как был чуток и нежен он с ней.
Но лишь только заря заалела вдали,
пробиваясь в предутренней мгле,
появился бальи, и ее увезли
к серым скалам у Па-де-Кале.
И она из Кале на большом корабле
отплывала от отчих земель.
Об изгнаньи ее ни канцоны, ни лэ
не сложил ни один менестрель.
А к утру, в белом мареве Дуврских скал,
вдруг увидела, словно во сне:
пролетел-проскакал словно счастья искал,
статный рыцарь на белом коне.
В том, что Бог есть любовь, и сомнения нет:
в сердце рыцарь был вмиг поражен.
Повеленьем планет то был Плантагенет,
принц несчастный по имени Джон.
Поднялся по скале он в предутренней мгле,
чтоб приветствовать солнца лучи.
И увидел красавицу на корабле,
чьи глаза – словно звезды в ночи.
И, уже, зачарованный ей до конца,
о других и подумать не мог.
Только грезил улыбкой, овалом лица,
безупречностью грудей и ног.
А она с корабля шла, как пленник к врагу
входит в путах, чтоб выйти рабом.
Вдруг узрела слугу на морском берегу
и портшез с золоченым гербом.
Привезли ее к темной стене городской,
когда гаснут лампад фитили,
и над Темзой рекой в королевский покой
две служанки с почтеньем ввели.
Был принц Джон куртуазен, как папа Анри,
безупречно красив и учен,
и встречал ее стоя, у самой двери,
хоть и в мантию был облачен.
– О прекрасная дева! – сказал ей принц Джон, -
я своей благодарен судьбе.
Пусть я права на трон бессердечно лишен,
но могу быть слугою тебе.
Но улыбка не тронула дамы уста,
и она отвечала: «Сеньор!
Королем была выдана я за шута
и весь род мой пятнает позор.
Мне не лестны признанья твои и слова.
Я твердила уже королю:
есть на сердце мое у другого права.
Я любила его и люблю.
– О, мадонна! – воскликнул принц Джон наконец,