Писец. История одного туриста

– Милорд, зайдите завтра, я подготовлю для Вас.

– Но они нужны мне сегодня!

– Дорогая, принеси 10 фунтов, будь так любезна. Это для нашего дорогого гостя, – сказал я так, чтобы услышали наверху.

Я хотел поскорее избавиться от этого милорда – полагаю, вы меня понимаете.

Жена Сэндлера вышла на лестницу.

– Я не знаю где ты хранишь деньги, – сказала она.

– Милорд, зайдите завтра, очень Вас прошу. Мне нужно уладить кое-какие дела.

– Хорошо, я зайду вечером! Завтра! Вечером! Сэндлер! Ты слышишь?

Я кивнул, а добрый джентльмен с длинной шпагой ушёл.

Я запер за ним дверь, сел за стол и задумался.

Итак, выяснилось, что Kewpie, по всей видимости, был ростовщиком. Вероятно, думал я, этот аристократ – не единственный клиент Сэндлера, и мне нужно было искать тайник, в котором тот прятал деньги. Я догадался, что ключ в кармане жилета лежал там не случайно, тем более, что он не подходил ни к одному замку в доме.

Следующим утром я дождался пока дети уйдут в школу, дал Жене пару-тройку шиллингов и отправил за обновками. В тот день она казалась счастливой и даже любезничала со мной.

Пока я был в доме один, я обыскал весь первый этаж, спальню, но денег не нашел.

Я поднялся на чердак – там валялся пыльный хлам, но монет не было.

Я полагал, что вряд ли Сэндлер прятал деньги вне дома, поэтому продолжил поиски. Я обстучал стены, пол, потолки, но снова не нашёл того, чего искал.

Вы, наверное, решите, что я отчаялся и плюнул на деньги? Нет! Напротив, пока я занимался поиском денег, желание воспользоваться капиталом Сэндлера выросло до невероятных размеров, и я знал, что рано или поздно всё равно найду клад доброго ростовщика.

Потом пришёл чей-то слуга и отдал мне долг какого-то господина, а я вздохнул с облегчением.

Вернулась жена, но надела новое платье, которое купила-таки на выданные мной шиллинги, и снова куда-то ушла.

А вечером пришёл усатый и любезный должник с длинной шпагой, получил свои 10 фунтов и, ко взаимному удовольствию, свалил. Я запер за ним дверь и пожелал ему не возвращаться из Гвинеи никогда.

Но деньги ростовщика не давали мне покоя, знаете ли. И ещё меня мучили вопросы. Если у Сэндлера водились фунты, то почему мы жили в стеснённых условиях? Почему не было обеда? Почему порции мяса были такими скромными? На эти вопросы я ещё ответить не мог.

В субботу я впервые ступил за порог дома Сэндлера. Избежать того чудесного обряда я, пожалуй, не мог – мы пошли всей семьёй в синагогу.

Я надел выходной костюм Сэндлера – он висел в шкафу в спальной комнате, а мой милый Kewpie не протестовал.

За прошедшую неделю я научился надевать модные кальсоны и нашейные банты, но на людях испытывал некоторую неловкость за свой непривычный наряд, хотя все горожане были одеты так же, как и я.

Улицы Лондона меня не удивили – кое-где они были мощёными добрым камнем, а на некоторых и пезантские телеги и кареты знатных господ утопали в грязи.

Нечистоты вываливались прямиком на улицу и чудесные запахи с непривычки удушали.

Если я старался обходить навозные кучи, то лондонцы этим не утруждались.

Кареты на любой вкус – простенькие и шикарные, большие и поменьше проносились с бешеной скоростью – приходилось даже уворачиваться, иначе пришлось бы валяться в навозе и хрипеть в беспомощности.

Со мной здоровались многие прохожие люди, причём, делали это с особенной и нарочитой учтивостью, а я тут же подозревал в них долбаных клиентов Сэндлера.

В Лондоне того времени было множество строек – богатые особняки вытесняли жалкие лачуги, а город, по всей видимости, разрастался с невиданной скоростью.

И у христианских церквей, и у синагоги, как муравьи, роились нищие и разные английские оборванцы. Они требовали милостыню и я дал им пару-тройку звонких монет.

Голодранцев было такое количество, что приходилось применять силу и пробивать себе путь.

Некоторые знатные христианские прихожане использовали для этого шпаги в ножнах – они били ими нищих как палкой, а так как у меня шпаги не было, и быть не могло, потому что евреям шпага не полагалась, то в какой-то момент попрошайки так озлобили меня своим наглым поведением, что я принялся пинать их ногами – ноги евреям иметь не запрещалось.

Какая-то беззубая грязная старуха жестом пожелала мне смерти на колу, а жена Сэндлера отвесила доброй, но пожилой уже женщине оплеуху, да такую, что если бы у бабки оставались ещё какие-нибудь зубы, то они вылетели бы со свистом. Вероятно, беззубость старухи была следствием её дурного характера.

Такие диковинные нравы и образы удивили меня в тот день, но я, конечно же, не подавал вида.

03

Как сейчас помню, евреи молились на первом этаже большого здания в Сити, недалеко от Тауэра.

Мы разделились – жена с дочкой пошла в женскую молельню, я с сыном Сэндлера – в мужскую.

Я повторял за другими евреями всё то, что делали они, и провёл время с удовольствием – других развлечений я тогда себе ещё не нашёл.

После службы какой-то незнакомец сунул мне в руку записку и скрылся в толпе. Секретность тут же заинтриговала меня.

Но в то же время я опасался, что разгадка тайны может погубить мою миссию и меня вместе с ней. Не прошло и недели, как я поселился в доме Сэндлера, а уже появились какие-то секреты и загадки! Я начинал волноваться – полагаю, вы меня понимаете.

Я отошел в сторону и прочитал записку. А в ней аккуратными каракулями были выведены слова: «Сегодня в полночь».

Я выругался, потому что нехорошее предчувствие овладело мной в одно мгновение, но делать было нечего – в ожидании полуночи я провёл остаток дня.

Жена и дети скрылись на втором этаже, чтобы отойти, наконец, ко сну, а я сидел на кухне, смотрел в окно и томился беспокойным ожиданием.

В окне были видны силуэты редких прохожих и карет, а потом пришла тишина.

В дверь постучали, а я взял и спросил, кто там за дверью.

– Мистер Сэндлер, откройте, это я, – сказал кто-то там.

– Я никого не жду, – сказал я и заволновался ещё сильнее.

– Бросьте валять дурака! Открывайте!

Я открыл-таки долбаную дверь, а в дом влетел мужчина, и тоже со шпагой на на своём поясе, как и предыдущий клиент Сэндлера. Одет он тоже был как аристократ, и был, пожалуй, постарше Сэндлера на пару-тройку десятилетий.

– Что за шутки, Джон? Вас ведь предупредили!