Зеленая мать

– Я вообще не принимаю участия в вашей игре, – напомнила Иезавель. – Из всего, чем занимаются смертные, я умею только готовить.

– Но я же не смогу сыграть это… это «ржавое железо», – сказала Орб. – В крайнем случае я могла бы помогать тому, кто за это возьмется. А сама я пою только то, что знаю.

– Делайте уже что-нибудь! – крикнула одна из сиделок. – Может, им и это сгодится!

– Разыграем сценку, – предложил гитарист. – Как у Луи-Мэй с Дэнни! Мы будем показывать, а ты петь и играть.

– Ну начинайте же! – крикнул кто-то из пациентов и ударил кулаком в стену. Остальные поддержали его одобрительным шумом.

– Что угодно! – прошипела сестра.

– Но я не актриса! – запротестовала Иезавель. – Ночью я умею делать только одно, и будь я проклята, если займусь этим сейчас!

– Давай-давай! – сказал гитарист, взяв ее под руку. – Ничего особенного от тебя не требуется. Просто стой тут и смотри на меня, а я буду смотреть на тебя. Орб что-нибудь споет, а мы ей немного подыграем. С ее магией это вполне может сработать!

– Начинайте! – закричал еще один пациент и начал стучать ногами об пол. Вся палата последовала его примеру.

– Заткнитесь вы, чудики! – завопил гитарист. – Как мы, по-вашему, будем играть в таком шуме, да еще без аппаратуры? Будет тихо, тогда и начнем!

Топот утих. В палате наступила тишина.

– Ладно, Орб, – сказал гитарист. – Поехали.

Орб установила арфу и положила пальцы на струны. Она была полностью готова, если не считать одной маленькой неувязки – от волнения все слова вылетели у нее из головы.

– Не могу ничего придумать! – прошептала она в ужасе.

– Возьми любую из наших песен, – прошептал в ответ гитарист. – Может, проглотят!

Но с памятью Орб что-то случилось. Не удавалось вспомнить ни одного номера из их репертуара. Это было как болезнь – приступ страха перед зрительным залом. И от этого страха вся музыка улетучилась из памяти девушки. Слишком много всего произошло с ней сегодня вечером. И странный поступок Ионы, одним махом разрушившего их, казалось бы, устоявшееся благополучие, и песня, которую она пела, чтобы помочь друзьям… Все это настолько измотало Орб, что у нее, похоже, просто не осталось магии.

– Поверьте мне, если… – начала сестра. Она смотрела на пациентов и заметно нервничала. Больные уже снова собирались стучать ногами. Один Бог знает, что может произойти потом. Нельзя предсказать поступки безумцев.

«Поверь мне, если…» Орб будто увидела эти слова, написанные на листе с нотами. Пальцы девушки забегали по струнам арфы, и она запела.

Поверь мне, если дивные черты, Что взор мой услаждают ежечасно, Должны увянуть завтра, как цветы, Подобно легких фей дарам прекрасным.

И тут Орб с ужасом поняла, что она поет. Это же ничего общего не имеет с тем, что хотят услышать несчастные больные! Однако ничего другого в голову не приходило, да и эти слова подсказала больничная сестра. Так что теперь оставалось только петь и надеяться на магию.

Но пациенты не стали топать ногами. Они слушали! Возможно, их поразила сама неуместность песни. Гитарист смотрел на суккуба, как будто перед ним стояла прекрасная и невинная юная девушка, а она, в свою очередь, зачарованно глядела на молодого наркомана.

Орб продолжала петь, забыв о себе и думая только о зрителях. Удивление сменилось каким-то другим чувством. Теперь все взгляды в палате были прикованы к застывшим друг напротив друга силуэтам юноши и девушки. А они видели только друг друга – невозможно юные, неопытные, неуверенные в себе, но отчаянно влюбленные.

Нет! Вечна настоящая любовь И быть не может предана забвенью.

Так к солнцу обращен подсолнух вновь, Когда земля уже покрыта тенью.

Песня кончилась, но никто не шевельнулся. Все зрители сидели неподвижно, как изваяния, и глядели на импровизированную сцену, где так же неподвижно застыли гитарист и суккуб. Нечто подобное, только слабее, проявилось при первом исполнении «Дэнни».

И тут Иезавель повернулась, и Орб увидела ее глаза. В них стояли слезы.

Внезапно Иезавель пошатнулась. Потрясенный гитарист метнулся к ней и успел подхватить до того, как она упала на пол.

Прямо из стены показался огромный нос Ионы. Рот Рыбы распахнулся. Гитарист взял Иезавель на руки и шагнул туда. Орб вскочила, схватила арфу и кинулась за ними. Зрители даже не шевельнулись.

Иона захлопнул пасть и поплыл прямо через помещения больницы, сквозь людей и стены, как будто это были всего лишь иллюзии. Вскоре они достигли крыши и поднялись в небо. Куда теперь?

Гитарист отнес Иезавель в ее комнату и осторожно уложил на кровать.

– С ней все в порядке? – взволнованно спросил он.

Орб опустилась на колени и, как могла, осмотрела Иезавель.

– Думаю, да. По-моему, это обморок. Но я не могу понять почему.

– Взгляни на ее лицо. Она плачет…

– Не знала, что демоны способны плакать, – ответила Орб.

– Она просто смотрела на меня, а ты пела. И вдруг эти слезы… – Юноша покачал головой. – Боже, как она прекрасна! Наверное, я люблю ее.

– Но она же суккуб! – воскликнула Орб. – Ей сто лет!

– А я ее поцелую.

Орб была поражена. Гитарист встал на колени рядом с бесчувственной женщиной и поцеловал ее в губы. Иезавель вздрогнула и протянула руки, чтобы обнять молодого человека, но тут же уронила их снова.

– Нет! – сказала она. – Я не имею права!

– Не имеешь права? – переспросил гитарист.

– Играть подобную роль. Я не… Я никогда… Ох!

Иезавель отвернулась, и слезы снова брызнули из ее глаз.

Гитарист растерянно обратился к Орб:

– О чем она?

Орб уже поняла:

– Эта песня… ну, увлекла ее. Но ведь она демон и целый век жила, как подсказывало ей проклятие. Она считает, что не имеет права притворяться тем, чем ты ее считаешь.

– Я знаю, кто она! – возразил гитарист. – А посмотри, кто я! Господи, да когда ты пела…

– Думаю, что демоны способны плакать, – продолжила Орб. – Вероятно, ей никогда раньше не доводилось плакать и это ее потрясло.

– Значит, она…