Дитя нуайяд

– Ты что, считаешь, его надо оставить валятся на земле?

– Ну и что? Думаешь, когда мы станем помирать, кто-то бросится за лекарем?

– Заткни пасть и помоги. Я не желаю, чтобы этот парнишка являлся мне по ночам и укорял, что я оставил его подыхать на улице.

– Крысу тебе в штаны, ? буркнул Хворостина. Но не решился ослушаться и, кривясь, помог товарищу поставить незнакомца на ноги.

Теодор обмяк, словно тряпичная кукла, и приятелям пришлось буквально тащить его волоком. Задыхаясь от натуги, Хворостина пробормотал:

– Куда ты собрался его приволочь? Я уже рук не чувствую. Этот оживший мертвяк слишком тяжёлый.

– Куда я могу его привести? Конечно же, к мамаше Бернадет. Она лучше знает, что делать.

– Очень умно! Получим лишнюю пару затрещин. И всё из-за тебя, крысу тебе в штаны.

– Отстань ты со своей крысой! Вечно поминаешь, что случилось сто лет назад. Кто знал, что крысёнок цапнет твой тощий зад? Я просто хотел пошутить.

Переругиваясь, приятели продолжали волочь впавшего в забытьё незнакомца, не заботясь, что голова несчастного мотается из стороны в сторону, а башмаки того и гляди сползут.

Оказавшись в сумраке грязной и захламлённой прихожей, мальчишки бесцеремонно опустили свою ношу прямо на пол.

– Что-то рановато вы явились, бездельники! ? послышался рассерженный голос, и в сумраке прихожей показалась старуха.

– Э-э-э-э… да это всё Беспалый… ? пробормотал Хворостина, благоразумно отступив к двери.

– Что ты там мямлишь, худосочный недоумок? ? бросила она. ? Чёрт возьми, вы приволокли мешок тряпья?

– Послушай, мамаша Клодин, ? начал более смелый Беспалый. ? Мы шли на промысел, как ты и приказала. Но не успели пройти и половины дороги, как буквально наткнулись на парнишку. Он валялся прямо на земле и, сказать по совести, мы приняли его за мертвяка. Но он ещё дышит и даже пытается пищать. Вот мы и подумали…

– Захлопни пасть, сколько раз напоминать, что в этом доме думать могу только я! ? рявкнула старуха. ? Не знаю, задать ли вам хорошую трёпку сейчас и позже. С каких пор я завела богадельню для дохляков? Эй, Хворостина, принеси свечу, хочу убедиться, что у Кривого Жака стало на одного щенка меньше.

Когда найдёныша перетащили в комнату и кое-как уложили на тощий тюфяк прямо на полу, мамаша Бернадет оглядела его пронырливыми глазами и покачала головой:

– Хм, сдаётся мне, что сопляк не из тех, кто работает на Кривого. Эй, Беспалый, сбегай-ка за Жоффреем.

Спустя полчаса на пороге показался мужчина в мятой шляпе, сидящий на грубо сделанной подставке с колёсами. Он неторопливо подъехал к лежащему в забытьи найдёнышу, бегло осмотрел и приподнял его вялую кисть.

– Что скажешь, Паук? ? бросила мамаша Бернадет.

– Откуда у тебя этот парень, Клодин?

– Мои недоумки нашли его на улице.

– Ну что же, красотка, то, что этот соплячок не подручный Кривого, видно сразу. Мальчишка из благородных. Могу сказать это с точностью, просто взглянув на его холёные руки. Удивительно, что ты сама не обратила внимания. Даже по его потрёпанной куртке ясно, что это не костюм простолюдина. Одни только пуговицы потянут на шикарный ужин в таверне для дружной компании. Вот что я скажу тебе, мамаша. Это господское дитя, должно быть, его родителям отрубили башку или повесили. Ты же знаешь, что господа сейчас набросились друг на друга. Чего удивляться, если самому королю свернули шею. Судя по его плачевному виду, парнишка дал тягу, но господское дитя слишком изнеженно. Смотри, его одежда влажная, а дождя, как ты знаешь, не было уже несколько дней. Возможно, он упал в реку, спасаясь от преследователей.

Старуха уважительно взглянула на собеседника. Уж чего-чего, а голова у пройдохи Жоффрея соображает отлично. С таким умом можно прожить и без ног.

– Да… ? протянула она. ? Но что мне с ним делать? Он весь горит. Не удивлюсь, если отдаст Богу душу к вечеру.

– Не будь дурой, Клодин, ? хмыкнул гость. ? Если парень помрёт, то говорить не о чем. Но если выживет, то выгода выйдет недурная. У него может быть родня. Неужто господа пожалеют деньжат за спасение сопляка? А если никого не осталось, то твоя армия пострелят пополнится новым воякой. И ко всему, мальчонка прехорошенький. Я мог бы обучить его своему ремеслу. Вообрази только, разве можно заподозрить в краже такого ангелочка?

Клодин Бернадет на минуту задумалась, её пронырливые глазки сверкнули жадностью.

– Эй, лентяи! Поставьте греть воду да тащите сюда мою настойку. Да, поройтесь в узле для старьёвщика. Надо переодеть мальчонку в сухое.

Получив по оплеухе, Хворостина и Беспалый юркнули прочь. Меж тем Теодор вновь застонал, и старуха, смочив видавший виды платок, отёрла его пылающее лицо.

***

Юный герцог и сам не знал, сколько дней он метался в жару и забытьи. Лишь изредка ощущал на лбу спасительную прохладу от влажной тряпицы да жадно приникал потрескавшимися губами к стакану с водой. В его ногах лежал нагретый камень, и источенное молью одеяло покалывало кожу. Ненадолго приходя в себя, он совершенно не понимал, где находится и довольствовался лишь тем, что пока ещё жив, а стало быть, исполняет материнский приказ. Когда он начинал бредить, мамаша Бернадет склонялась к его лицу в надежде, что по отрывистым фразам сможет разузнать о найдёныше куда больше чем прежде. Но больной почти всё время звал мать да бормотал молитвы.

– Ну и дела, – пожимала плечами старуха. ? Сроду не видала паренька, что вечно поминает Господа. Словно мы священника приютили. Как думаешь, Жоффрей?

– Оставь, Клодин, ? отмахивался Паук. ? Господа вечно таскают своих отпрысков на службы. Главное, чтобы он не попался на глаза Кривому Жаку. Ему вечно достаётся самая шустрая ребятня и самые смазливые шлюхи. Возможно, Господь решил и о нас позаботиться.

Пожалуй, сильнейшая простуда, вызвавшая лихорадку, легко уморила бы несчастного беглеца. Но герцогиня Борегар не зря решилась отправить сына в рискованный побег. При всей своей материнской любви к старшему сыну женщина от души надеялась, что упрямый нрав, ум и отвага помогут Теодору выбраться из любой переделки. Утончённая внешность мальчика могла ввести в заблуждение любого, кто его видел. В свои годы он весьма уверенно держался в седле и недурно владел шпагой. Но к досаде отца, солидного грузного господина Шарля, слишком много времени проводил за играми со сверстниками, которые, увы, вовсе не принадлежали к знатным фамилиям. Герцог сетовал, что сын носится по перелеску словно простолюдин в окружении деревенских ребятишек. Но красавица Мари-Аньес лишь одаривала супруга чарующей улыбкой и заявляла, что Теодор растёт настоящим мужчиной. Что дурного, если мальчик предпочитает свежий воздух душной комнате особняка? По крайности, он здоров и с его немного смуглого лица не сходит румянец. Он достаточно гибок и ловок и вовсе не похож на манерных капризных отпрысков знакомых.

– Уверяю вас, дорогой, ? ворковала она. ? Если Тео окажется посреди леса ночью, то с лёгкостью устроит себе ночлег, раздобудет еды и счастливо избежит встречи с диким зверем.

– Ах, любовь моя! Вы говорите ужасные вещи! ? возмущался Шарль. ? С какой стати герцогу Борегару ночевать в лесу, да ещё и в одиночестве? Даже если в поездке случится поломка экипажа, уж, наверное, лакеи сумеют позаботиться о хозяине.

Но герцогиня лишь кокетливо приподнимала бровки, и господин Шарль мигом прекращал спор. Он был в летах и буквально обожал свою юную супругу. И под вечным покровительством матери Теодор не знал отказа ни в чём и продолжал вести себя так, как считал нужным. Конечно, он любил и уважал отца, но невидимая нить связывала его с матерью гораздо прочнее. Известие о казни герцога потрясло мальчика до глубины души. Он никак не мог представить, что такого порядочного и благородного человека, как Шарль Борегар, могли повесить, словно жалкого воришку. Теодор испытывал смешанные чувства: ненависть к убийцам и страх за мать и брата, и до конца не верил, что их всех коснётся карающий меч Конвента. В его голове не укладывалось, как можно нарушить верность королю! Пожалуй, кюре совершенно прав, господа, что учинили подобное, ? посланники ада. Иначе как объяснить преступления, которые они творят? В течение короткого времени в голове у мальчика всё перемешалось и превратилось в один затяжной кошмар, где правила смерть и творилось беззаконие. На его глазах рухнул целый мир, казавшийся незыблемым. Он не смог бы точно воспроизвести все события, ибо память запечатлела лишь отрывки, что врезались в неё навечно. Грубые солдаты, вышвырнувшие семью герцога из особняка, едва ли не пинками погнав по улице. Висящий в петле кюре из часовни святого Марка. Отчаянные крики баронессы де Моруа, что вцепилась в камзол супруга и не давала солдатам увести его. Один из них ударил женщину мушкетом, и несчастная упала на развороченную копытами лошадей землю, обливаясь кровью. Юная кузина Дениз, что, оказавшись в забитой до отказа тюремной камере, буквально спустя одну ночь начисто утратила рассудок и с совершенно пустым взглядом сидела на одном месте, покачиваясь, словно заводная игрушка. И лишь изредка она принималась плакать, жалея, что сильный дождь побил в саду гортензии. Теодор даже не мог вспомнить, когда его и ещё нескольких человек переправили на старый корабль. Тогда же умер младший братишка. Франсису едва минуло четыре года. Кажется, именно в тот момент ему показалось, что мать сошла с ума, как бедняжка кузина. Она не проронила ни слезинки, её тонкое лицо будто окаменело.

– Никому не говори, что брат мёртв, Тео. Когда принесут еду, возьмёшь его порцию себе. Франси она больше не нужна, а ты должен выжить. ? Теодор едва и сам не сошёл с ума, услышав эти слова из уст герцогини и в придачу произнесённые ровным тоном. Словно речь шла о чём-то обыденном.

И теперь, лёжа в жалкой конуре в дальнем и бедном квартале Парижа, юный герцог отчаянно цеплялся за жизнь, борясь с сильнейшей простудой и постоянными кошмарами, возникающими в отяжелевшей от жара голове. Спустя две недели он наконец открыл глаза и с удивлением обвёл взглядом закопчённые стены, заляпанное грязью оконце под самым потолком, облезлый комод и стул, на котором дремала старуха, укутанная в побитую молью шаль. Заслышав шорох, она подняла голову и, легко вспорхнув со стула, подошла к лежанке.

– Глазам не верю! Младенчик, а ты оказался куда крепче, чем мы думали. Вот умора! А я уж собиралась отправить Беспалого за поминальным веночком. Вчера ты был совсем плох. Скажу тебе по совести, дохляк, ты здорово меня удивил. Наверное, тебя поили молоком кобылицы. Я видала мужчин, что, прометавшись в лихорадке, всего через три дня отдавали Богу душу.

– Где я? Кто вы, мадам? ? облизнув потрескавшиеся губы, пробормотал Теодор.

– Ха! Взгляните на него. Мадам! Со смеху помрёшь. Сроду так мило ко мне так не обращались. Эй, не вздумай встать, а то, чего доброго, расшибёшь своё смазливое личико.

Теодор действительно намеревался соскочить с лежанки, но голова его закружилась, и он вынужден был опуститься на постель, поливаясь по?том от слабости. В комнату вкатился Жоффрей, его узкие губы растянулись в улыбке:

– Однако ты и впрямь вымолил свою жизнь, дохляк. Недаром ты молол молитвы. Наверное, так надоел Господу, что он решил оставить тебя здесь, чтобы ты не докучал ему своим нытьём на небе.

Тео беспомощно озирался. Он никак не мог сообразить, куда угодил. Последнее, что он запомнил, был сундук, притороченный к экипажу. Тем временем в комнату прошмыгнули двое мальчишек и с любопытством уставились на больного.

– Ну, чего вытаращились? ? прикрикнула старуха. ? Еда сама себя не принесёт. ? Мальчишки метнулись прочь, а старуха присела возле лежанки и вкрадчиво спросила:

– Ну, малец, надеюсь, ты вошёл в разум и можешь назвать себя?

Несмотря на слабость и растерянность, Теодор тотчас насторожился и, с минуту помолчав и припомнив садовника из поместья Борегаров, произнёс:

– Меня… меня зовут Ашиль, мадам. Ашиль Марэ, ? бросив беглый взгляд в сторону незнакомца, который поразил его своим видом, торопливо прибавил он.

– Откуда ты?