Кто я?

– А ты чё заблудился, Степан? Вроде не в свою сторону потянул?

– Тебе что за дело? Куда хочу туда иду!

– Э нет, парень. Что б по нашей улице ходить не худо бы у меня разрешения спросить.

– Да что ты? Хозяин уличный выискался.

–А если хозяин, так что?!

У Степана настроение было и так не ахти, Надюшка не дается погладиться, не посмотрит ласково, а тут еще этот Васька задирается. Правда парней с Колядо четверо, а барабинские уже ушли далеко, да была не была. Степка отвернулся на миг и вдруг с развороту, изо всей дури заехал парню в глаз. Василь покатился на родную мать сыру землю. Завизжали девчата, парни кинулись на выручку своему. Степан успел хлестануть одного, другого. Получил сам по зубам и по горбу, после чего поспешил уносить ноги. Колядинские не погнались, только погрозились в след.

Утекая скорым шагом, Степан думал об одном, как теперь видеться с Надей. На её улицу дорога закрыта. Васька подлец на это и рассчитывал. «Эх, зря я ввязался в драку. Ладно, перемелется мука будет».

Надя же, и ложась уже спать, думала: «Не нравится мне ни тот ни другой. А кто нравится, на меня не смотрит. Вот ведь беда. Если бы Ваня прислал сватов, вот было бы ладно. Ах, ты Господи, а если Степка правда придет свататься? Что делать? Нет папка меня не отдаст за этого хулигана. Папка меня любит изо всех. Нет не отдаст». – С тем Надя и уснула.

Степан – же, решая казалось бы неразрешимую проблему, движения по запретной теперь для него улице, нашел единственно верное и простое решение. « Всё хватит! Сосватаю Надю и заберу в свой дом. Нечего откладывать. И пусть Васька умоется».

Степан со сватами явился через пару дней, в воскресенье. Надя, сидя в другой комнате думала как быть. Воспитана она была в духе почитания родителей и безусловного подчинения воле отца. Отец глава в доме, он решает, что и как следует делать; в вопросах замужества дочери тем более. Коли спросят девушку желает ли она идти за этого парня замуж, должна отвечать – «Как папенька с маменькой скажут».– Когда Надю позвали пред лицо родителей и сватов, она так и ответила: «Как папенька с маменькой».-

И вдруг услышала от родителя: «Иди с богом».– У нее и ноженьки подкосились.

Как бы там ни было, а поженились и «стали жить поживать, да добра наживать.»

Насчет нажитого добра это не особо, а вот работы в её жизни всегда хватало.

– «С конями я с детства, любого запрягу. Как – то в войну дело было, попросила у бригадира коня, по дрова. А он и говорит: «Один Серко остался, других нету – ка. Хошь бери, не хошь как хошь».– А Серко этот баб не любил: как увидит бабу сразу бежит за ей – кусаться над. Сколь бабенок напугал, близь к ему подходить боялись. Я говорю: «Давай Серка». – Взяла узду и пошла. Эх, он увидал меня и скорее летит кусаться. А я дождалась когда подбежал поближе, да как удилами его по морде резнула. Что ты думаешь? Стал как шелковый. Других бабенок так и продолжал гонять, а меня боялся; подхожу когда над, запрягаю – хоть бы что». -

«Кони, они как люди – все понимают. – подхватывал отец – Вас в школе там учат дескать одни инстинкты. Кабы вы с наше повозились с конями, по – другому заговорили бы. Вот у меня был Гнедко, сам воротцы открывал: зубами веревку подымет, воротцы откроет, и поминай как звали. А вас там учат. …А как на забой коня ведут, он плачет, настоящие слезы текут; понимает, а идет!» -

От сестры Зины услышал я как -то рассказ о том как плачут коровы. В неимоверно тяжелые военные годы они с мамой ездили на корове по дрова, зимой. – «Вот когда я узнала, что коровы тоже могут плакать. -Говорила сестра- А жалко то ее как; я сама реву, а что поделаешь, надо; а то вовсе пропадем».-

–«А сколько волков раньше было – страсть – рассказывала мама- Бегу раз домой с заимки а он на копне сидит».-

– «От они тоже удумали одну девчонку на заимку отправлять. От молодцы ни чего не скажешь!»– возмущался отец.

–А чё делать , папка болел , а мама с маленькими ребятишками .

–Не столько болел сколько от работы отлынивал.

– Нет ты не знашь , шибко болел . А меня больше всех любил , ни когда ,ни разу пальцем не тронул. Вот Физке той доставалось. А ей все равно неймется – только отлупит, а она уже опеть что ни будь вытворит, хоть убей. Я как увижу, что он ее лупит, сразу в слезы; а один раз без памяти упала. Папка говорит: «Ты че же это, девка, делаешь? Я же не тебя бью, а Физка не раз на день лупанцов зарабатывает». – Но после этого случая и ее бить перестал. Шибко меня любил. Когда едет всегда привезет подарочек. Я ведь послушная была: мине еще говорят, а я уже бегу делать».– Послушной мама была всю жизнь. И всю жизнь провела в тяжких трудах: в колхозе, на свинарнике, на кирпичном заводе, в пимокатне. Подруги за неутомимость в работе прозвали её заводной машинкой.

Пимокатня была одним из производств нашей знаменитой промартели; официально именовалась сапоговаляльным цехом. Опишу коротенько весь процесс. В начале овечью шерсть теребят на специальных машинах – теребаках, кои работают непрерывно с шумом, грохотом и воем ременных передач. В воздухе висит облако мельчайшей пыли, состоящей из шерстинок, овечьего навоза и песка. Затем валенки закладывают, то есть придают им первоначальную форму. На этом этапе они размером во весь стол, как будто предназначаются великанам. Затем их катают в других машинах, которые гремят и визжат не меньше теребак. Далее горячая катка: заготовки замачивают в слабый раствор соляной кислоты, при температуре около 90 градусов, и катают в следующей машине. Затем набивают на колодки, доводят вручную и сушат в специальной печи. Наконец чистят пемзой и сдают на склад готовой продукции. Пимокаты всю смену дышат пылью и парами кислоты; в цехе жара, как в Африке, поэтому люди часто глотают холодную воду,зимой бывает с ледком, от этого у них « крошатся зубы». «Пимокат за жизнь съедает пуд шерсти», – это их поговорка.