Все воспрянуло из мглы.
С негой юга сны востока
Поэтические сны,
Вести, гости издалека,
Из волшебной стороны, –
Все для северного сына
Говорит про мир иной;
За картиною картина,
Красота за красотой:
Тишь и сладость неги южной,
В небе звездный караван,
Здесь струей среброжемчужной
Тихо плачущий фонтан.
И при месячном сияньи,
С моря, с долу, с высоты
Вьются в сребряном мерцаньи
Тени, образы, мечты.
Новых чувств и впечатлений
Мы не в силах превозмочь:
Льешься чашей упоений,
О, таврическая ночь!
Вот татарин смуглолицый
По прибрежной вышине,
Словно всадник из гробницы
Тенью мчится на коне.
Освещенный лунным блеском,
Дико смотрит на меня,
Вдруг исчез! и море плеском
Вторит топоту коня.
Здесь татарское селенье:
С плоской кровлей низкий док
И на ней, как привиденье,
Дева в облаке ночном.
Лишь выглядывают очи
Из накинутой чадры,
Как зарницы темной ночи
В знойно-летние жары.
VII.
КАЛОША.
(Е. Л. И.)
В чаду прощального поклона
У вас, в последний вечерок,
Как молодая Сандрильона,
Оставил я свой башмачек.
Нет, лучше слог кудрявый брошу,
И реализма ученик,
«Оставил я свою калошу,»
Скажу вам просто на прямик.
Одну, у вашего порогу,
Благополучно я надел:
Но вспомнить про другую ногу
Я, растердишись, не сумел.
Все так дышало обаяньем
И негою в ночной тиши,
И вы под месячным сияньем
Так чудно были хороши,
И месяц так свежо гляделся
В морскую синюю волну,
Что сам невольно засмотрелся
Я и на вас и на луну.
И кто ж тут память не утратит?
Кому до ног и до калош,
Когда тебя восторг обхватит
И поэтическая дрожь?
Конечно, тепел вечер южный,
И ночь нагрета зноем дня;
Здесь осторожности не нужны,
Но зябки ноги у меня.
Прошу вас оказать услугу,
Мне и разрозненной чете;
Пришлите верную подругу
Моей калоше – сироте.
Когда-то – но теперь все плоше,
И время уж совсем не то –
Сказал бы, что у вас с калошей
Еще забил я кое-что.
Но это кое-что – напрасно
Дерзнул-бы я вам в дань принесть: