливудского особняка в Беверли-Хиллз, замка в Рей-Серенкуре недалеко от Парижа и даже виллы на Французской Ривьере.

Перед лицом банкротства Пола Негри была рада принять предложение немецких коллег и отправиться на съемки в Германию, переживавшую канун рождения нацистской диктатуры. Главным аргументом в пользу возобновления немецкой карьеры была лояльность к Поле Негри немецкого зрителя, ее знание немецкого языка и мощная американская рекламная компания 1920-х годов, прославившая Полу на весь мир, как одну из самых значимых артисток немого кино. Новая глава в ее жизни началась неплохо. Премьеры фильмов окрылили Полу, и поговаривают, что ей симпатизировал сам фюрер после 1933 года. Циркулировали упорные слухи об их любовной связи, которые Пола Негри не только отвергала, но даже выиграла процесс против французского журнала, обвинившем ее в этом. Гитлеру нравились иностранные актрисы немецкого кино. Он благоволил к уроженке Тифлиса Ольге Чеховой, урожденной Криппер, ему нравилась шведская кинодива Зара Леандер и, конечно, жизнерадостная венгерская примадонна Марика Рёкк. А присутствие в нацистском Берлине Полы Негри стало бы красивым дополнением к этой драгоценной киноколлекции. Думается, что Полу устраивали и гонорары, и фильмы, и возможность полноценно работать. Но неясность с происхождением матери привлекла пристальное внимание к происхождению Полы самого Геббельса, который видел в актрисе еврейские корни, а в 1930-е годы это могло было грозить серьезными репрессиями и даже концлагерем. Поле Негри даже запретили сниматься в Германии, но ей удалось как-то обелить себя и отделаться легким испугом. Сам Адольф Гитлер отменил приказ своего министра пропаганды Йозефа Геббельса, но нацистская диктатура, естественно, ничего хорошего творческим людям не предвещала. Все же Пола снялась в Германии в эпоху нацизма в 8 кинокартинах, чаще всего в ролях русских аристократок.

Позже Пола Негри приняла верное решение и с началом военных действий вернулась в Голливуд в 1941 году, но прежнего успеха уже не добилась. Иные лица, типажи и сюжеты волновали американского зрителя в 1940-е годы. Предложений сниматься стало меньше, да и внешний типаж Полы не походил на востребованный временем стиль. Это время поющих див, вроде Дины Дурбин, Джуди Гарленд, Джинджер Роджерс, или роковых женщин, таких как Марлен Дитрих, Хеди Ламарр или Вероника Лейк. В 1943 году Пола снялась в комедии «Привет, Диддл-Диддл!» в эпизодической роли. В начале 1950-х она упустила шанс сыграть в фильме «Бульвар Сансет», где ей очень подошла бы роль стареющей и подзабытой звезды немого кино, мечтающей о возвращении на экран. Эту роль, вместо отказавшийся Полы, сыграла ее прежняя соперница Глория Свенсон и сделала это великолепно. Несмотря ни на что, кинокарьера Полы Негри продолжалась с перерывами, иногда очень значительными до 1964 года. Ее последним появлением на экране стал фильм «Лунные пряхи», не имевший большого успеха, и роль Полы была не главной. На пресс-конференции перед съемкой этого фильма она появилась перед камерами папарацци со своим партнером по картине – гепардом, чем произвела необычайный фурор.

Работа над книгой воспоминаний, которая лежит перед вами, явно скрасила последние годы жизни Полы. Она переехала в Техас, поселилась в Сан-Антонио и вела довольно замкнутый образ жизни. Кино осталось в прошлом, а каждодневная рутина пенсионерки давала ей весьма ограниченные жизненные радости. Она завещала свои архивы и личные вещи университету города Сан-Антонио и тихо скончалась в больнице 1 августа 1987 года. Уход этой яркой звезды немого кино не вызвал сильного резонанса в мировой прессе – уж слишком долго она не снималась…

В 1993 году польский режиссер Януш Юзефович загорелся идеей обессмертить красочную жизнь этой звезды в спектакле. Этот известный мюзикл потребовал 20 лет, чтобы технически реализовать проект в видео 3D. Для воплощения идеи были приглашены хореограф Барбара Деска и художник по костюмам Мария Бальцерек. Мировая премьера мюзикла под названием Polita прошла в 2011 году в небольшом польском городе Быдгощ. Полякам этот мюзикл очень понравился, но особенно большой успех он имел в 2014 году в Петербурге и Москве, где выдержал много успешных представлений на сцене Театра Российской армии.

    Александр Васильев, историк моды, 2022

Предисловие

Я не таким был с детских лет,

Как прочие; открылся свет

Иначе мне; мирских начал

В моих страстях не замечал[4 - Перевод Владимира Бойко.].

    Эдгар Аллан По «Один», 1829

В жизни неизбежно наступает момент, когда даже звезде экрана требуется привести в порядок свои воспоминания перед тем, как уйти в тень, скрыться от всеобщего внимания, посвятив себя собственной, частной жизни. Но ведь эта жизнь будет обязательно связана с ностальгией по прошлому, исполнена гордостью за собственные достижения, ну и конечно, сопряжена с памятью о случившихся неудачах.

В прошлом было опубликовано столько невероятных, порой скандальных историй, касавшихся глубоко личных моментов моей жизни, причем связанных как с моими триумфами, так и с трагическими событиями, что я зачастую задавала себе вопрос, причем с большой грустью: «А где же я сама во всем том, что написано? Где настоящая я?»

Все же, надо надеяться, именно мне надлежит высказать окончательное суждение о собственной жизни, поэтому оно должно быть исключительно правдивым. Все, что вы прочтете дальше на страницах этой книги, – это моя жизнь, такая, какой она была, и впервые о ней будет рассказано так, как я прожила ее в действительности.

Поскольку в дальнейшем, рано или поздно, я перестану быть в центре внимания публики, именно сейчас у меня есть возможность с помощью этих воспоминаний избавиться от того имиджа, того образа кинозвезды, под которым меня все до сих пор знали, и стать наконец самой собой, то есть той, кем я всегда и была, хотя это поневоле скрывалось за ярким фасадом гламурности и экзотичной внешности.

Пола Негри, 1920-е годы

Глава 1

Я была маленьким лебедем и скользила где-то сквозь густую, насыщенную зелень, но вот где именно, совершенно непонятно. Может быть, на пруду в Саксонском саду – огромном парке в центре Варшавы. Или в лесной чаще в окрестностях города Липно. Или в бархатном полумраке огромной сцены варшавского Императорского театра. Откуда-то сверху, из невообразимой вышины, мне озаряли путь снопы яркого света – то ли солнечные лучи, пронзавшие кроны сосен, то ли постоянно следовавший за мной луч театрального прожектора. Да только какая разница? Не все ли равно? Ведь я все кружусь и кружусь, выбрасывая ногу вперед и возвращая ее назад; я вращаюсь вокруг своей оси, ни на йоту не сходя с начальной позиции. Первое фуэте, второе, третье… – я же лебедь, Лебедь! – тридцатое фуэте, тридцать первое, тридцать второе фуэ… И вдруг – голос: «Пола, пора вставать! Уже пора, Пола! Слышишь? Скорей, надо выходить. Ведь почти шесть!» В окружавшую меня тьму протянулась рука, она нежно тормошила меня, перенося через мириады световых лет в унылый, тусклый, серый мир раннего варшавского утра. Поморгав, я открыла глаза, вгляделась в прекрасное лицо своей матери. В бледном свете обычного, хмурого дня на нем пролегли тени, и уже ясно, что яркого, сверкающего восхода солнца сегодня не будет. Правда, в центре маминых голубых глаз трепетали крошечные огоньки, это отражался единственный источник света в комнате – маленькая вотивная свеча перед образом Ченстоховской Божией Матери.

Я поднялась, умылась ледяной водой, которую мама уже принесла от колонки во дворе. Мы очень спешим, и нет времени подогреть ее. Позже, уже в театре, в гримерной, я включила горячую воду, с наслаждением умылась под теплыми струями. О, театр! Сегодня, должно быть, самый счастливый день в моей жизни. Но тут я увидела, как мама старается разгладить ненужную складку на своем поношенном платье, и сразу все поняла: ведь на самом деле там нет никакой складки. Я ни разу не видела, чтобы мама плакала. Вместо этого она начинала разглаживать невидимую складку на платье… Или улыбалась. В Липно, где я родилась, мамина улыбка была всем знакома, да и как иначе: зарождаясь, подобно жаркому огоньку, она растекалась по всему ее лицу, заполняя собой даже мельчайшие морщинки вокруг глаз. Костюм, который мне нужно надеть для представления, висит на крючке, прямо на стене. У нас дома нет ни платяного шкафа, ни гардеробной: мы вешаем всю одежду на вбитые в стену гвозди. Из-за этого наша небольшая комната на чердаке всегда выглядит так, будто мы вот-вот отправимся куда-то в путешествие, да только мы никуда не уезжаем. «Теперь все изменится», – подумала я. Ведь я уже зарабатываю деньги, выступая в балете, поэтому теперь все совершенно точно изменится. Для девятилетней девочки месячное жалованье в пять золотых рублей (около десяти американских долларов[5 - Пола Негри всюду пишет, что цифра в рублях равна удвоенной цифре в долларах. Но когда после денежной реформы 1897 г. в России был введен золотой стандарт, курс рубля по отношению к доллару составил 1,94 (по данным 1909 г.). Правда, во время войны, в 1915-м, за доллар давали 6,7 рубля, а в 1917-м – 11 рублей!]) – это очень немало, вполне достаточно, чтобы мир вокруг изменился! Я даже собралась подбодрить маму, поделившись с нею своей радостью, однако решила смолчать, завидев тихую грусть на мамином лице. И ее сегодняшняя печаль не имела отношения к недостатку денег…

Мутный серый свет пасмурного октябрьского утра вливался через наше единственное окно, затмевая собой возникшее было чувство просветленности, исходившее от лампады перед образом Девы Марии. Она – королева Польши, наша заступница и покровительница, она – источник не меньших чудес, чем происходят в Лурде. И лишь она одна способна спасти нас от царской власти.

Три года назад мы с мамой взбирались по крутым ступеням, которые вели из нашего района в более богатые кварталы Варшавы. Эта часть города раскинулась во всей своей барочной красе на природной террасе, что возвышалась над набережной Вислы. В то утро нам согревали спины жаркие лучи солнца, вставшего над Прагой, варшавским районом на восточном берегу реки. Для начала паломнической процессии ожидалась прекрасная погода.

Люди со всех концов Варшавы заполнили Замковую площадь. Толпа такая плотная, что нельзя двинуться ни вперед, ни назад. С самого верха высокой колонны в центре площади ее благословлял король Сигизмунд, осеняя всех крестом в правой руке. Под куполом колокольни костела Святой Анны уже раздавался торжественный колокольный звон. Но как мы с мамой ни старались пробиться внутрь этой церкви, все было напрасно. Казалось, что даже на коринфских колоннах ее портала и на самом портике было черным-черно от верующих. Так важно было для всех, чтобы архиепископ дал им свое благословение перед началом паломничества.

Мне всего шесть лет, поэтому я мало что могла увидеть, разве что рубахи кругом да бока пришедших, исполненных радостью и духовным стремлением. Вдруг меня подхватили чьи-то руки, какой-то рослый мужчина водрузил меня к себе на плечи. Все вокруг засмеялись. Даже моя мать улыбнулась, хотя ни на секунду не ослабляла усилий, чтобы пробиться поближе ко входу в церковь. А я была в полном восторге от вида, открывшегося мне с высоты. Я теперь могла обозреть все вокруг: и сам костел, и короля Сигизмунда на колонне, и здание королевского дворца, и фасады выходивших на площадь старинных домов, покрашенных кремовой, бежевой и желтой краской, с покатыми крышами из розовой черепицы. Тут распахнулись двери костела, и перед всеми появился старый-престарый архиепископ. Его все очень уважали, и толпа тут же стихла, охваченная чувством почтения, смирив свое радостное возбуждение. Все сразу сняли шляпы, и меня ссадили на землю. Все в огромной толпе, с охами и вздохами, опустились на колени, после чего воцарилась полная тишина и стал слышен дрожащий, старческий голос священника, который благословлял нас, желал счастливого пути и божьей помощи в нашем святом паломничестве. Это означало, что официально началось паломничество в Ченстохову[6 - Город на юге Польши, главный духовный центр Польши и место паломничества, связанное с Ченстоховской иконой Богородицы. – Прим. ред.]. Все поднялись с колен с не меньшей радостью в душе, чем прежде, хотя теперь у этого чувства возникло иное качество: это была радость душевного спокойствия, умиротворенности, а не общая взбудораженность, которая только что чаще всего выражалась в бурном, безудержном хохоте.

Дрожащей рукой архиепископ поднял золотой пастырский жезл, увитый алыми лентами. Толпа тут же расступилась перед ним, и он пересек всю площадь, ведя за собой процессию по улице Краковское предместье. Сразу за ним шествовали священнослужители в белых, обшитых кружевами одеяниях, они размахивали кадилами, украшенными драгоценными камнями. Дальше шли мальчики-хористы, которые держали ярко расписанные транспаранты, прославлявшие Непорочное Зачатие и возвещавшие об Успении Пресвятой Девы. Следом двигались еще и крепкие молодые люди, они несли скульптурные изображения Мадонны в восхитительных одеяниях, похожие на огромных кукол, и я даже мечтала поиграть с ними. Кстати, я снова смогла все разглядеть благодаря своему безвестному кавалеру, который снова посадил меня к себе на плечи. Мама поглядывала на меня, нерешительно улыбаясь. Она обычно проявляла куда бо?льшую осторожность при общении с незнакомыми людьми, однако в этот раз ее успокаивал религиозный характер нашей процессии. Хор шел далеко впереди нас и пел церковные гимны, и их подхватывали остальные паломники, но до нас они долетали будто эхо из разных частей процессии, а затем эти же гимны слышались откуда-то позади нас. Когда я оглянулась, то увидела бесконечную людскую толпу до самого дальнего предела. Когда я вспоминаю, как впервые ощутила великолепие большого города, так сильно отличавшегося от сельского пейзажа в окрестностях моего Липно, где я родилась, в памяти возникают образы того дня и процессии, двигавшейся по улице Краковское предместье. Вокруг высились дворцы и храмы, там и университет, и здание правительства, и костел Святого Креста, где замуровано в колонну сердце Шопена. Правда, в моем тогдашнем возрасте, пожалуй, более важным казалась улица, где продают кофе мокко и сбитые сливки… Конечно, я видела все вокруг – и мрамор, и скульптуры, и колонны, и песчаник, и известняк, однако я могла с наслаждением думать только об одном – какие на этой улице пирожные! И еще – какая же я голодная! С прошлого вечера мы с мамой еще не имели ни крошки во рту. Мама исповедалась и причастилась, а потому самым решительным образом была настроена на то, чтобы наше паломничество началось в состоянии благодати. Правда, я в тот год еще не приняла первое причастие, однако мама решила, что и мне будет не вредно пребывать в таком же состоянии. Ведь нам нужно было просить Мадонну о таком, что было куда важнее, чем какая-то там еда… Я понимала, что Она конечно же обязательно поможет нам. В такой прекрасный день просто никак нельзя было отказать нам с мамой в совершении любого чуда.