Сказка о справедливости

Сказка о справедливости
Петр Рингсон

Гном Тибальд отправляется на поиски таинственного и прекрасного Фэйри-Града. Пройдя через весь сказочный мир и преодолев страшные испытания, он достигает своей цели. Там Тибальд узнает Истину, к которой так стремился: то, что мы видим – лишь иллюзия, гномы – не гномы, и феи – не феи, и деревья – не деревья и даже камни – не камни. Но кто же сам Тибальд? Лучше бы ему об этом не знать, ведь как сказала повелительница этого мира Фата-Моргана: "Тот, кто не знает чего хочет, становится всем …"

Часть первая. Сказочное царство

Глава первая, повествующая о Тибальде, гномах и подземельях

Однажды жил да был глубоко под землей гном. И звали его Тибальдом. День и ночь он добывал золото и драгоценные камни. Так повелось в их славном гномьем царстве Дорфии. Его отец добывал золото, отец его отца добывал золото, и отец отца его отца добывал золото.

Нелегок был труд гнома. Вставал он ни свет ни заря – какие же свет и заря могут быть глубоко под землей, – одевался, умывался из ручья, что протекал поблизости, и брел в Рабочие Пещеры. Глубоко жил гном, а Рабочие Пещеры находились гораздо глубже. Там всегда было темно и сыро. Вечная тьма и вечный сумрак были уделом маленьких бедных созданий, трудившихся в лабиринтах подземелий. Даже дождевые черви и кроты не забирались так глубоко!

Спустившись в Рабочие Пещеры, Тибальд подвешивал к потолку Магический Бриллиант. Бриллиант тускло мерцал, освещая стены подземелий, а Тибальд уныло долбил породу; удар за ударом, тук, тук, тук… Магический Бриллиант служил гному и часами и освещением – единственным средством, разгонявшим невыносимую тьму.

Много сокровищ скопили его предки, такие же гномы, как и он. Алмазы, изумруды, сапфиры, аметисты… Целые россыпи драгоценных камней! Но все они хранились в сундуках Пещер Сокровищ. Крепко заперты были эти сундуки. Магические заклинания защищали труд бедных гномов от рук и глаз любителей поживы. Неисчислимые проклятия были бы уделом смельчака, вскрывшего магические замки. Жизнь существа, осмелившегося открыть сундуки, превратилась бы в ад. Но кто посмел бы проникнуть в это царство вечной тьмы и страха!

Все тусклее и тусклее становился свет Бриллианта. Когда его полностью поглощала тьма, Тибальд погружал все, добытое за день, в мешок и в темноте двигался, сгибаясь от тяжести, в Пещеры Сокровищ, еще глубже под землю. Там он сбрасывал свой мешок и произносил магическое заклинание для открывания потайных замков: «Ахолифт»; замки, скрежеща, открывались, гном перекладывал туда свои сокровища и на ощупь в полной темноте брел назад. Магические замки закрывались сами.

Ходили слухи о гноме, который забыл магическое заклинание для открывания Пещеры Сокровищ. Он попытался открыть замок вручную при помощи инструментов для добычи руды. Провозившись несколько часов, он наконец вскрыл замок. Вернувшись в Спальные Пещеры, он рассказал о случившемся своим товарищам. На следующий день гном пропал. Его никто не видел еще несколько лет. Однажды гномы, возвращающиеся с работы, нашли останки его тела, разбросанные по Пещерам Сокровищ – они были так искромсаны и истерзаны, как будто какое-то страшное чудовище долго грызло и терзало несчастного. С тех пор гномов учили этому заклинанию с самого рождения, а взрослые повторяли его каждую свободную минуту.

Погрузив содержимое мешка в сундук, Тибальд шел назад. Он проходил через Пещеры Смерти, Рабочие Пещеры, Пещеры Сумрака и наконец доходил до Спальных Пещер. Там он вставлял Бриллиант в магическую подставку, падал в изнеможении на свою каменную кровать и засыпал. Просыпался он от тусклого света Бриллианта и снова брел на работу. Так заканчивался Бриллиантовый День и наступал новый. В гномьем царстве днем называют время, когда Магические Бриллианты тускло светятся.

Раз в сто двадцать три дня свет Бриллианта менялся на более яркий, фиолетовый. Наступал Фиолетовый День Похвальбы. В этот день Тибальд поднимался в Пещеру Похвальбы и встречал там своих товарищей. Гномы собирались в углу пещеры, где стояли Магические Весы. Старейшина гномов Мадор громко выкрикивал имена товарищей, и чаша весов поднималась или опускалась в зависимости от того, сколько сокровищ было добыто. Гномы, которые добыли меньше линда – так называлась минимальная гномья норма, – исчезали. Ходили слухи, что они навечно вмурованы в камень в Сумеречных Пещерах. После исчезновения нерадивого Гнома светильники в Пещере вспыхивали ярче, и Весы провозглашали: «Гному – гномья смерть!» По рядам подземных жителей проходила дрожь…

Наконец похвальба заканчивалась. Гномы садились за столы. Они проводили этот праздник, сравнивая добытые сокровища, сплетничая, поедая стронну и бропс – изысканные лакомства всех подземных жителей – и вспоминая исчезнувших товарищей. А Магические Весы громко хвалили добытчиков. Но когда светильники тускнели, гномы опять возвращались в Спальные Пещеры…

Как-то, в один из Бриллиантовых Дней, Тибальд, как всегда, копал руду. День выдался очень плохой. Кирка отлетала от твердой породы стен, не оставляя следов. Прошло уже полдня, а стена выглядела так, будто ее и не касались инструменты. Мешок под ногами гнома оставался пуст. Провозившись еще несколько часов, Тибальд решил покопать в другом месте.

Собрав свои инструменты, он переместился в дальний конец пещеры. Положение не улучшилось, кучка драгоценностей на земле не росла. Гном, наложив на кирку и молоток двойное магическое заклинание твердости, продолжал работу, но кирка все так же отскакивала от стены. Время шло, и страх медленно одолевал Тибальда. Он бормотал про себя:

– Если так продолжится еще несколько дней, меня ждут Сумеречные Пещеры.

Наконец Бриллиантовый День подошел к концу. Закинув свой почти пустой мешок за плечи, Тибальд налегке поплелся наверх. Вечный сумрак подземелий на этот раз показался ему еще мрачнее и страшнее. Густая тьма навевала невеселые мысли. Проходя мимо Спальных Пещер, Тибальд съеживался: ему мерещились десятки гномов, с осуждением уставившихся на его добычу.

Ночью он не уснул: слишком реальной была угроза смерти. Не прошло и часа, как гном встал и поплелся вниз в Пещеры Сокровищ. Новая Пещера, в которую Тибальд был послан на этот раз, не порадовала его. Несмотря на упорный труд вдвое больше обычного, гном опять не добыл ни крошки. Наконец подавленный и испуганный, Тибальд двинулся обратно.

– Что с тобой? Почему ты так согнулся? Осторожно, не упади, – услышал он окрик, вздрогнув от неожиданности.

Это был его приятель Вака.

– А чему радоваться, – прошептал Тибальд, – Взгляни на мой мешок.

Вака, высокий гном с непозволительно короткой бородой и до неприличия коротким колпаком, посмотрел на него.

– Через два дня День Похвальбы, а у тебя ничего нет…

– Да, быть может, мне осталось жить всего несколько дней.

– Всему причиной – твое настроение. Чего ты такой грустный? – весело поинтересовался Вака.

– Да уж, будешь тут грустным!

– Вообще-то, у меня есть связи, ведь я знаю самого Мадора!

– Ты? – не поверил Тибальд. – Мадора?

– Я! Мадора! – еще больше развеселился Вака.

– Так ты мне сможешь помочь?

– Я тебе помогу, – твердо и уверенно сказал Вака. – Вот увидишь, завтра ты соберешь столько сокровищ, сколько никогда не собирал. Веришь?

– Я тебе верю! – приободрился Тибальд, и глаза его заискрились надеждой.

– Тогда иди в свою пещеру и спи, ни о чем не тревожась, а завтра тебя ждет успех!

И окрыленный Тибальд, бодро зашагал наверх.

Вака не соврал; на следующий день, когда гномы шли на работу, Тибальда направили в самую богатую пещеру Дорфии, Золотую Пещеру.

Эта пещера буквально искрилась от драгоценных камней. День работы принес гному такую гору сокровищ, которую он не добывал и за год. В полной темноте счастливый Тибальд возвращался в свою спальню и раздумывал.

– Ведь даже в таком темном царстве, среди сумрака и сырости, существуют настоящие друзья, готовые прийти на выручку в самые сложные моменты жизни.

Он уснул счастливым. Проснулся Тибальд от фиолетового свечения Бриллианта. Начинался День Похвальбы. Гному позволялось пробыть в постели в этот день несколько лишних минут. Он лежал, представляя себе, как сам Мадор громко вызовет Тибальда, как Весы оценят добычу и как изумятся его собратья. Да, для этого стоило жить! Затем он медленно поднялся, оделся и, натянув свой колпак, направился к выходу из Спальных Пещер.

Тибальд шагал вместе с толпой других гномов. Нескончаемый фиолетовый поток продвигался в сторону Пещеры Похвальбы. Казалось, сам воздух был фиолетовым от сотен фиолетовых светлячков, носившихся в воздухе. Топот башмаков сливался в сплошной гул. Это был праздник, долгожданный праздник после непрерывной череды похожих друг на друга дней унылого труда и страданий. В наиболее широких проходах танцевали гномы, танцевали так лихо, что даже самые неисправимые ворчуны не могли не пуститься в пляс. Подземные жители были нарядно одеты. Головы их украшали специальные красочные фиолетовые колпаки.

Вокруг Пещер Угощений толпились десятки гурманов, набивавших свои животы лакомствами, которые в обычные дни были строго-настрого запрещены. На столах-конусах, вершины которых покоились на полу Пещеры, красовались самые изысканные и вкусные блюда: и гревания, и дорфония, и карлений, от одного взгляда на который у Тибальда потекли слюнки. Наш гном смело подошел к толпам гурманов и, отломив здоровенный кусок карления, с аппетитом его съел. Множество удивленных, завистливых и злорадных взглядов устремились в его сторону, ведь Тибальд был довольно беден и никогда не позволял себе приближаться к Пещерам Угощений в Дни Взвешиваний, когда цены подскакивали до небывалых размеров.

– Тибальд – четверть линда, – пропел откуда-то сверху мелодичный голос.

Гном гордо отошел от Пещер Угощений и твердой походкой зашагал в сторону Фиолетовой Пещеры. Он хотел поделиться своими успехами с товарищами, но никого не встретил. Вака куда-то задевался, Гнамус, наверное, уже ушел вперед.

– Интересно, – рассуждал Тибальд, – вот бы знать кто мои родители, братья и сестры. Вот эта гномиха около стены, быть может, она и есть моя мать, а тот маленький гномик, выглядывающий из толпы, быть может, это мой брат.

Тут он прикусил язык: гномам запрещалось знать что-либо о своих родителях, и даже попытки рассуждать об этом жестоко карались.

Проходя мимо Пещеры Родов, он бросил быстрый взгляд в сторону прочно закрытых дверей: оттуда не доносилось не звука. Мысли опять засуетились в его голове, гном пытался понять, почему все что касается рождения и родственников, покрыто тайной, но в конце концов решил, что это, быть может, и справедливо, ведь семейный гном меньше думает о главной задаче своей жизни – добывании сокровищ, что плохо влияет на его работу.

Коридоры Дорфии напоминали клубок змей, вылезших погреться на солнышке: они подчас круто спускались, временами резко поднимались наверх, переплетаясь и разветвляясь. Новичку было бы довольно просто заблудиться, но для гномов это был дом, они ориентировались в коридорах Дорфии лучше, чем в своих семи пальцах, к тому же заблудившийся гном рисковал опоздать на работу, – преступление, жестоко карающееся в Дорфии.

Обычно в Фиолетовый День гномы, двигаясь к Пещере Взвешивания, выбирали самые широкие проходы, но все равно каждый раз несколько несчастных погибали, задавленные толпой. Главное было не мешкать, Тибальд это знал, поэтому зорко смотрел по сторонам.

Наконец все гномы прибыли в предпохвалебное подземелье. Эта пещера не вмещала всех новоприбывших, поэтому многие подземные жители ожидали в близлежащих проходах. Стены залы были окрашены в фиолетово-серый цвет. Именно такой цвет должен был настраивать новоприбывших на праздничный лад, при этом не позволяя им забыть о своих основных обязанностях.

Предпохвалебная Пещера более всего напоминала рабочий фартук Тибальда, широкая у многочисленных входов и сильно сужающаяся при переходе в Фиолетовый Зал. Через маленькую перемычку между этими двумя помещениями за раз могли пройти лишь три гнома, причем их взгляд должен был быть немедленно устремлен в дальний угол, где должны были появиться Великие Весы. Сама перемычка же состояла из нескольких арок. Каждая арка все больше отрезала входящих от внешнего мира, заставляя их ощутить всю важность предстоящего взвешивания. Перед входом в сам Зал Взвешивания гномов окутывала полная темнота, а затем вспыхивал ярко-фиолетовый свет. Под невидимым, но очень хорошо ощутимым взглядом, входящий занимал свое заранее отведенное место.

Наконец невидимый голос объявил: «Фиолетовый день!», и огромные и величественные двери, открывающие вход в перемычку со скрипом, отворились.