Любимая бывшая жена

Потом включился монитор, радостно заявляя на всю палату, как сильно присутствие Эмили влияет на его кровяное давление. Он чуть не сорвал с себя электроды, но заметил, что она так же взволнована.

А затем его накрыло желание. И это было невероятно. Их всегда тянуло друг к другу, поэтому они не вылезали из постели первую неделю их брака.

«Если ты думаешь, что я верю хоть одному слову из услышанного мной, то сильно ошибаешься».

Сидя на заднем сиденье машины, Хавьер улыбнулся. Он всегда знал, что в Эмили скрывается огромная сила воли. Познакомившись с ней, он по уши влюбился в нее и думал, что проведет с ней всю свою жизнь. Он ошибся. Причем ошибся так фундаментально, что едва не сошел с ума.

Зачем Эмили приехала? Она могла позвонить в больницу, Ренате или Габи. Но она этого не сделала. И, судя по времени ее приезда, она вылетела первым же рейсом. Вспоминая больницу, он почувствовал шокирующее облегчение, а потом сильное замешательство. Потому что Эмили бросила его, не сказав ни слова. Хавьер жаждал наказать ее. Ему захотелось разыгрывать амнезию и выяснить, как поведет себя жена, которая оставила его, но потом ему стало совестно. Он знал, что ему придется сказать ей правду, как только выпишется из больницы, потому что не настолько обнаглел, чтобы заставлять Эмили изменить свою жизнь ради его благополучия.

Лечиться в доме Ренаты Хавьер отказался. Он точно знал, как именно мать позаботится о нем. Ему стало тошно, когда он вспомнил свой спор с матерью.

– Сын должен быть с матерью! – заявила Рената.

Она не сказала: «Разреши мне присмотреть за тобой» или «Давай вылечим тебя». Мир, как обычно, вращался вокруг Ренаты. Сестра Хавьера бросала на него сочувственные взгляды. Ему было крайне неприятно, что Габи терпит истерики Ренаты, но, когда он несколько лет назад предложил сестре переселиться к нему, Габи отказалась, настаивая на том, будто Рената нуждается в ней.

Хавьер глубоко вздохнул. Манипуляциям его матери нет конца. Если она поведет себя как прежде, то помолчит по крайней мере несколько дней, а потом выйдет с ним на связь как ни в чем не бывало и попросит у него денег.

У него будет время, чтобы наконец разобраться с Эмили раз и навсегда.

Он вспомнил, как Аннализ говорила, что он врет насчет жены или прячет ее в своем доме.

Хавьер стиснул зубы и сжал кулаки. Он слишком долго игнорировал прошлое, и его нельзя больше избегать.

Его телефон зазвонил как раз в тот момент, когда машина двигалась по кольцевой развязке и по узкой мощеной дороге в нижней части города. Его ассистент, зная об истинном состоянии его памяти, был убежден, что один из банковских счетов Хавьера взломали.

– Такого не может быть, – твердо ответил он, зная, как надежно защищены его активы.

– Сэр, у меня иное мнение. За последние три дня было потрачено почти девять тысяч евро.

– Три дня? – переспросил Хавьер.

– Простите, сэр. Я раньше не замечал активности на этом счете, а поскольку вы были в больнице, я…

– Номер счета?

Дариен назвал серию цифр, которые Хавьер знал наизусть. Это был счет, к которому не прикасались годами, даже за несколько месяцев до того, как Эмили покинула Испанию. Он уже собирался спросить Дариена, что оплачивалось с этого счета, но машина свернула на извилистую дорогу, ведущую к дому, в котором он когда-то жил с Эмили, и Хавьер начал подозревать, на что были потрачены деньги.

Эмили прикусила губу. Наверное, она переборщила с последней покупкой. Она оглядела помещение, на преображение которого потратила три дня и невообразимую сумму денег. Она чуть не поморщилась, увидев ярко-розовую полосу на двух массивных полотнах, которые она установила в гостиной. Но они были не так уж плохи, в отличие от полутораметрового керамического попугая. Эмили не сомневалась: даже потеряв память, Хавьер не поверит, что он впустил такое чудовище в дом.

Когда она заставит Хавьера признаться в том, что он лжет, она вернет ему все до евро. Она сможет применить кое-какие вещи для своих будущих проектов. Сами по себе предметы интерьера не были ужасны, если не считать попугая, просто они совершенно не подходили для этого дома. Эмили размышляла, сможет ли использовать предметы в проекте в Сан-Антонио, когда услышала шорох шин по гравию у дома, и по ее спине пробежала дрожь. Упрекая себя за глупость, она помахала руками на раскрасневшиеся щеки. Теперь, когда Хавьер рядом, она волновалась и чувствовала себя живой впервые за последние месяцы.

Звук закрывающейся автомобильной дверцы прервал ее мысли, пока она возилась с довольно нелепой расшитой кружевом льняной скатертью, которой накрыла красивый стол. Услышав стук в дверь, Эмили подпрыгнула от неожиданности.

Как только она открыла дверь, все ее отрепетированные заявления сгорели дотла на ярком послеполуденном солнце. Именно поэтому женщина уставилась на мужчину в дверях. Тоска по прошлому, а не желание разлилась по ее венам, отчего у нее покраснели щеки и чаще забилось сердце.

На мгновение Эмили забыла о том, что проводила в этом доме многие часы в одиночестве, а Хавьер работал. Она чувствовала себя одинокой и потерянной без друзей и без возможности завести их, боясь стать женщиной, растворившейся в своем муже и полностью зависящей от него.

В белой рубашке и светло-коричневых брюках Хавьер совсем не походил на легкомысленного, очаровательного юношу, в которого она когда-то влюбилась. Он по-прежнему был самоуверенным, высокомерным, упрямым и решительным, но стал мужественнее. Ширина плеч, легкие морщинки вокруг глаз и рта, легкая седина в волосах и щетине прибавляли ему импозантности и ничуть не умаляли грубой силы, обрушившейся на нее мощной волной.

Его густые темные волосы были зачесаны ото лба, а волевой подбородок, из-за которого Хавьер выглядел дерзким, так и манил к поцелуям. Ей захотелось вцепиться руками в его рубашку и затащить в дом, как она часто делала в первые месяцы их брака. Заметив, как сверкнули его глаза и он едва заметно стиснул зубы, жена из чувства самосохранения шагнула назад, пропуская мужа в дом.

– Добро пожаловать домой! – сказала она, не сводя с него глаз, отыскивая на его лице признаки удивления, которые могли бы его выдать.

Что она сделала?

Эти слова звучали в его голове, когда он нарочно растянул губы в улыбке, скрывая поразивший его ужас. За три секунды Хавьер оглядел все вокруг и понял, что должен лучше следить за выражением своего лица.

– О чем ты? – спросила Эмили, скрестив ноги в лодыжках и слегка наклонив голову, приготовившись рассказать об изменениях в доме.

Он озадаченно нахмурился.

– Ты что-то поменяла? – спросил он, оглядываясь, словно имел в виду дом.

Он повернулся к Эмили как раз в тот момент, когда его жена открыла рот от удивления.

– Твои волосы. Ты их подрезала?

Ее голубые глаза сверкнули. Она была в ярости, и ему это понравилось. Эмили превратила их дом в берлогу, и Хавьер с трудом сдерживался от замечаний.

– Вообще-то, я их отрастила, – ответила она с легким рычанием, и он едва не улыбнулся.

Он указал на свою голову.

– Извини, память меня подводит, – тут же солгал он.

Он подошел к Эмили, которая стояла у стены, и посмотрел на уродливую льняную скатерть на любимом столе. Яркие цветовые акценты в гостиной, если честно, пугали его до смерти.

Эмили была такой хорошенькой в белой блузке и закатанных до щиколоток джинсах! Глядя на ее босые ступни, Хавьер вспомнил, как Эмили хихикала, когда он их целовал. Воспоминание спровоцировало знакомый гнев по поводу того, что жена предала его и бросила.

Он приблизился к ней, и она вытянула шею, глядя на него снизу вверх, настороженно, округлив глаза. Эмили внимательно следила за ним, когда Хавьер медленно наклонялся к ней все ниже. Она могла увернуться в сторону, но не сделала этого. Теплый запах ее кожи дразнил его, подталкивая к ней и усиливая желание. Когда Хавьер оказался к ней вплотную, она разомкнула губы в легком вздохе, а он повернулся и поцеловал ее в щеку.

Напряженные мышцы живота надавили ему на ребра, и он не сдержал резкий вдох от боли. Гнев Эмили в мгновение ока сменился беспокойством, и она положила руку ему на плечо.

– Ты в порядке? – взволнованно спросила она.

– Да, – сказал Хавьер, отмахиваясь от ее вопроса, несмотря на сильную боль, которая снова и снова накатывала на него, и усталость.

Он никогда не чувствовал себя таким слабым и ненавидел свое нынешнее состояние.

Если бы он подождал хотя бы секунду, то увидел бы сочувствие в голубых глубинах ее глаз, но он этого не сделал, преодолевая собственный дискомфорт.

Хавьер неуверенно прошел в гостиную, щурясь при виде ярко-розовых картин, которые Эмили принесла в комнату. Он был уверен, что они стоили неприлично дорого, отчасти потому, что у его жены всегда был хороший вкус, даже когда она пыталась доказать обратное. Кроме того, он знал, сколько она потратила за прошедшие три дня.

Он плюхнулся на новый и крайне неудобный диван у дальней стены, впечатленный тем, чего Эмили добилась всего за три дня. Но он был готов заплатить любую сумму, чтобы вернуть свой прежний диван. Твердая холщовая подушка не помогала избавиться от напряжения и боли, которая с каждой секундой усиливалась. Подняв глаза, он уставился на здоровенного белого керамического попугая.

Похоже, в его жену вселился дьявол.

Хавьер быстро вдохнул и опять почувствовал острую боль. Он был готов признать, что солгал, и даже хотел извиниться перед ней за то, что заставил ее приехать сюда. Но после того, что его жена сделала с домом…