– Придется полагаться на память, Рико. У вас с ней все в порядке?
Итальянец покачал головой.
– Тогда будем работать с кадровиками. Пусть составят список всех, кого вспомнят, из уволенных и имевших основания злиться на компанию.
– Организую.
Дэвид окинул взглядом разоренное пространство:
– Судя по всему, сильное было пламя. Где ваш кабинет в этой груде?
– Справа, метрах в шестидесяти, – уныло ответил Рико.
– Пропало что-нибудь из личного?
Директор пожал плечами:
– Мои дипломы. Они висели в рамках на стенах. О членстве в Институте фармацевтики и прочие. Их можно восстановить. И семейные фотографии. Фотографии не восстановишь.
– Чем вы собираетесь заниматься? Хотите переехать в Рим?
– Нет. Мне пятьдесят три года. Мой дом здесь. Отец в доме для престарелых, дети учатся в школе. Придется внимательно изучить условия сокращения.
– Господи, Рико, мы не можем себе позволить потерять вас. – Сказанное звучало совершенно естественно, но Дэвид удивился, с какой готовностью принял на себя роль выразителя позиции «Манфлекс». Прежде он никогда не олицетворял себя с компанией. Только из уважения к отцу посещал заседания правления. – Мы найдем способ сохранить семью. А пока вы нужны в Милане. Нам необходим временный офис. Сможете подыскать?
– Майкл, я умираю.
Майкл Липман резко обернулся и посмотрел на Мэнни Флекснера. Тот был серьезен, но это ничего не значило. Мэнни умел дурить окружающих его бедолаг с непроницаемым лицом. Липман часто не понимал его чувства юмора.
Отобедав в ресторане «Ратнерс» блинчиками с пивом, они по предложению Мэнни прошлись по крытому рынку на Эссекс-стрит в Нижнем Ист-Сайде. Это место кипело жизнью, было пропитано вкусными ароматами хлеба и сыра и мало подходило для трагических признаний. Но кто может предсказать, что придет на ум Мэнни?
– Я правильно расслышал?
– Откуда мне знать?
– Мне показалось, вы сказали, что умираете.
– Точно.
– Это правда?
Босс мрачно кивнул:
– Сегодня утром я был у своего врача. Недавно он посылал меня на анализы. Результаты пришли. Неоперабельный рак. Мне осталось полгода, может, девять месяцев.
Липман изумленно посмотрел на него. Ничто по-прежнему не указывало, что сказанное – всего лишь черный юмор.
– Но это невозможно!
– Именно так я заявил врачу. Все мои функции остались при мне: читать не разучился, наслаждаюсь хорошей едой и, когда хочется, приглашаю женщину в постель. Не отчаиваюсь, что не гигант в этой области, но все, что имею, в рабочем порядке. Он ответил: «Вот и хорошо. Многим не так повезло. Они чахнут и впадают в отчаяние». Я, по крайней мере, уйду с размахом. Я сказал, что не верю ему. Он предложил заключить пари. Хорошо, доктор, согласился я, ставлю пятьдесят баксов, что доживу до Дня благодарения. Не сомневался, что куш мой. Но доктор настаивал, чтобы мы положили деньги в конверт и оставили в его приемной, поскольку он не хочет тревожить моих душеприказчиков. Вот тут меня проняло, Майкл. Моих душеприказчиков. Он говорил на полном серьезе. – Мэнни вздохнул, его губы дрогнули. – Я не стал заключать пари.
– Вам надо перепровериться. – Липман старался быть искренним, но, переваривая печальную новость, невольно прикидывал, как она повлияет на его будущее. Он поверил тому, что сказал босс.
– Чем больше анализов, тем больше причин для расстройства. – Мэнни поморщился. – Нет уж, покорнейше благодарю. Предпочитаю провести последние дни на земле с пользой – буду грабить банки, пока есть силы.
Он повернулся к женщине за фруктовым и овощным прилавком. Наверное, она слышала его последние слова, потому что ее глаза округлились.
– Не обращайте внимания. Несу что попало. Сколько стоят ваши ананасы? – Он выбрал самый крепкий из кучи. – Ты часто покупаешь ананасы, Майкл? Они могут выглядеть снаружи хорошими, как я, а начнешь резать, внутри гниль. Не обижайтесь, – сказал он продавщице. – Я возьму вот этот.
Они дошли до конца торговых рядов и повернули обратно на Деланси-стрит.
– Все не так плохо для «Манфлекс», – продолжил Мэнни. – Будут перестановки в руководстве, но мы справимся.
Липман покрылся мурашками.
– Моя доля акций перейдет к Дэвиду, у него будет контрольный пакет, и все образуется.
– Вы прочите его на роль председателя? Дэвида? – Липман старался сохранить небрежный тон, но не мог скрыть потрясения.
– Перефразирую Шекспира: некоторые рождаются управленцами, другие достигают этого навыка, третьим же, как моему сыну, приходится мириться с ролью.
– Рынку это не понравится, – заметил Липман, равнодушный к величию классика.
– Не понравится, что меня сменит Дэвид?
– Что уйдете вы, – дипломатично ответил он.
– А какой у меня выбор?
– Справедливо, – кивнул, помолчав, помощник.
– Ему потребуется твоя поддержка.
– Он может рассчитывать на меня.
– И твоя хватка в бизнесе. У тебя она есть, а у него нет.
– Разумеется, я помогу ему. – Майкл Липман говорил как на автопилоте. Новость о болезни Мэнни была неприятна сама по себе. Но перспектива получить в председатели Дэвида…
Мэнни переложил ананас в другую руку, а правую положил помощнику на плечо.
– Спасибо, Майкл. Не надо говорить, что акулы будут ходить кругами, но я верю в своего мальчика. Мне нравится, как он формируется. Если хочешь знать, вчера вечером я звонил Рико. Дэвид прекрасно справляется, а закрывать завод – непростое дело.
Этот навык вскоре может пригодиться гораздо ближе к дому, цинично подумал Липман, а вслух произнес:
– Вы ему сообщили?
– О чем?