– Сюда мы поставим заводских производителей. От кооперации. Лошадь настоящую дадим… Для мужика лошадь, сами знаете, – первое дело! На скотном быков заведем племенных. Кооперация, Сергей Сергеич, дело большое, нужнейшее дело… Сейчас крестьянство поняло выгоду…
От конюшни к амбарам, от амбаров подошли к бывшей людской – большому каменному дому.
В открытые окна вырывался свистящий вздох рубанка.
– А тут что?
Сергей Сергеевич осторожно заглянул в окно.
– Читальня с библиотекой будут здесь… Мужик зерно привезет, в очередь, понятно, вот и будет здесь пережидать. И чайную здесь же откроем… Лекции читать будем. У вас этого не было, Сергей Сергеич?
В словах Егора Петровича мертвая усадьба оживала и начинала биться огромным сердцем, связанным тысячами нитей с раскинувшимися окрест деревнями и селами. Егор Петрович увлекался, забывал, что перед ним дворянин-помещик, бывший владелец усадьбы, ненавидящий зеленой ненавистью все, что от революции. Забывал и многое другое, незабываемое, и говорил страстно, убежденно, с непоколебимой верой в будущее.
Из-под круглых желтых очков Сергей Сергеевич посматривал на простецкое лицо Егора Петровича, и просачивалось в душу ему, вопреки самым закоренелым верованиям, обидное:
"А что, если правда? Если все будет так, как говорит этот нахватавшийся в городе мужик, холуй".
И сказал поспешно:
– Ничего не выйдет из этого!
Егор Петрович чуть улыбнулся.
– Почему?
– Хозяев много! А настоящего нет!
– Это вас-то?
– Ннет… мы свое отжили!.. Заботится человек и старается только о своей собственности, а когда много хозяев…
Егор Петрович прищурился.
– Мы, Сергей Сергеич, тоже собственники, – тряхнув головой, сказал он. – Только есть у нас с вами разница… У вас, например, – усадьба, а у нас – куда глаз хватит! А глаз у мужика на всю землю. Вот оно что! Чтоб на всем земном шаре одно хозяйство зашевелилось… Вот ка-ак!..
– Твой отец у моего деда в конюхах был, – произнес Сергей Сергеевич.
Егор Петрович сбоку посмотрел на Королева.
Снял картуз и, зайдя наперед, поклонился.
– Спасибо вам, Сергей Сергеич, и деду вашему!
– На конюшню посмотрел и вспомнил, – добавил Сергей Сергеевич.
– Так, так, – сказал Егор Петрович. Помолчал и тихо спросил: – Все припомнили-то?
Шли по саду.
Мимо барского дома липовая аллея вела на обрыв.
У обрыва на круче, над рекой, остановились.
Сергей Сергеевич вздохнул.
Здесь мечтал он о постройке воздушного моста.
– Собор-то как хорошо видно… – проговорил он, смотря на видневшийся за чернолесьем город.
– Все по-старому, только вот… Припомнили-то все? – с настойчивостью, но тихо повторил Егор Петрович.
Сергей Сергеевич раздумчиво посмотрел на него.
– О чем вы?
Егор Петрович подошел к Сергею Сергеевичу в упор.
Увидел под желтыми очками забегавшие глаза. И глотнул подступившую к горлу злобу.
– Ничего не забыли?
Ладонью провел себя по оттопыренному боку Сергей Сергеевич, а другой рукой поправил очки.
Егор Петрович перевел дух и шепотом спросил:
– Ли-зу-то?
Сергей Сергеевич попятился.
– Тут вот, на этой круче… Помнишь, что ль? Гговори, гад старый! – зарычал Егор Петрович.
Как железные крючья, впились его пальцы в сюртук и тело Сергея Сергеевича у самых мышек и встряхнули с бешеной силой.
Из оттопырившегося сюртука просыпались пачки, перевязанные ленточками и ниточками: николаевские сотенные, пятисотки, акции, еще что-то.
– А-ай! – взвизгнул по-бабьи Сергей Сергеевич и одной рукой тщетно пытался удержать очки.
Расставив ноги, Егор Петрович оторвал его от земли и вскинул над головой.
– Спущай, спущай его, ирода, в кручь! – засипело вдруг около.
Кучум, раскорячившись, снизу всмотрелся в Сергея Сергеевича и, натужившись, заблеял:
– Ар-р-ря!!!
На одно мгновенье, раскрылив черный сюртук, Сергей Сергеевич замер в страшном взлете над обрывом, над мутными бурливыми водами.
В этот момент над садом, над рекой и над всей усадьбой прошел гулкий вздох.