Трясина

– Вот пустяки, – шёпотом ответила Катарина, натягивая конец шали на Марселя и, зябко поёживаясь, прижалась к нему как можно крепче. – Что уж поделать, раз Господь сотворил женщину для заботы о малышах, мужчинах да хозяйстве.

– Говоришь, словно занудная кумушка или кюре на воскресной мессе, – хмыкнул Марсель. – Вот незадача, мать, наверное, хватится тебя?

– Вовсе нет, – равнодушно сказала девочка. – Она наверняка проведёт ночь с Силачом. Я видела, как они поглядывали друг на друга.

– Стало быть, он доводится тебе отцом? – приподнявшись на локте, спросил Марсель.

– Вот дурачок, – хихикнула Катарина. – Я знать не знаю своего папашу. Думаю, это кучер прежних хозяев. Мать часто его поминала.

– Но… но ведь только муж и жена могут проводить ночь вместе.

Катарина не ответила, но помолчав, задумчиво произнесла:

– Наверное, когда у людей есть свой дом, они могут пожениться. А если нет своего угла, пожалуй, кюре не согласится на венчание.

Теперь в раздумья погрузился Марсель.

– Погоди, Кати. Но ведь Папаша Ястреб был женат на Мари.

– Вот глупый. Они поженились ещё в молодости, когда у них был дом. Знаешь, Марсель, я слышала, как Креспен рассказывал об этом. У них и впрямь был маленький уютный домик возле леса. И Папаша Ястреб служил у знатного господина. Он охранял его охотничьи угодья. Но однажды сын сеньора заявился домой после долгого отсутствия и, увидав Мари, совсем потерял голову. Не знаю, что уж там случилось, но сеньор не стал слушать жалобы Креспена. А его сынок всё больше наглел. И как-то раз он отправил Рауля проверять силки, а сам завалился в его дом, зная, что Мари одна. Но у Креспена душа была не на месте. Он бросил все дела и вернулся. Видно, сеньор совсем разошёлся, и бедняга Ястреб убил его!

– Силы небесные! – воскликнул мальчик, осеняя себя крестом. – Неужто Рауль – убийца?! Но ведь его должны были казнить за преступление.

– Ещё бы! – вцепившись в рукав друга, свистящим шёпотом ответила она. – Но Мари уговорила его бежать. С тех пор они шатались по дорогам, пока не встретили Базиля. Он-то и надоумил Креспена стать метателем кинжалов. Папаша Ястреб обладал метким глазом и ловкостью. Ах, Святой Иезекил, как же он убивался, когда бедняжка Мари померла.

Марсель откинулся на солому и, размышляя над услышанным, молча смотрел на потолочные балки. Ну и история, точь-в-точь похожа на сказку или жалостливую песню о любви, смерти и разлуке. Пожалуй, у него пропала вся охота заснуть. Однако поступок желчного и мрачного Рауля вызвал у него уважение. Стало быть, ему повезло служить под началом такого смельчака.

– Кати… ты спишь, Кати?

– А… – сонно выдохнула Катарина.

– Послушай, Кати. Вот увидишь, когда я вырасту, непременно стану таким же смелым и ловким, как Папаша Ястреб.

– Угу, – сонно пробормотала девочка, обнимая Марселя за шею и свернувшись калачиком.

На рассвете бродячие актёры покинули городок, и маленький беглец Годар вовсе не прослезился при этом. Ему некого и не о чём было жалеть.

Журдены хватились своего подопечного в день его пропажи, подивившись, что он не явился к ужину. Николя Журден битых два часа бродил по перелеску с факелом в руках, громко выкликивая мальчика. Мамаша Журден обошла всех ребятишек, но оказалось, что с полудня Марселя никто не видел. Он же всегда пас птицу в стороне, не желая проводить время в обществе других юных пастушков. Элиза была не на шутку испугана. Силы небесные, пропало ещё три гуся, может, мальчонка отправился искать их и заплутал в лесу?

– Проклятье! Если так, то мальца могли разорвать дикие звери или он, чего доброго, потонул в реке.

– Ай, – воскликнула Элиза. – Помилуй Господь! Наша речка по пояс даже малому дитя, как он мог потонуть?

– Мог оступиться да удариться головой о камень, – уверенно заявил муж.

– Вот горе! Пожалуй, сеньор Годар велит нас повесить! – заголосила Элиза.

В бесплодных поисках прошёл ещё день. Тугодумам Журденам ни разу не явилась мысль, что Марсель попросту сбежал. Супруги оставили детей на попечение соседей и с серыми от страха лицами, стуча зубами, отправились известить сеньоров.

Огюстен Годар сполна насладился видом унижено молящих о снисхождении крестьян. Он хмурил брови и многозначительно постукивал пальцами по столу. Хотя эта новость ничуть его не тронула. Признаться откровенно, он даже испытал облегчение. Редкие мысли о нелюбимом сыне вызывали у него досаду сродни угодившей в палец занозе. Теперь же нет нужды вечно плести выдумки о первенце, якобы отданном на обучение. Помучив нерадивое семейство Журден тяжёлым взглядом и устрашающим молчанием, Огюстен Годар приказал им навсегда позабыть об исчезновении мальчика и выплатить двести пятьдесят экю серебром. Супруги, что не чаяли унести ноги живыми, славили всех Святых и милосердного сеньора Годара. Только по дороге домой они поняли, что плата сеньору сожрёт все их сбережения. Стало быть, годы, потраченные на господского сынка, пошли прахом.

Огюстен поднялся в спальню жены и благодушно погладил светловолосые головки двух девочек-погодок, что бросились ему на встречу. В родстве этих крошек он не сомневался ни секунды. Манон, ещё больше раздобревшая, склонилась над колыбелькой младшего сына. Да, этот ребёнок не был таким крупным и здоровым, как его старший брат, зато грубые черты отца и белёсый пушок на голове являлись неоспоримым доказательством родной крови.

– Послушай, дорогая, – сделав вид, что огорчён, бросил Годар. – Я принёс печальную весть. Надеюсь, у тебя хватит сил принять неизбежное?

– Что случилось? – приподняв бровь, спросила Манон.

– У меня сейчас были эти недоумки Журдены. Видишь ли, милая, к прискорбию, наш Марсель утонул в реке.

Женщина приоткрыла рот и быстро перекрестилась. Она тупо уставилась себе под ноги, перебирая пальцами бахрому шали. Верно, сейчас ей надлежит зарыдать или лишиться чувств, но она, как и супруг, испытала лишь облегчение. И теперь не знала, как себя повести, чтобы сохранить достойный вид. Помедлив, Манон поднесла к глазам платочек и громко всхлипнула.

– Да, это большая утрата, – постным голосом произнёс Огюстен. – Завтра я закажу заупокойную мессу. Хм, пожалуй, следует вышвырнуть старые кости Бирнов из фамильного склепа… хотя нет, в некотором роде это и наша родня. Знаешь, недурно иметь склеп с целой кучей знатных покойников. Это придаёт солидности. Я попросту прикажу поместить туда гроб и плиту с именем нашего дорогого Марселя, упокой Господь душу невинного ангелочка.

Глава 7

Холодная и снежная зима оказалась довольно сурова к бродячему цирку Базиля. Угли и дрова поднялись в цене, как и плата за ночлег. А зрители, напротив, стали весьма скупы и прижимисты. Поглазев на представление, притоптывая ногами и стуча зубами от холода, они еле-еле расставались с парой медных монет, что терпеливо собирала Катарина в старую шляпу хозяина. Когда кто-то из зевак замечал, что не будь малышка такой хорошенькой, он не дал бы и одного су, девочка вспыхивала от гордости. Стало быть, и от неё есть толк. Бедняжка Ангелочек никак не могла смириться со своим актёрским провалом. Надежда хозяина вырастить из неё вторую Оливию рассыпалась, как трухлявое дерево. Катарина панически боялась высоты. Она могла ловко и грациозно пройтись по лежащей на земле верёвке, но стоило натянуть злосчастный канат всего лишь с полтуаза[7 - Французская единица длины, использовавшаяся до введения метрической системы. В основе меры лежит расстояние между кончиками пальцев вытянутых рук человека] высотой, как девочка белела от страха и начинала так жалобно причитать, что казалось, заставит зарыдать камень. Оливия закатывала глаза и взмахивала руками, хозяин хмурился и вздыхал, а Катарина, запутавшись в юбчонках, падала на землю, задирая ноги в полосатых грубых чулках выше головы. А после, кое-как отряхнув жалкую одежду, она бежала к Марселю за утешением. Эта парочка стала и вовсе неразлучной. Актёры лишь добродушно зубоскалили и отпускали нескромные шуточки. Однако ребятня не промах: вечно норовят устроиться на ночлег в обнимку.

Несмотря на скудную еду, холод и постоянное блуждание по дорогам, Марсель ни по чём бы не променял теперешнюю жизнь ни на какую другую. Только угодив к бродячим циркачам, он, наконец, почувствовал себя не пришлым чужаком, а частью этой странной и разношёрстной семейки. Ему нравилось, что в ней царила настоящая взаимовыручка и искренняя забота друг о друге. Хотя, сказать откровенно, воспитатели из актёров Жозефа Базиля были никудышными. Речь их была грубой, манеры оставляли желать лучшего. Марсель и Катарина спокойно сыпали бранными словечками, хохотали над непристойными шутками и были достаточно осведомлены о любовных отношениях мужчин и женщин. По счастью, детский возраст избавлял их от слишком жгучего интереса, им было достаточно зарыться в солому и прижаться друг к другу, стараясь согреться в зимнюю ночь.

Чем жёстче суровая повелительница снежных бурь вступала в права, тем охотнее Марсель ждал уроков Папаши Ястреба. Право же, когда стоишь, затаив дыхание, прижавшись спиной к деревянному кругу и едва успеваешь заметить летящий кинжал, пот градом льётся по лицу, и кровь весело бежит по жилам, да так бойко, что от разгорячённого тела того и гляди повалит пар. Вот это дело! Ему всегда нравилось ощущение риска, и как же глуп он был прежде, что ради него готов был прыгать в убогую речушку или взбираться на мельничное колесо. Словом, Марсель чувствовал себя совершенно счастливым, если бы ещё Креспен был чуть поласковей со своим подопечным. Но Папаша Ястреб вовсе не собирался проявлять к мальчику даже мало-мальского интереса. Он лишь скупо давал мелкие поручения, бросал едкие замечания о нерасторопности Марселя и делал вид, что едва терпит навязанного ему помощника. Хотя иногда он растягивал узкие губы в одобрительной улыбке, но встретившись взглядом с мальчонкой, мигом хмурился и принимался отчитывать его за нерадивость. Но Марсель лишь пожимал плечами. Что поделать, раз уж Креспен такой нелюдимый и мрачный человек?

Теперь парнишка не кусал губы от волнения, как в первый раз, когда вышел на наспех сооружённый помост на рыночной площади. Кажется, тогда он больше испугался глазевшей на него толпы зевак, чем летящих в него ножей. Зато после выступления, Марсель так гордился собой, что, задрав нос, оступился и кубарем скатился со ступеней помоста, едва не разбив голову. И несколько дней выслушивал нелестные замечания Папаши Ястреба.

– Вот бестолковый! Ты ещё глупее, чем я думал! – ворчал Креспен. – Куда это годится выходить к публике с эдаким украшением на лбу? Чего доброго, вообразят, что я неловкий простофиля, и вместо деревянного круга угодил бедному мальцу прямо в голову. Да повяжи ты, чёрт тебя возьми, хотя бы платок, чтобы прикрыть рану! Слава Господу, ты не расквасил свой нос, что так старательно задираешь. Иначе меня и хозяина непременно упекли бы в тюрьму! Даже не проси больше учить тебя ремеслу. Ты, видно, уродился криворуким и туповатым.

Да пусть себе ворчит. Зато Муха со смехом похлопал его по плечу, рыжий Колен одобрительно присвистнул, Силач потрепал по волосам. А Красотка Лиза заботливо приложила к ссадине тряпицу, смоченную сидром.

Почти в конце зимы на бродячих циркачей посыпались несчастья. Словно ледяная госпожа решила напоследок вдоволь поглумиться. На одном из выступлений рука Мухи соскользнула с промерзшей опоры, и бедняга рухнул вниз, здорово повредив ногу. Видно, Святые покровители в последний момент сжалились над смешливым парнем; по крайности, он не разбил голову и не свернул себе шею. Но о своих трюках ему пришлось забыть надолго. Пролежав пластом больше недели, Ксавье стал ковылять, опираясь на две грубо выструганные палки, ежедневно жалуясь, что из-за паршивой хромоты лишился выступлений.

– Не гневи Господа, дурачок! – убеждала Лиза. – Ты достаточно молод, чтобы всё зажило, словно на бездомной собаке. Подумаешь, горе. Сиди смирно да помогай мне помешивать суп. Всё лучше, чем бубнить себе под нос и жаловаться.

Но едва славная компания облегчённо вздохнула, что парень остался жив и через несколько месяцев вполне оправится, как хворь напала на Ангелочка. Видно, Катарина успела здорово застыть в своей плохонькой накидке из полушерстянки, когда сновала в толпе, собирая плату. Снег тогда валил, словно пух из рваной перины. Девочка металась в бреду, личико её раскраснелось, нежные губы потрескались от жара. Чудесные локоны взмокли от пота, она тихонько стонала, не в силах открыть глаза. А вскоре Кати и вовсе ослабела настолько, что даже поднесённая ко рту вода проливалась мимо. Заплывшие глаза Лизы то и дело наполнялись слезами. Марсель и вовсе неотлучно сидел возле подружки, вцепившись в её безвольные горячие пальцы. Если бы не суровый окрик Папаши Ястреба, он и головы бы не повернул.

– Вот паршивец! – шипел Креспен. – Ты и так достаточно просидел на одном месте. Если твой зад слишком отяжелел, я мигом позову Силача, чтобы он помог тебе его приподнять. Мне самому от души жаль девчонку. Но вряд ли ей поможет твоё сопливое участие. Давай-ка, умой свою нахальную рожу, да надевай костюм для представления. Пара монет за наши трюки принесёт Ангелочку куда больше пользы.

Марсель горестно вздыхал, но ведь Креспен прав. Хозяин истратил деньги на лекаря для Мухи. Их выступления и без того стали короче некуда. Оливия не может балансировать на ветру и в придачу её обольстительным ножкам, на которые так откровенно таращатся и простые горожане, и сеньоры, грозит примёрзнуть к канату. Или чего доброго, блестящий от тонкого слоя льда канат и вовсе станет причиной гибели юной красотки. Теперь ей придётся вместо Катарины бродить в толпе со шляпой. Хмурый Ксавье еле скачет, опираясь на самодельные костыли. Остались только Колен, Силач да Папаша Ястреб. Ну а короткое выступление не сулит щедрой оплаты. И все решили отказаться от ужина, лишь бы набрать денег на лекаря для несчастного Ангелочка.

Однако визит важного господина Рене Мелюара окончательно поверг всю компанию в унылое отчаяние. Малышка Кати очень плоха. Если она переживёт эту ночь, стало быть, Господь проявил милость. Но после ей непременно надо достать хорошей еды. Крепкого бульону, курятину и непременно приличного вина, что разгоняет кровь. Да и не позабыть всыпать в него корицы. И конечно, уложить девочку на тёплую перину и беречь от сквозняков.

Силы небесные, на это надо уйму монет! Им сроду столько не собрать! Да возьмись они выступать с утра и до поздней ночи, и то вряд ли осилят хотя бы четверть назначенного лекарем. Марсель закусил губу, стараясь сдержать слезинки, что подступали к глазам.

– Ну, вот что, – хмуро бросил Папаша Ястреб. – Я могу заложить кинжалы. Другого выхода нет.

– Вы ума лишились, Креспен?! Вы вовсе оставите нас без представлений. Мы не спасём Ангелочка и вдобавок протянем ноги сами.

– Пожалуй, я наймусь к булочнику таскать мешки с мукой, – задумчиво покусывая усы, произнёс Силач.

– У него есть, кому выполнять эту работу, – обречённо кивнул Колен. – Да и платит он всего по полтора су за мешок.