Книга Греха

– Если я был среди вас… – обрываю фразу.

– Был? Разве ты не есть среди нас? Или ты думаешь уйти так просто? – она смеётся. Её смех звучит по-старчески. – Просто выйти из игры?

– Я хочу назад.

– Нет уж, милый. Ты либо с нами, либо против нас.

Пауза. Слышно только, как Юля пьёт коньяк из бокала. Пьёт его вместе со своей кровью.

– Я думала так же, как и ты. Можно выйти. Можно сбежать. Но было слишком поздно. И потом я поняла – это не наказание. Это счастье, чистое, стопроцентное счастье, которое не дано испытать каждому человеку. Мы свободны, Даниил! Неужели ты не понимаешь?

– Свободны в чём? – кидаю окурок в бокал с коньяком.

– В поступках. Мы вольны делать всё, что угодно. Нас не держит страх. Нам всё дозволено, потому что единственный сдерживающий фактор для человека – это страх расплаты. Но, поверь мне, Даниил, когда ты знаешь, что скоро умрёшь, знаешь от чего именно, то тебя ничего не держит. Да, первое время тяжело, невыносимо, но потом у тебя вырастают крылья. Это кровь божья.

– Или дьявольская.

– А где гарантия, что дьявол или тот, кто исполняет его обязанности, не есть сам Бог, а Бог не есть дьявол, а? Кто это тебе сказал? Если всё это Бог, и на всё воля Его, то как происходит то, что происходит?

– Это болезнь.

– Пусть это будет болезнью, но она помогла нам стать богами!

– Вы постоянно говорите о Боге, но разве Бог завещал вам право решать, кому и когда умереть? – говорю я.

Её глаза поводит поволокой. Она резко подаётся вперёд. На миг я отчётливо вижу перед собой злобную старуху.

– А кто дал Богу право обрекать меня?

– Ты!

– Я? – она швыряет бокал на ковёр.

– Ты спросила меня, для чего я пришёл к вам, – мне становится легче, – я скажу. Я ждал того, что изменит мою жизнь, потому что напоминал себе пустую тыкву на Хэллоуин. В ней пылал огонь. Ад, действительно, был внутри меня. Я забивал голову пустяками, чем угодно, лишь бы не быть наедине со своей пустотой. И чем дальше я шёл, тем всё больше утопал в пороке. Развлечения становились опаснее, а пустота внутри ширилась. Тогда я попал к вам. На мгновение я ощутил себя действительно живым, но лишь на мгновение. Тыква перестала быть муляжом. Она стала гнить и заражать тех, кто рядом. Пора уничтожить её.

Я выдыхаю.

– Забавно, – Юля закуривает, – тыквы, пустоты. Какой-то маскарад. Только в этом маскараде нельзя снять маску. Она стала твоей кожей, Даниил.

– Так для чего вовлекать в маскарад тех, кто не хочет в нём участвовать?

Она молчит. Я вижу, как по её лбу ходят морщины. Она трёт фурункул на щеке и говорит после паузы:

– Не надо за всех. Речь идёт о тебе. Либо нанимаешься в актёры, и тебе за это платят, либо становишься участником массовки.

Я встаю с кресла и забираю недопитую бутылку коньяка. Ещё раз захожу в туалет, чтобы вывернуть себя наизнанку. Мне хочется верить, что очищение желудка приведёт к очищению разума.

Когда я выхожу за двери, Юля говорит мне вслед:

– Я всего лишь жертва, Даниил.

– Мы все жертвы, – я закрываю дверь.

Глава шестая

I

Мы приветствуем друг друга нацистским жестом, вытягивая руку перед собой. Некоторые при встрече бьют себя кулаком по сердцу. Это не по уставу, но сложно отказать себе в лёгком позерстве.

На сцене наш лидер. Его фамилия Яблоков. Так он себя нарёк. Мало кто знает, что в его свидетельстве рождения значится Александр Исаевич Табакман.

Его речи пространны и эмоциональны, а потому так эффективны. Он разглагольствует о русской идее, гражданской позиции, любви к Родине.

У него щуплая фигура и дефект левой ноги. Впрочем, на сцене это не так заметно. Там он кажется могучим исполином, возвышающимся над толпой карликов, вещая им свои сокрушающие манифесты. Он говорит гулким, уверенным голосом, который хорошо слышен во всех уголках зала. Периодические он внезапно замирает в патетической позе и кидает отрывистые, резкие фразы. Понять его несложно. Он говорит о безработице, голоде, перспективах. Почти каждую мысль он заканчивает словами: «Так не должно быть! Мы изменим это!». В такие моменты толпа в зале взрывается аплодисментами. Как только она успокаивается, Яблоков один за другим, будто пули, пускает обещания.

Я стою в толпе, рассматривая людей. Они величают себя истинными патриотами, пришедшими освободить свой народ от вечного рабства. Стараясь изо всех сил выглядеть взрослыми, они совсем забыли о том, что детство по-прежнему сидит в их сердцах и разуме. Это жуткая смесь из ребяческих иллюзий и взрослых пороков.

Общество попыталось предложить им идеологию служению успеху. Родители завещали им учиться, строить семью и находить перспективную работу. Но они задали вопрос: «Что дальше?». Они отвергли прежние ценности, но так и не нашли новых. Их мысли и желания диктует вождь. В одних кипит обида на жизнь. В других клокочет и просится наружу юношеская агрессия. Третьи просто бесятся с жиру, ища новых развлечений.

Их глаза абсолютно одинаковы. В них зиждется странная сентенция пустоты и близости великого свершения. Туманные, сонливые взгляды устремлены куда-то вдаль, где реет только им ведомый флаг победы.

Лидер кидает им свои громогласные обещания, и над толпой всё явственнее вырисовывается купол рая, где каждый может удовлетворить собственные желания и обрести счастье.

– Мы могучей дланью сотрём с лица земли зарвавшихся раввинов! Пришло наше время! Пора, русские, восстать и заявить о себе! Заявить не словом, а делом! Пора отомстить за невинно пролитую кровь наших предков! Сколько замучили они в своём жутком тоталитарном строе? Скольких положили в извечном желании наживы? Они топчут нас своими копытами. Они убивают миллионы русских людей, а сами вечно причитают о Холокосте. Но мы пришли! И мы непобедимы!

Толпа победоносно ревёт, взирая на Яблокова теми же пустыми глазами. Им не интересна политика. Им нужна новая религия, и они находят её здесь.

СМИ называют такие сборища проявлением фашизма. Расизм, фашизм, антисемитизм… какая разница? Уже тошнит от всех этих измов. Все хороши. Любое такое сборище – оптовая продажа низменных идей.

Всё давно проплачено. Если бы не было таких организаций, то не было бы и власти. Русским фашизмом выгодно прикрывать другие, куда более страшные вещи, происходящие в государстве. Идеолог сионизма Теодор Герцль в своём дневнике писал, что антисемитизм выгоден, прежде всего, самим евреям.

Яблоков всё больше распаляется на сцене. Он декламирует:

– Есть русские герои! Подлинные герои, которые на обломках звезды Давида возведут могучие стены новой великой державы. Они здесь, среди нас!

Во всём виноваты жиды. Весьма универсальная сентенция.

Странное дело, большинство людей, которым я должен сказать «спасибо», были евреями. Моя учительница литературы, привившая мне любовь к чтению. Первый работодатель, взявший меня стажёром на приличную зарплату. Врач, спасший меня от перитонита.

Плазменный экран сзади Яблокова вспыхивает, и на нём появляются кадры «славных деяний». Осквернение еврейских кладбищ. Избиение раввина. Ножевое ранение кавказца. И хит вечера – кадры из автобуса.

Видно, как дёргается камера. Руки оператора дрожали. В кадре трое здоровых молодчиков, они бьют кавказскую семью. Пауза. И плач маленькой азербайджанской девочки. Порванная розовая юбка. Полные боли глаза.

В таких организациях все должны быть повязаны кровью.

Экран гаснет. Яблоков поворачивается к толпе. Люди замерли. Наверное, сейчас они прозреют, вспыхнут праведным гневом и разнесут эту сцену, а Яблокова линчуют.

Раздаются неуверенные, тихие хлопки ладоней. И вдруг раздаются аплодисменты. Они ревут, восхищаясь увиденным зрелищем. Слышатся возгласы «ура» и «слава».